А Захар в это время очень жалел, что Непряха не попался ему в руки для расправы.
После такой находки стражники с еще большим задором начали тыкать саблями стены, долбить глиняный пол, расковыряли глину, перерыли, как свиньи, хату, все вверх дном перевернули.
Пронырливый Непряха лез из кожи, чтобы угодить начальству, он старательно рылся во всех углах, на полке, заглядывал даже в кувшины, снял висевшее на гвозде сито - он ли не знает людской хитрости?
- А это еще что такое? - удивился Добросельский, развернув поданный стражником сверток.
- Вы же грамотный, читайте, - угрюмо ответил Захар.
- Значит, ты хочешь знать "Кому на Руси жить хорошо"? - язвительно полюбопытствовал земский.
- А почему бы и нет? - вызывающе ответил тот.
Земский давно знал (донесение старшины), что Павло Скиба читает молодежи бунтарские книжки.
- А где твой сын? - спросил земский.
Разве Захар сторож своего сына?
Мать оцепенела после слов земского.
Стражники заглянули в кладовую, на печь, на чердак.
- Смотрите, еще подожжете мне хату, - предупредил Захар.
Павла нигде не нашли.
- Мы тебе дадим новую хату, - ядовито заметил земский.
Захар беспокоился - спасся ли Павло?
- Собирайся в дорогу! - резко приказал земский Захару.
- Помолчи! - прикрикнул Захар на Татьяну, которая попробовала было по женской привычке заголосить. - Дай чистую сорочку.
В быстрой воде Псла плещутся звезды, одуряюще пахнет конопля, по всей долине раздаются песни, текут рекой девичьи голоса. Опьяненные вечерними чарами, парни с девушками разбрелись по садам, село угомонилось, уснуло, молодые сердца упиваются песнями, ласками, свободой...
Орина в изнеможении опустила голову на сильное плечо. Такой надежный, спокойный душой, Павло раскрывает ей сердце, обнимает подругу, нежит, голубит ее, и мысли его залетают далеко.
Век не забыть - люди собрались с силами и скинули власть. Еще недавно грозный, ненавистный Калитка, ныне жалкий, никчемный, бестолково топтался перед сельским комитетом, дрожал перед людским гневом. Растоптали, раздавили его, как гадину. Мстительная усмешка набегает на лицо Орины, никогда ей не заглушить в себе жгучей ненависти к нему за стыд, надругательство.
В страшные дни невольничества, когда на нее набросилась вся нечисть и Орина чуть не сбилась с ног, только весточка от Павла придавала ей силы, надежду - упорно защищалась она от проклятого Якова. Словно недавно все было, а какой беспросветной глушью, безвыходностью веет от вчерашнего дня, будто теперь другой век настал!
И уже Орина и Павло не скрываются даже от людей. Никто их теперь не осудит, они даже возбуждают сочувствие в людских душах. Кто не знает церковь запрещает им соединить судьбу перед всем светом. Ждут, надеются кто в эти дни не надеется на перемену?
Песни расстилаются на низине. Орина и Павло сидят на берегу, разговаривают. Звонко плещется быстрина. Ясные любимые глаза проникают в душу, согревают, волнуют, тело в забытьи припадает к земле, словно набирается свежих сил...
Вдруг раздался выстрел, отозвался эхом в тихой ночи. Они вздрогнули, очнулись. Кого-то гонят, ловят. Шум, крики, бегут люди, мигают фонари. Почувствовав опасность, Орина и Павло крались по огородам. Орина сбросила белый платок, осталась в тени, Павло заглянул во двор и увидел стражников.
Не убереглось село. Когда хаты заснули крепким сном, набежали стражники. Днем они не отваживались - люди в сборе, а ночью разобщены, рассеяны, бессильны. Не надо было спать в хатах.
На рассвете узнали печальные новости - три отряда стражников напали на село. Земский арестовал Захара, исправник - учителя Смоляка, а Грицка предупредили, и он успел скрыться. Пристав Дюк перевернул его хату, злой, свирепый, но ушел ни с чем. К счастью, молодежь гуляла, а то непременно взяли бы Павла, может быть, еще кого-нибудь, - урядник Чуб и старшина не забудут тумаков.
Неожиданное нападение ошеломило и обозлило село. Малодушные перепугались, не выходили из хат. Большая толпа собралась на улице, все печально поглядывали на опустевшую хату - не выйдет Захар, не обратится к людям со словом, не наведет порядка, не научит. Село словно осиротело.
- С саблями наголо повели в тюрьму...
Обступили Татьяну, расспрашивали, разузнавали. Пересказывали каждое движение, каждое слово, как держался Захар со стражниками, - крутой человек.
- Там тюрьма забита, полна, уже некуда сажать...
- Сошлют по этапу...
- Захару этап не страшен - мало ли он исходил земли по Дону, по Таврии?
Некоторые вспоминали Захарова деда, который воевал с турками. Храбрый род.
Чумакова Лукия утешала Татьяну, которая горевала, убивалась по мужу столько лет прожили, детей вырастили, - однако при людях сдерживалась: как-никак, политическая жена...
Лукия принесла каравай белого хлеба. Татьяна со слезами собиралась в дорогу, готовила узелок, харчи для Захара, приговаривая, что пойдет пешком за мужем в Сибирь. Не думала, не гадала, что судьба породнит ее с революционером. Осталась теперь одна, без хозяина, без помощи - взяли мужа на глумление, на издевательства, на казнь. Треклятое самодержавие!.. Соседи, правда, готовы вытрясти свои кладовые для Захара - за людей принял неволю председатель сельского комитета. Тужили люди: кто теперь наладит порядок? Сходились соседки, утешали Татьяну, такие заботливые, каждая рада помочь в беде. Татьяна никогда не думала - сколько приязни проявили люди.
Иван Чумак насупленно курил трубку, по-отечески советовал Павлу, говорил что-то неясное о том, что всегда готов подать Павлу руку помощи, чтобы он не падал духом. Очень полюбился парень Чумаку: хоть он и молод, а заслужил уважение в обществе. Где это видано, чтобы бородачи слушали безусого парня?
Сход тут же, перед Захаровыми воротами, выбрал по совету Павла председателем сельского комитета Грицка. Чрезмерно молчалив сегодня перед собранием новый председатель, углублен в собственные мысли. Сам он едва избежал расправы. Посильна ли ему эта работа? Захар - другое дело. Сначала Грицко отказывался, но под натиском схода все же согласился, чтобы не подумали, что стражники нагнали на него страху. Осмелился взять на свои плечи высокую ответственность - судьбу людей.
И уже Калитка зловеще выглядывает из-за тына, и урядник Чуб осмелился выйти на улицу, появиться среди людей, нагло посматривая на встревоженные лица.
Однако остерегался толпы - не каждый день стражники будут дежурить в Буймире, не одно село в уезде бунтует.
Лысая голова блестит, как лакированная, белый китель с казенными пуговицами облегает узкие плечи. Черная острая бородка, одутловатое желтое лицо, золотые очки, сосредоточенное лицо приковывает к себе внимание Захара, который непривычно сидит перед зеленым столом и следит, как белая пухлая рука быстро набрасывает чернилами на листке. Жгучие лучи падают сквозь железную решетку, паря ревматические колени, тучей висит пыль, усатый стражник с шашкой стоит около порога, и Захару становится особенно тяжка неволя, душа тоскует по белу свету, приволью, полю, лесу, ветру.
...Быстрая река Псел вьется среди зеленых берегов, роскошная капуста уродилась в этом году, сочная растительность стелется по низине, ясноголосые птицы звенят с самого рассвета, босые ноги купаются в холодной росе, которая освежает, бодрит, и голова полна птичьего гама...
Следователь спрашивает, был ли у Захара когда-нибудь агитатор из посторонних, из рабочих, не ночевал ли, скажем, большевик Нарожный, не давал ли прокламаций, не подстрекал ли к бунту, насилиям против власти и помещиков?
Захару и думать нечего. Человек разговорчивый, он охотно поясняет, рассказывает, за язык его не приходится тянуть. Так ли часто приходят к нему посторонние люди, чтобы он не помнил, не знал, кто к нему наведывался.
Действительно, был такой случай, о котором следователь напоминает Захару, он еще чуть не поссорился с женой. С дороги зашел посторонний человек, шел на богомолье, поклониться святым мощам. Жена топила печь, Захар не хотел и пускать - неспокойное время, всякие люди шатаются, кто знает, с какими мыслями бродят. Не такой уж легкомысленный человек Захар, чтобы отворять двери каждому. А затем не спи ночь, думай, что за гость... Чтоб не раскаяться... Жена и говорит: пусти божьего человека, что он нам место пролежит? Сама богомольная, а уж упряма - не переспоришь. Пустил, дали поужинать, у человека действительно узелок с образками, идет прямо в Лавру на богомолье. Положили спать, а топор Захар заблаговременно прибрал от порога. Утром позавтракали, ночлежник горячо молился, благодарил, подарил жене троеручицу - только его и видели... А что он за человек, не с волчьим ли билетом ходит - кто его знает. Немало богомольного народа ходит теперь по святым местам, хату не закроешь, совесть не позволяет, и в писании сказано - возлюби ближнего своего, как самого себя.
