- Чем же он нам на прогулке помешает? Мы еще вдвоём успеем нагуляться, а он маленький, скучно ему, и времени в гостях всего две недели побудет. Любушка, давай вернемся, я тебе обещаю – все хорошо получится!

- Ну хорошо, раз ты так хочешь… Давай с Вовкой пойдем, мне всё равно!

По правде говоря, Люба была очень удивлена: где это видано, чтоб на свидания младших братьев с собой брали, пусть даже и двоюродных? Но перечить Геннадию в первый же вечер не хотелось, да и Вовку, действительно, было жалко. В конце концов, женихов может быть сколько угодно, а брат у нее один! И Любка уважительно подумала: какой Гена внимательный, оказывается!

Они быстро вернулись, Гена остался на улице, а Любка вошла в комнату.

Вовка чинно, как ему и было велено, сидел за столом и рисовал. По тетрадным страницам ехали зеленые танки с красными звездами, пыхая из пушек оранжевым пламенем, по синему небу летели кривобокие самолёты, и во всех незанятых местах картинки черными кустами дыбились взрывы.

Вовка удивленно уставился на ворвавшуюся Любку:

- Ты чего вернулась?! Поругались, да?

- Ничего мы не поругались. За тобой вернулись. Давай, собирайся побыстрее и пошли!

- Куда пошли? – недоумевал Вовка. - С кем? С тобой?

- Да нет же, не со мной! А с нами! Со мной и с Геной! Вместе гулять пойдем!

- С Квазимодой?! Гулять?! А он не заругается?

- Не заругается. Он добрый. Это он придумал тебя позвать, чтоб тебе не скучно было!

Вовка не верил своим ушам и никак не мог понять, что это все взаправду и вместо скучного рисования войнушки он сейчас пойдет гулять. Да не просто на улицу, а в город! И не с пацанами, а с нарядно одетой старшей сестрой. Да еще и с важным городским очкастым дядькой. Во дела-а… - только и успел подумать Вовка, а ноги уже несли его к выходу, и рот сам по себе вопил:

- Урррааааа!!!

В считанные секунды была надета и заправлена в шорты рубашка, ноги в белых выходных носках впрыгнули в единственные растоптанные сандалии, а лопоухую голову прикрыла стиранная-перестиранная панамка. И вот уже присмиревший Вовка, держась за Любину руку, выходит со двора, робко выглядывая из-за сестриной спины: а ну как Любка рассказала очкарику, как Вовка на него обзывался?!

Но очкарик, слышавший минуту назад восторженный вопль, стоял у калитки и улыбался во весь рот. Он протянул Вовке руку, как взрослому, и совсем по-простому сказал:

- Здравствуй! Меня Гена зовут, а тебя как?

Вовка, не поднимая глаз, сунул свою ладошку лодочкой и выдавил:

- Ввоввка…

Затем, набравшись храбрости, взглянул Геннадию в лицо, в, как ему казалось, страшные очки и… увидел за стёклами совсем-совсем добрые, смеющиеся светлые глаза.

- Я очень рад, что мы с тобой познакомились! – пожал Вовкину руку Геннадий и мальчик с изумлением понял, что Любин жених и правда ему рад.

- А теперь давай одну руку мне, другую Любе, и пошли быстрым шагом, пока вечер не закончился!

Вовка еще ни разу в жизни так не гулял. Почти как в кино показывают: мама, папа и ребенок. Его собственные родители работали в совхозе, папа – комбайнером, а мама – помощником комбайнера. В страду они оба пропадали в поле, приходя домой только поспать, да и то не на долго. Зимой пропадали на моторно-технической станции, подготавливая технику к новой посевной и уборочной. В селе, конечно же, отмечали праздники, но это было редко и совсем по-другому. Накрывали у Правления общий стол, взрослые сидели, ели, говорили много и скучно. И то и дело выпивали. Потом под гармошку хором пели про революцию, аж пока самим нудно не становилось. Тогда какая-нибудь из женщин сдергивала платок с головы, вскакивала из-за стола и с криком «Ваня, а вжарь-ка нашу, любимую!» заводила крикливым голосом частушки. Самые голосистые выкрикивали по очереди свои куплеты, начиналась веселая кутерьма, но Вовке, как и его друзьям-подругам, до взрослого веселья не было никакого дела. Они носились вокруг стола, играли в догонялки и в прятки, и вволю наедались пирожков с праздничного стола. Иногда удавалось стянуть у захмелевших мужиков коробок спичек или даже папироску, и это была настоящая удача. Можно было пошмалить втихаря за коровником или обменять трофеи на что-нибудь ценное у взрослых парней.

В городе же было все иначе. Вот сегодня, например, обычный день, никакой не праздник и даже не выходной, а он, нарядный, шел по чистым улицам и во все глаза рассматривал диковинные дома в два, и даже в три этажа, большие витрины магазинов, и таких же, как и они сами, праздно гуляющих людей. Больше всего Вовку поразили кусты роз, растущие прямо посреди широкой улицы, вокруг которых даже забора не было, а рвать их никто не собирался.

Люба с Геной шли довольно быстро, наверстывая упущенное (вот же дураки они с Любкой – столько времени зря потратили, пока за шторами сидели!), и Вовка, чтобы поспевать, двигался между ними вприпрыжку озорным козликом. Иногда на дороге попадалась канава или лужа, и тогда Гена считал: «Раз, два…», а на счет «три!» Вовка повисал на руках, поджимал ноги, и перелетал препятствие по воздуху, как волшебник. Это было очень весело, сердечко замирало и в животе было щекотно, и хотелось, чтобы дорога никогда не заканчивалась.

Таким спортивным темпом они быстро дошли до центральной площади и Гена скомандовал:

- Всё, дальше можно не бежать, а ходить, как вздумается и делать, что хочется! Итак, господа отдыхающие, какие будут пожелания? – склонился он в шутливом поклоне и Любка с Вовкой, забыв, что нужно держаться «прилично», принялись загибать пальцы:

- На качели!

- В кино!

- Стадион!

- В парк!

- Газировки с сиропом!

- Стоп-стоп-стоп!!! – замахал руками Гена. Давайте по очереди. И я предлагаю для начала охладиться, выпить газировки и спокойно решить, что сегодня будем делать! Идёт?

- Идёт! Даёшь газировку!!! Чур, мне сиропа двойную… Нет, тройную порцию! – с горящими глазами вопил Вовка, а Люба только смеялась и ничуть не возражала, что Гена ими всеми командует.

Они дождались очереди в автомат с водой и организовали три стакана с тройными порциями сиропа. Это оказалось очень просто, но очень смешно: бросаешь в щелку три копейки, и подставляешь стакан только тогда, когда льется сироп. Главное – вовремя его убрать и отскочить от аппарата подальше, когда шипящей струёй ударит сама газировка. И так – три раза, и только в последний раз стакан можно оставить, чтобы все-таки получился напиток, а не сплошной сироп. Любка, неумеха, замешкалась и не отпрыгнула, и ее обдало фонтаном из холодных брызг. Она визжала, как резаная, Вовка хохотал, а Гена достал откуда-то чистый, сложенный аккуратным квадратиком носовой платок вытер насухо Любино лицо и руки.

Потом они отошли в сторонку, нашли свободную скамейку и стали смаковать получившуюся вкуснятину. Любка выбрала вишнёвый сироп, Гена – лимонный, а Вовка намешал все три вида, которые были в автомате: вишнёвый, лимонный и какой-то зеленый, с незнакомым названием «Тархун». Было безумно вкусно и сладко, и жаль, что полный стакан опустел в одно мгновение. Но Гена моментально поправил ситуацию. Пока они растягивали удовольствие, он отошел куда-то на минуту и вернулся с тремя порциями мороженого в картонных стаканчиках, с воткнутыми деревянными палочками. У Вовки аж дух захватило от такой невиданной удачи: подумать только, в один день – и газировка, и мороженое…