— Она ждет, что я напишу ей «любовные сцены», завораживающие фразы. Иногда я пишу, и тогда она дарит мне свою чудесную романтическую улыбку и готовит обед. Кот, какое небесное блаженство — доставить ей радость, — говорил Ремарк, глядя в окно, ожидая возвращения своей Пумы.

Этот прекрасный человек сделался трагическим соглядатаем чужой любви, Сирано с Беверли-Хиллз.

По студии поползли слухи: Дитрих, прознав, что Стюарт очень любит героя комиксов Флэша Гордона, заказала его куклу в человеческий рост для Стюарта. Когда слух дошел до Дитрих, она не рассердилась, только посмеялась. Дитрих не изменилась. Она была так же взыскательна к себе, настоящим тираном в своей профессиональной жизни. Но в «Дестри», достигнув приемлемого для нее уровня игры, что она почитала своим долгом, Дитрих позволила себе расслабиться, получить удовольствие от работы. Конечно, этому способствовал тот факт, что, по режиссерскому замыслу, «кассовым» актером был Джим Стюарт. Если картина не принесет больших денег, спросят с него. После «Голубого ангела» с Яннингсом такого с Дитрих не случалось. Теперь, когда все тяготы «звездности» выпали на долю другого, она наслаждалась свободой и легкостью. Дитрих блестяще сыграла свою роль в этом фильме именно потому, что на нее не давил груз ответственности.

Она убеждала режиссера Джорджа Маршалла позволить ей сыграть сцену драки в салуне без дублерши и получила решительный отказ. Дублерш уже пригласили, сцену отрепетировали, и они сыграли бы буйную драку с обычным мастерством. Дитрих и Уну Меркель, растрепанных и окровавленных с помощью соответствующих гримерных средств, показали бы крупным и средне-крупным планом. Дитрих уговорила бы Пастернака согласиться со своими доводами, но опасность, что обе актрисы изувечат друг друга, была слишком велика. Сцену поставили для профессиональных дублерш. Но перспектива неслыханной рекламы, если Марлен Дитрих сама сыграет сцену драки, пересилила соображения осторожности, выдвинутые в качестве аргумента руководством студии. Насколько мне известно, у второй участницы злобной драки соперниц не было и шанса уклониться от нее тоже.

Мне никогда не доводилось видеть такого коловращения прессы у съемочной площадки. Обозреватели из журналов «Лайф» и «Лук», из городского вещания, из множества журналов, связанных с кино, уйма фоторепортеров. Само появление Дитрих в вестерне вызвало сенсацию, и она раздувала интерес прессы своей манерой игры, резкой и грубой, при которой все захваты разрешены.

За павильоном звукозаписи оборудовали пункт скорой помощи, на всякий случай. Дублерши, готовые прийти на смену, наблюдали схватку с боковой линии площадки. Уна Меркель и Дитрих заняли свои места, камера зажужжала.

— Уна, не мешкай, — прошептала Дитрих, — пинай меня, бей, рви волосы, колоти, потому что я сейчас за тебя возьмусь. — И тут же с искаженным злобой лицом она набросилась на Меркель сзади и повалила ее на пол.

Они пинали друг друга, вырывали одна у другой клочья волос, царапались, катались по грязному полу, позабыв обо всем на свете, пока не подоспел Стюарт, выливший на них ведро воды.

Маршалл крикнул:

— Стоп!

Последовал взрыв аплодисментов. Пресса назвала эту сцену лучшей дракой в кино со времен «Танни и Демпси». Моя мать оказалась сильнее Уны и насажала множество синяков и кровоподтеков этой милой даме. Но сама драка и сенсационное освещение этого события в прессе сделали фильм «Дестри снова в седле» кассовым, благодаря Дитрих.

Я помогала матери одеться для свидания с романтической «орясиной» Стюартом, когда без доклада вошел Ремарк и замер от изумления. Дитрих была словно статуя, обтянутая черным шелковым джерси; пьедесталом служила широкая атласная оборка цвета зеленого абсента, который повторялся в короне из мелких, тесно уложенных птичьих перьев на фоне черного тюрбана — Юнона, балансирующая на зеленоватом пламени.

— Ну и зачем ты явился? — сердито спросила Дитрих.

Я протянула матери ее театральную сумочку с изумрудной застежкой, где лежали пудреница с компактной пудрой от Гилберта и портсигар от Найта.

— Ты знаешь, что Зигмунд Фрейд скончался в Лондоне от рака?

Господи, да он только и делал, что болтал о сексе и морочил людям голову, — бросила она на ходу через плечо, подбегая к двери.

Ее «кавалер» уже сигналил снаружи.

Дитрих испытывала стойкое отвращение ко всем формам психиатрии и психоанализа и к тем, кто нуждался в «разговорах на кушетке» с незнакомыми людьми. Она, вероятно, инстинктивно боялась науки, которая вторгалась, углублялась, копалась, извлекала, обнажала — все эти опасные слова, казалось, угрожали микрокосму моей матери.

Моя близкая подруга стала звездой, настоящей звездой на студии «Метро-Голдвин-Майер». Я предсказала ей успех и теперь гордилась ею. Сожалела, что ей пришлось крепко перетянуть грудь и надеялась, что это прошло безболезненно. Не так-то просто изображать двенадцатилетнюю, когда тебе стукнуло шестнадцать. Я видела себя Дороти из «Чародея из Оз» Тото походил на моего Тедди, Злую Ведьму я знала, Добрую Волшебницу надеялась увидеть, как и дом, в который хотелось бы вернуться, а в стране Оз я жила. Не могла вообразить лишь волшебных туфелек: они всегда от меня ускользали.

Уинстон Черчилль стал Первым Лордом Адмиралтейства. Французы заняли выжидательную позицию, целиком полагаясь на Линию Мажино. Зима закружилась над Атлантикой, но ничего не произошло. Американские военные корреспонденты, которым не о чем было писать, прозвали войну «дутой». Марлен Дитрих, новая американская гражданка, впервые голосовала на съемочной площадке, где продолжались съемки «Дестри». Она понятия не имела, за кого, за что и почему она голосует. Но Дитрих, обдумывающая свой выбор, выглядела очаровательно. Отдел рекламы, организовавший съемку с целью напомнить зрителям, что она уже не иностранка, извлек из этого шоу максимальную выгоду. Американизация «Лолы» завершилась.

Премьера «Дестри» состоялась в Нью-Йорке в ноябре 1939 года и имела бешеный успех. Россия вторглась в Финляндию, и все отправились смотреть, как Грета Гарбо смеется в «Ниночке», и кое-кто понял, что гримасу мучительной неловкости вряд ли можно расценить как веселье.

В свой тридцать девятый день рождения мать посетила гала-премьеру фильма «Унесенные ветром». Фильм имел шумный успех на первой премьере в Атланте, и публика уже знала, что ей предстоит увидеть шедевр. Я слышала трансляцию по радио — приветственные возгласы, когда появились Гейбл и Ломбард, охи и ахи, когда проходили нескончаемой вереницей великолепные звезды. То был парад королей и королев Америки! Хотите знать комментарий моей матери по поводу этой вехи в истории американского кино?

— В общем, я видела все! Лесли Говард с оранжевыми волосами. Она скинула с себя вечернее бархатное платье и переступила через него. Я принялась отмачивать липкую ленту, приподнимавшую грудь Дитрих. — Девушка, которая играет главную роль, ну та, что сильно влюблена в старого приятеля Ноэла, он и красив, и актер хороший, так вот она, эта девушка, очень хороша, но та, что играет святую… глазам своим не верю! И она золовка Брайана? Нет, он такого не заслуживает.

Потом Дитрих произносила много монологов по поводу «Унесенных ветром», но этот был первым.

В Англии ввели карточную систему. Гитлер планировал вторжение в Норвегию и Данию. Россия захватила Финляндию. А я мечтала о том дне, когда мне будет дозволено надеть черное платье. Я робко попросила об этом мать.

— Что? — возмутилась она. — Дети не носят черное!

Через несколько дней в нашу квартиру в переулке принесли элегантную коробку, на которой значилась моя фамилия. Я разрезала красивую ленту, приподняла крышку, вытащила слой шелковистой оберточной бумаги — и ахнула! Настоящее, ей-богу, настоящее черное платье! Как у взрослых! Такое и Дина Дурбин не отказалась бы надеть! Я примерила платье, и оно пришлось мне впору! С тех пор, как мне купили индейский костюм, я не чувствовала себя такой щеголихой! Впервые за всю мою жизнь у меня возникло ощущение, что я выгляжу потрясающе! Я показалась Носорожихе.