Все время, пока я говорил этот спич, Сталин молча вышагивал по кабинету, глядя в пол. Наконец, он принял какое-то решение.
- Хорошо, идите, мы учтем Ваше мнение.
По этому разговору я понял, что "магма" внутреннего раздражения у Сталина на мой счет готова вот-вот прорваться мощным извержением вулкана. И тем не менее, он вынуждал себя слушать мои рассуждения, даже если сам уже до этого все эти варианты перебрал у себя в голове.
Да, видимо, пора мне готовиться к новому этапу своей работы. Здесь все, что мог на данный момент, я уже сделал.
Интерлюдия 2.
Два дракона парили в полнейшей темноте. Впрочем, им совершенно не нужен быль какой-либо свет, они сами были этим светом. Один дракон сиял ослепительной белизной, второй был цвета запекшейся крови и с каждым движением покрывался тонкой пленкой багрового пламени.
Парение происходило нигде и никогда, хотя с той же осмысленностью можно было бы утверждать, что оно есть всегда и везде. В высших духовных сферах свои законы, время здесь не властно. Его просто нет, как нет и привычного нам пространства.
Драконы общались. Собственно, никакие это были не драконы, это вообще были не живые существа, а чистые воплощения сил. Их легко можно было бы представить пульсирующими шарами энергии. Но по какой-то своей прихоти на этот раз они захотели предстать в образе драконов. Точнее захотел один из них, а второй, моментально это почувствовав, отразил его желание. Ведь они были единым целым, хотя и являли собой полные противоположности друг другу. Вечные братья-соперники, живущие лишь до тех пор, пока жив мир, отданный им у управление.
Само общение тоже можно было назвать таковым лишь условно. Никаких звуков драконы не издавали. И даже не изрыгали никакого огня из своих глоток. Скорее этот процесс можно было сравнить со швырянием друг в друга молний, содержащих мыслеобразы. Эти молнии ударялись в адресата, растекались по его шкуре и мгновенно впитывались. Хотя и здесь наши глаза нам бы изменили. Впитывалась лишь информация. А энергия образа отражалась в пустоту.
Но так или иначе между драконами происходил разговор.
- Назревает кризис, брат.
- Да, но это неизбежный этап развития.
- Справится ли он?
- Должен. А если нет, значит, придется предпринимать иную попытку. Только уже в другом времени. Этот узел окажется уже закрытым. Его энергопотенциал не предполагает второй попытки.
- Можем ли мы помочь? Ты и сам знаешь, что можем, но не сейчас. Через кризис он должен пройти самостоятельно.
- Пока он вроде бы действовал не плохо.
- Пока был самый легкий и ясный период. То, что он доберется до этой точки, я знал с самого начала. Но дальше начинаются слишком сложные варианты, практически не поддающиеся расчету.
- Ну, это не совсем так. Какие-то точно поддаются. Я прикинул, что будет, если он останется полностью на стороне СССР.
- И что?
- Проблема немного отодвинется, но лет на сто, не больше. Лови образ.
- Да, похоже, ты прав. Советская пирамида во всемирном масштабе, это лишь небольшая отсрочка. А ее взрыв будет еще более разрушительным, поскольку потенциал будет копиться внутри нее. И если сейчас или во времени "десантника" он поделен между внутренним и внешним давлением, которые друг друга хоть и не полностью, но гасят, то здесь этого не будет вообще.
- Сейчас вообще очень сложная ситуация. При ошибке он даже этот мир может схлопнуть на десятилетия раньше, чем разрушался его собственный. Впрочем, тогда и его мир канет в небытие почти мгновенно.
- А ты вообще видишь выход ясно?
- Я вижу, но одновременно вижу и то, что если этот вариант предложить от нас, то результат будет противоположным. Он должен найти этот вариант самостоятельно. Хоть он и не очевиден.
- Да, я тоже опасаюсь, что он двинется по ложному пути. Но, как и ты, чувствую запрет на передачу ему не только прямой информации, но даже и намека.
- Дело даже не в этом. Сказать прямо мы не можем. А любые намеки или даже простой рассказ о реальной ситуации может вызвать или панику с полной неспособностью к активным действиям, или, напротив, бешеную активность по типу "пан или пропал". И то, и то гарантированно приведет к краху.
- Видимо, придется тебе посетить его. Но только, когда он будет готов.
- Но можем ли мы помочь ему другими способами? Например, в виде каких-либо дополнительных способностей или умений?
- В принципе да. Хотя никогда раньше мы этого не делали. Все необходимое давалось сразу. Но тут свои ограничения. Мы не можем предлагать. Он должен захотеть их сам. Осознанно захотеть. Все, что мы можем, это вложить в него некие "будильники способностей", звонящие по требованию владельца.
- Да будет так. Я все еще надеюсь.
- Я тоже брат, я тоже.
Глава 17. Борьба с самим собой.
Насколько дней я не выходил из своего домика. Да-да, с переездом в Серебряный Бор мне достался целый маленький одноэтажный домик из трех комнат. И вот все эти дни я то мотался как бешеный зверь по этим комнатам, то тупо валялся на кровати, бессмысленно разглядывая потолок. Я хандрил. Все казалось бессмысленным, а цель недостижимой. Даже угас интерес к планомерному отъему денег у местных финансовых "паханов" относительно честными методами, как по аналогии с незабвенным Остапом я назвал наши с Артузовым биржевые игры. Несколько раз он пытался пообщаться, но я лишь молча выдавал ему инструкции на очередные сделки и, кивнув, закрывал дверь.
Один раз даже приперся Берия и попытался меня расшевелить какими-то командными криками. Но я настолько на это не отреагировал, что он быстро все понял и прекратил попытки меня построить.
- Слушай, - иногда наедине он позволял себе некоторую фамильярность, - а может быть нам тебя женить?
Я настолько удивился, что даже на секунду вышел из образа апатичного меланхолика.
-??????
- Ну ты посмотри на себя. Молодой джигит, мечта любой девушки. На тебя уже вся женская половина УЗОРа по десять раз загорелась, потухла, а потом обиделась. Какое-то время назад даже пари на тебя заключали, кому из них удастся тебя зацепить. Даже мужиков довел до того, что половина готова была позволить своим подругам тебя соблазнить. А ты смотришь на них как на пустое место. Разве так себя должен вести молодой командир-орденоносец? На стыдно?
Я действительно иногда ловил на себе заинтересованные или удивленные взгляды, но мне постоянно настолько было не до этого. Что я даже не давал себе ни разу труда об этом задуматься.
- Ничего не выйдет, Лаврентий Павлович. Дело в том, что семью заводят по трем мотивам. Острое половое влечение, вызванное буйством гормонов, это раз. Страсть к удовлетворению собственных амбиций, по типу "посмотрите, как я крут, какую кралю отхватил", это два. И желание завести детей и продолжить свой род. Это три. Ничего из этого у меня нет. Гормонов в моем матричном "псевдотеле" нет вообще никаких, я даже пищу перевариваю не как обычный человек, а прямым разложением ее на атомы. Амбиций у меня тем более быть не может, поскольку нет никаких целей, связанных с положением в обществе. Ну а детей я не могу иметь по определению. Вот и получается, что любое мое общение с женщиной ничего, кроме несчастья ей принести не может, а мне так и вовсе ничего не даст. Вообще ничего. Даже дружбы нормальной у меня ни с кем из мужиков не получится. Слишком мы разные.
- Ну и м*дак же ты, - в сердцах выругался Берия и ушел, хлопнув дверью.
Все это происходило в первые два дня. А потом, видимо, доложили Сталину, и он приказал оставить меня пока в покое. Только присматривать, чтобы не исчез. По крайней мере именно так я расценил то, что вокруг моего домика кто-то периодически прохаживался и даже заглядывал в окна.
Вообще они за этот год уже подзабыли, что для меня мгновенное перемещение куда-либо совсем не проблема. Я этой своей способностью практически не пользовался. К Сталину приезжал на машине, как нормальный человек, чтобы никого не пугать, а все остальные приезжали в УЗОР сами. Если я выбирался в город, то меня всегда сопровождал Иваненко, а его я с собой прихватить никак не мог. Так что все мои "прыжки" если изредка и случались, то между различными корпусами УЗОРа в рамках резиденции. Когда лень было ногами топать или погода была плохая. Хотя, судя по обходу домика, подзабыли не до конца. Что же, оно и к лучшему.
