Деревня мракобесие всякой власти рассматривала как природные явления - катаклизмы, периоды бедствий. (К примеру, в Хрущевское м-бесие, середины 50-х, начала 60-х, ее житель рубил яблони, либо сажал их по две-три в одну яму не по собственной дурости, а властей, введших налог за каждый ствол.) Не имея возможности бороться со стихией очередного миро-переустройства, деревня разгребала мусор последствий, устраивая свою жизнь среди переломанного... в очередной раз.
В "Столыпинские реформы" перенесли тяжелейший удар - был вбит клин в Общину. Столыпинские реформы, подвигли на переселение оставшихся, ибо земли были скудные, а население удваивалось каждые два десятка лет, и не могла на них прокормиться даже общиной. Голод, что в начале 19 века на Северо-Западе и Центральной России стал повторяться каждые несколько лет - прямое следствие перенаселенности, любой недород на этих тощих землях отныне отзывался голодом. Жадность перекупщиков (90 процентов зерновой скупки "на корню" держало в своих руках еврейство) не оставлял шансов на разрешение этой проблемы, кроме как революции или переселения.
Революционеры же ввели запрет на хуторное ведение хозяйств. В 20-30-е само понятие Общины извратили, провели "кибутизацию", сделав подделку обязательной, ее, государственным, неразумением, "ими" писанным уставом, и невозможной отдачей "за жизнь", где выгребали до зернышка, а возвращали по усмотрению "на усмирение". - "Мы победим, если монополизируем и удержим в собственных руках все имеющееся продовольствие!" - писал Ленин, и революция не заканчивалась 20 лет, до самого 1937 года - Сталинской ревизии дел и людей.
В Великую Отечественную деревня обескровила - отдав все (на Северо-Западе большинство деревень было стерто с лица земли подчистую), но не потеряла волю к жизни.
Хрущевские "укрупнения" убили как малые деревни, так и уцелевшие (недостаточно большие), что смели восстанавливаться после сожжения их фашистами.
В Брежневские времена, теряя корни, стряхивая с себя землю, деревня бежала уже невозвратно, пополняя бараки рабочих окраин. Послабления с выдачей паспортов, призывы (государственные стройки нуждались в рабочей силе) вынимали с ее земли тех, кому было нечего терять.
В 90-е (очередной Е-революцией, направленной на присвоение накопившейся общественной собственности, кражу ископаемых недр, леса, земли, воды и прочих угодий) город победил деревню окончательно, сутью - уничтожил. Именно 90-е произвели контрольный выстрел в голову, проделав то, что не удалось за тысячу лет ни христианизации, ни губительнейших преобразований, направленных против человека Общины - человека Природы.
Встряски последних 100 лет стояли на столь близких расстояниях, все, как одна, направленные против общины, были жестоки, но до 90-х не геноцидные, потому как предлагались иные, пусть бесправные, пусть "эрзац", пусть "псевдообщинные", но твердые формы, но в целом они дробили и рыхлили ситуацию, изменяя психотим трех или четырех поколений, вырывая лучших, предлагая им другие цели, и обволакивая безысходностью оставшихся, отучая их от земли. Эти действия погубили не просто Крестьянскую Общину, они погубили саму Деревню - древнейшую цивилизацию - целиком и полностью. Ликвидированы обычаи, уничтожен уклад жизни и малейшая тень возможности восстановления прежнего. Город убил деревню, именно убил. Поиск в ней этнографического материала сегодня - полная беЗсмыслица. ...для вас!
Теперь собственно об обычаях, о которых вы и слыхом не слыхали, и о календаре, о котором понятий не имели.
Итак, в перечислениях "пост-языческих" или, так называемых, "Владимировских богов" (а подавляющая часть сведений нам поступила именно из того "госпереворота"), первым, из сохраненных им на престолах, идет Перун, далее два имени одного явления - солнечного, которое никак нельзя было обойти (лишь уничтожив вся и всех): Хорс-Дажьбог. Тире в данном случае логично. Хорс толкуется как "круг" (имеется ввиду солнечный, но возможно "мировой"), Дажьбог - "все дарующий". Вместе: "круг дарующего бога" (круг - неостановочность безконечность явления), второе буквальное - "одаривающий солнцем". Вывод: мы имеем дело со ВСЕБОГОМ, хотя он имеет в кругу языческого структурного календаря свое (лучшее!) навеки закрепленное за ним место. Память о нем - "русалии", "купальная ночь" ("купало"), костры ("лиго", "раклаг" и "баклаг"), "агра" ("аграфеновы бани"), парные хождения за "цветком папоротника"...
К слову, у "балтийских славян" (тех же латышей), женщина, которая не могла понести от мужа и родить, получала в это время полную свободу, дабы попробовать сделать это с божьей помощью. В наших местах предложение женщины мужчине или мужчины женщине (и никаких иных вариаций!) могло звучать так: "Не пойти бы нам поискать цветки папоротника?" Случались ли несогласия, сие нам неводомо.
(Любопытно, но по древним (языческим?) обычаям замужняя женщина начинала считаться рабыней мужа, если не уходила от него раз в году на три дня, тем сохраняя, если не возможность, то хотя бы видимость своей свободы)
И весьма кстати (хотя и не приписанным к "русалиям"), мужской обязанностью выступало утешение вдовы, когда та, на одной из "восьми" структурных линий (8 марта, однако), теплила свечу на окне, разводя тем как бы собственный "вдовий костер" - призывая на него. (И еще раз - представляете, как озадачен был бы варага, пройдя по современному городу, и узрев обилие семисвечников на подоконниках?)
Календарные и прочие обычаи следует рассматривать не через призму понимания нравственности или безнравственности собственного времени, а являлись ли они по отношению к тому времени прогрессивными (то есть, приносящими пользу обществу) или регрессивными (то есть, наносящими вред обществу). Каким бы вы посчитали следующий местный или "частный" обычай женщин варага: "В наших урочищах есть особое лесное "женское озеро". К нему, когда заболевал ребенок, шла в одиночку мать (ночью), заплывала на середину, ныряла, набирая в посуду воды с глубины (очевидно в бутыль). Переливала в открытую посуду и несла ее держа перед собой. Шла нагой (но возможно мы сейчас понимаем наготу неправильно, может так статься, что была нательная рубашка - здесь не все ясно, с этим сталкиваюсь в старых записях регулярно)".
Это прогрессивный обычай?
Это регрессивный обычай?
Это нейтральный обычай? (то есть не наносящий вреда, но и не приносящий пользы)
Оппонент (Елизавета Васильевна): "Насколько полно вы описали этот обычай? Лечение ребенка ограничивалось только фактом ночного похода за водой или воду потом как-то использовали? На мой взгляд дать точную оценку невозможно в общем случае. Если это было дополнительным методом лечения, то обычай нейтральный с точки зрения здоровья ребенка. А вот для матери такое купание в холодное время вполне может стать последним в жизни. Если учесть, что мать может родить еще 15 таких детей, а ребенок без матери вполне вероятно умрет, то обычай уже становится регрессивным. А сейчас рассмотрим случай, когда после мистического похода вода все же используется. Возможно ее состав возле дна в этом озере является исцеляющим при некоторых кожных или других заболеваниях и примочки или питье с использованием такой воды станут исцелением для ребенка. Тогда обычай как бы прогрессивный. После всех рассуждений такой вывод: обычай является регрессивным так как представляет опасность для здоровья зрелой женщины, которая потенциально может стать матерью много раз. Если этот аспект не учитывать, то нужно знать, что происходило с водой после доставки домой в открытой посуде, а также химические особенности состава воды около дна в том самом озере..."
