Я подумала, что этому человеку я хотела отдать половину своей жизни и вступиться в битву со смертью. Вдруг черное стало белым, а белое — черным. Все перемешалось.

Так глупо. Так наивно.

Арне сидел в шапке и свитере, потому что в последнее время стал замерзать.

Вещи полетели в мой чемодан. До самого вечера я не произнесла ни слова. Кай не стал вмешиваться, понимая, что в этой ситуации лучше принять все, как есть. Он пытался говорить о том, что самое главное — принять ошибку и раскаяться. Сказал, что все мы не идеальны. Но у меня в голове стучало только одно: отец врал мне.

Весь этот день он провел в полном здравии. Я осознала, что даже элементарная вещь, как Боги и смерть — была очередной мерзкой ложью.

Мой отец был моим всем. Даже мое первое слово было «папа». Он стал моей душой. Моими мыслями. Моим сердцем.

Вечером мать зашла в мою комнату.

— Отец лежит на диване, — сказала она. — Йон и Кай, кажется, смотрят с ним сказки.

— Я рада, — пробормотала я, откинувшись на кровать. — Объясни, как так можно? Насколько прочным должен быть твой бронежилет, чтобы вытерпеть такое?

Теперь слова матери об изменах приобрели глубинный смысл.

— Потому что мы всегда ищем хороших людей, но никто из нас не застрахован от ошибки. Ты спросила тогда, жалею ли я, что сошлась с отцом. Я отвечу тебе на этот вопрос.

Я повернула голову и посмотрела на мать, которая села на край моей кровати:

— Не жалею, потому что у нас появилась ты. Однажды я вела себя, как и ты сейчас, когда узнала о его поступке. Мне было стыдно, что я бросила карьеру и выбрала семью. Но знаешь, наверное, я — большая дура, раз радуюсь тому, что у меня есть не деньги и положение в обществе, а маленькая Герда.

Я закрыла лицо руками, пытаясь сдержаться.

— У каждого в этом мире свое счастье. И, может, ты будешь радоваться большому дому, а может будешь наслаждаться маленьким пространством. Уметь видеть большое в маленьком и огромное в большом — истинное счастье. Оно похоже на то, словно ты видишь Богов.

И мать просияла. В тусклом свете лампы я увидела женщину в годах, которая искренне радовалась тому, что я была какая-то незначительная. Женщину, которая простила и приняла все на себя.

— Твоему отцу предложили стать моряком. И он бы ушел в большое плавание, забыв о тебе и обо мне. Но он переступил через это и выбрал тебя.

— Но почему? — я села на кровати, вытирая слезы. — Почему обязательно надо жертвовать чем-то великим ради чего-то маленького? Неужели в этом и есть счастье?

— У каждого, — сказала мать, — свои весы, на которые он кладет жертву. Все мы чем-то жертвуем. И у кого-то его жертва весит тонну, а у кого-то всего лишь пару грамм. Но обязательно каждый приносит свою жертву. И если ты решишь выбрать весь мир для счастья, то это будет правильно. А если откажешься стать великой, то это тоже будет верным решением. Для меня, например, ты — весь мир.

Мать погладила мою щеку. Ее руки стали грубыми, но такими же теплыми, как и всегда.

Как непредсказуема жизнь.

— Герда! — Кай влетел в мою комнату. — Твой отец… ему плохо.

Мы с матерью сорвались с мест и помчались вниз. Там, на диване, перед телевизором, лежал отец. Он кашлял и тяжело дышал. Маленький Йон гладил его по лбу и пытался успокоить.

— Папа! — крикнула я, падая перед ним. — Папа, ты чего? Ты специально? Скажи, что это твое очередное вранье!

— Я вызвал врача, — сказал Кай. — Господин Арне, все будет хорошо, потерпите.

Отец улыбнулся:

— Боги, наверное, уже стоят у дверей дома.

— Какие Боги, папа? Прекрати! — я обняла его за шею.

— Знаешь, я рад, что ты узнала об этом. Очень хорошо, что я уйду с чистой совестью на тот свет.

Да какой тот свет? Меня злит это! Прекрати!

Я хотела заорать на него, ударить, чтобы он не нес бред. Потом подняла голову и увидела морщины на лице, трясущиеся губы и седые волосы, выбившиеся из-под шапки. Я увидела то, что все время отказывалась в нем видеть.

Старость.

— Нет, так нечестно! — закричал Йон, выбежал из комнаты и помчался на улице в одних ботинках и домашней одежде.

Мы с Каем побежали за ним. На улице было холодно и страшно. Иссиня-черные тучи нависли над морем, а оно само бушевало, как ненормальное. Черешня залаяла, подбегая к нему.

— Эй, Боги, посмотрите на меня, посмотрите! — он замахал руками. Кай хотел схватить его и затащить в дом, но я остановила его. — Боги, послушайте! — кричал ребенок. — Дайте моему дедушке дожить до утра! Я не прошу у вас целый год, а прошу лишь одну ночь. Его дочь не успела простить его! Боги, прошу!

Он махал руками и кричал это в море. Черешня лаяла на волны, бьющиеся о берег. И словно по волшебству, ветер стал дуть намного слабее. Йон рассмеялся:

— Спасибо вам, Боги!

Он рванул и помчался в дом. Влетел в него пулей и сел рядом с отцом.

— Дедушка, дедушка, Боги сказали, что ты можешь дожить до утра. Герда! Герда! — звал Йон. — Герда, попрощайся с отцом, он должен уходить.

Я заревела так сильно, что не смогла вымолвить и слова. Отец протянул ко мне свою руку, улыбаясь. Я видела, что он устал. Видела, что он жалеет о том, что его время закончилось.

Я бы хотела, чтобы все в этом мире жили долго и счастливо!

— Герда, прости меня за всю ту боль, что причинил тебе. И прости, что не смог сделать для тебя так много.

Мать сидела рядом. Кай и Йон обнимали ее, пытаясь успокоить. Хельга сильно переменилась в эмоциях. Она стала маленькой, беззащитной, плачущей женщиной. Ее зеленые глаза наполнились слезами, она тряслась и причитала на ее трижды любимом немецком то, что отец не должен уходить.

Я прежде никогда не видела смерть так близко. Я чувствовала ее присутствие, но внутри меня щелкало что-то называемое надеждой. Ведь так не могло случиться! Это против планов! Это не со мной!

Отец лишь тяжело дышал и смотрел в потолок, часто сглатывая слюну. Все мои эмоции танцевали в бешенном ритме. И я уже не могла точно понять, злюсь ли я на него или прощаю.

Я понимала, что его нужно было отпустить. Прямо сейчас. Не быть эгоисткой и понять, что его время пришло. Как бы сложно мне не было, я должна была смириться с подобным раскладом вещей.

Почему именно сейчас? Почему вот так? В смерти логики искать не стоит и на все эти вопросы нереально найти ответ.

Арне побледнел. Мое сердце сжалось и пропустило удар. Мне стало жаль его целиком и полностью. Стало жаль мать. И немного жаль себя. Человек, который утром веселился и отпускал шутки, лежал неподвижно на диване, задыхаясь.

— Но что мне делать после того, когда ты умрешь? — спросила я.

Отец повернул голову, попытался улыбнуться и сказать что-то важное. Но у него не хватило слов на большие слова:

— Потрать время на то, чтобы узнать свою мать. Она такая замечательная.

Эпилог,

в котором Арне становится небом.

Наутро отца не стало. Он встал и ушел. К сожалению, не своими ногами. Маленький Йон долго смотрел на смерть, пытаясь понять, что это.

— Он уснул? — спросил мальчик.

— Уснул, милый, уснул. Пусть поспит, не тревожь его.

Йон наклонился к делу, посмотрел на его бледную, немного синеватую кожу, поцеловал в лоб очень аккуратно, словно задул в темной комнате свечу и выключил последний источник света для Арне.

После его смерти ничего не изменилось. Мир продолжил существовать, как и прежде. Переменилось что-то внутри нас. И в списке моей семьи исчезла всего лишь одна строчка. Так много и одновременно мало.

Мать плакала, но Кай успокаивал ее, параллельно приступив к приготовлению похорон. Отец всегда говорил, что его тело должно быть упокоено с почестями, как этот делалось у викингов. Он не хотел, чтобы его закапывали в землю, и чтобы потом все это гнило там, под толстым слоем почвы. Он сказал, что желает, чтобы его тело погрузили в лодку, украшенную цветами, пустили в море и подожгли. Так бы он стал и морем, и ветром. Растворился бы в этом мире и его частичка всегда присутствовала со мной.