По условиям предварительных договоренностей наши делегации были сокращены до минимума. Нас представляли Сталин, Молотов и Тимошенко, помимо которого с нами приехало еще десятка два генералов разных родов войск, которые должны были изображать из себя участников совещания-легенды. С немецкой стороны были Гитлер, Риббентроп и Кейтель. Ну и конечно неизбежные два десятка генералов Вермахта для прикрытия. Впрочем, их генералы точно были рады такой синекуре вместо отправки в Норвегию, дела в которой хоть и обнадеживали Гитлера, но пока не гарантировали успеха.
В первый день мы по сути присматривались друг к другу. Встреча проводилась в формате один на один плюс переводчики. Военные в другом крыле здания активно обменивались информацией по делам в Северной Европе и разбирали преимущества и недостатки военной техники различных европейских стран. То есть творчески убивали время между совместными возлияниями за столом "переговоров".
Дипломаты занимались выяснением деталей внешней политики друг друга, пытаясь при этом произвести друг на друга максимально благоприятное впечатление и заверить другую сторону в вечной дружбе и нерушимости заключенных договоров.
Ну а у нас поначалу был театр одного актера.
Гитлер с ходу постарался произвести на товарища Сталина максимально благоприятное впечатление и как бы эмоционально подчинить его себе. Пару раз он даже принимался, вскочив, что-то громко вещать, подпуская в голос истерические нотки. Но при этом его глаза, совершенно осмысленные и серьезные выдавали театральность происходящего. Впрочем, довольно быстро убедившись в том, что на товарища Сталина его эмоциональные демарши не производят особого впечатления, он довольно быстро успокоился, и встреча протекала в гораздо более уравновешенном режиме.
Довольно быстро мы выяснили, какие вопросы интересуют другую сторону больше всего. Гитлер пытался для себя понять, может ли он довериться Сталину и его словам настолько, чтобы сосредоточиться на западном театре военных действий. Не воткнет ли ему СССР нож в спину внезапным военным ударом с Востока или резким прекращением сырьевых поставок, так необходимых военной промышленности Германии.
Я при этом делал вид, что все эти вопросы вообще не стоит обсуждать очень подробно, поскольку не понимаю, почему СССР вдруг ни с того, ни с сего должен нарушить любое из своих обязательств по уже заключенным договорам. Разве соответствующих подписей на документах недостаточно?
Гитлер делал вид, что все понимает, и пытался зайти с другого бока. Например, какие причины для СССР были главными, на основе которых он отклонил предложение Англии о вступлении в антигитлеровскую коалицию. И снова получал в ответ, что при определенных условиях это могло вызвать противоречие с заключенным между СССР и Германией договора о ненападении, что неприемлемо. Впрочем, на этот вопрос я решил дать более развернутый ответ.
- Вы наверняка понимаете, господин канцлер, мы очень внимательно в СССР изучаем нашу историю. И она нам дает очень четкие ориентиры на будущее. Мы с Вами политики, и нам иногда приходится высказывать нашим народам не совсем то, что мы думаем на самом деле или планируем сделать. Это понятно. Иногда нам приходится осуждать, как ошибочный, Ваш национал-социализм, а Вы точно также негативно с трибуны высказываетесь насчет коммунизма. И внешне это выглядит как однозначно недружественная позиция.
Но это лирика.
Если вспомнить все последние столетия, то вопрос кто нам друг, а кто враг становится очевидным. Буквально за всеми покушениями на наших царей, за любыми попытками смуты или переворотов, за любой войной, в которой Россия принимала участие, всегда виднелись уши англичан. Не было ни одного раза, когда бы Британия или наше хорошее отношение к ней принесли бы России пользу. Вместе с тем, хотя и с Германией наши отношения складывались по-разному, они всегда были менее подлыми. Дружим, так дружим, враги, так честные и откровенные враги. Причем, когда мы дружили, то пользу получали оба наших народа и государства. А когда враждовали, то проигрывали обе стороны. Разве этого недостаточно, чтобы сделать однозначный выбор? И, кстати, это прекрасно понимал великий немецкий политик и канцлер Бисмарк. Он всегда однозначно ратовал за прочный союз немецкого и русского народов.
Гитлер во время моей специально сделанной эмоциональной реплики смотрел на меня очень внимательно, даже пристально, пытаясь разглядеть на моем лице хоть тень лукавства. Видя это, я решил добить его окончательно.
- Вы же политик, господин канцлер, высочайшего уровня. Но политик это не только профессиональный лгун, - на этих словах Гитлер рассмеялся, - Вы еще и сильнейший государственный деятель. Люди такого ранга просто не могут не чувствовать, когда им лгут. Вы знаете, что я говорю правду.
Проняло. И заставило Гитлера серьезно задуматься. Он молчал целую минуту, что для него было не очень характерно. Он вообще, как человек, живущий в особенном мире личных мифов, больше любил говорить, любил, когда слушали его, чем когда приходилось слушать ему. Но сейчас Гитлер молчал довольно долго.
- Я понял Вас, Герр Сталин. Правда это очень серьезная и безошибочная позиция. Я верю Вам.
После этого мне удалось перехватить в разговоре инициативу и завести речь о вопросах, которые волновали меня прежде всего. Как ни странно, об экономике. И тому было сразу две причины. Как я уже упоминал, немцы стали хуже платить за наши поставки и задерживать встречные. Акцентируя именно эти проблемы, мы с одной стороны, рассчитывали добиться большей справедливости в отношениях, а, с другой, это должно было подчеркнуть, что все военные вопросы мы заведомо считаем надуманными.
И здесь между нами развернулась настоящая битва. Я доказывал, что отношения между равными и дружественными партнерами обязаны быть столь же равноправными, а Гитлер пытался настаивать на двухлетней отсрочке перед выходом на полностью сбалансированные отношения. Что сейчас у Германии просто не хватает производственных мощностей, чтобы удовлетворить все советские потребности. Что сейчас высшим приоритетом для германской промышленности являются поставки для собственных армии и флота. В противном случае Германия не сможет достойно противостоять английскому империализму.
Наконец, я понял, что подвел разговор к нужной черте и предложил закрепить документально дисбаланс между встречными поставками определенными границами и сроками выравнивания, но одновременно Германия должна была обязаться поставлять СССР дополнительные объемы продукции в обмен на живое золото, которое мы брались переправить в Германию.
Эта идея Гитлеру понравилась. Огромный объем английских кредитов довольно сильно давил на немецкую экономику, а момент, когда можно будет попробовать воздействовать на кредитора силовыми методами был еще крайне далек. Мы договорились, что предварительно согласны с такой постановкой вопроса, а детали оставим на второй день переговоров. После чего нас ждал торжественный ужин. Гитлер поднял тост за процветание наших стран и их нерушимое единство. В ответ я предложил выпить за ясное и четкое видение исторических перспектив, на дающее совершать фатальные ошибки.
Кстати, о золоте я поднял вопрос не просто так. В конце концов несколько тысяч грузовиков или пара сотен современных станков этого не стоили. Это и был тот особый вопрос, который занимал в наших мыслях первостепенное значение. Когда я в шутку предложил Сталину переправить в наше посольство в Берлине атомную бомбу, он неожиданно отнесся к этой идее очень серьезно. Связался с Берией, тот подтвердил, что выход на испытания запланирован на июнь этого года. Сталин приказал разработать при успехе испытания заряд, который мог бы быть помещен в стандартный бронеавтомобиль.
Идея заключалась в том, чтобы доставить в советское посольство в Берлине несколько бронеавтомобилей с золотом, из которых один должен был иметь внутри не Золотов в слитках, а бомбу. И вот теперь эта идея практически обретала плоть. Наличие в центре Берлина в паре сотне метров от рейхстага атомной бомбы мощностью от десяти до двадцати килотонн, как обещали ученые, должно было стать нашей самой мощной страховкой от войны с Германией. Или инструментом возмездия на случай таковой.
