Бог глядит на своих сыновей,

Головою печально качая.

Не укрыто от Бога ничто,

Только тех посвящает Он в чудо,

Кто и в мыслях не делает то,

Что греховно, безнравственно, худо.

Если чувство сошлось правоты

С ожиданием вашей же пользы,

Не творите перстами кресты —

Бесполезны молящие позы…

+++

В Судный день вышел Дьявол из мглы,

Ткнул перстом в полудикие массы:

«Си подлунные люди подлы, -

Жарить их на подсолнечном

Марксе!»

И раздул под котлами искру,

Кочегар межпланетной Авроры.

Звездный предок воскрес на юру,

Ждал суда, онемев от позора…

+++

Газету «Правда» рвал ладошкой,

Две полу-«Правды» получал,

Крутил из первой козьи ножки,

Курил, вторую изучал.

Читал мне про соревнованья,

Потом ворчал, измяв статью,

Что умножающий познанья

Лишь умножает скорбь свою.

Лил в рюмки слезы осторожно:

«Эх, паря!.. Старость — не беда:

С беззубым ртом смириться можно,

Но с безъязыким — никогда!»

НА КРЕСТЕ

То ли кривды его одолели,

То ли правды…

И в доску кривой

Он седьмой понедельник недели

Спал в подвале, голодный и злой.

Думал думу на мусорной куче,

Собутыльникам буркал: «Не трожь!

Болтунов ничему не научишь.

А на умных — тоску наведешь».

Поминал все кремлевское чЕртом,

На супругу мотал головой.

Напивался — лежал, словно мертвый.

Бросил пить — и лежит,

Как живой.

И глядит вызывающе смело,

И слова не срываются с губ,

И ожогов не чувствует тело

На кресте

паровых труб…

+++

В костюме довоенных лет,

В шапчонке одноухой

Побрел к могиле сына дед

С больной женой-старухой.

Кругом на много верст — поля,

Заросшие в тревоге…

Почти за кладбищем земля

Бугрилась у дороги.

То ли от слякоти, от слез —

Дороги шире стали,

И на могиле след колес

Лихой шофер оставил…

Вот здесь и гнулся дед Егор

Со вздохами, со скрипом:

Нарыл по-новому бугор

И колею засыпал.

Потом безмолвная тоска

Плеснула из бутылки,

И мутный запах буряка

Качнулся над могилкой.

Дед осушил стакан глотком

И выдохнул: «Э-эх, черти!

При жизни ездили на ем,

Теперьча — после смерти!..»