Дожидаясь исполнения приказа, не сводил глаз с нервничающего старика, тот хотел и одновременно боялся поверить в счастливый конец беседы. Его жесты, гримаса нерешительности на некогда суровом лице, выдавали лишь одно желание - уберечь хотя бы сыновей, вот за кого переживал несгибаемый Парменион.

- Александр вам не враг! И желает только одного, вместе идти к великой цели.

Усадив полководца рядом с собой, начал медовым голосом.

- Какова же она, Гефестион?

- Наш царь, желает продолжить дело почитаемого отца, чтобы умилостивить его дух, он обязан продолжить поход.

- В Азию? Нет! Александр слишком молод и неопытен!

- Так помоги ему, Парменион, твоя поддержка будет оценена по достоинству.

Повисла длинная пауза, если бы кто-то со стороны прислушивался к нашему разговору, то вряд ли догадался, что сейчас решалась судьба не Александра, а государства, на многие годы вперёд. Поэтому я не хотел торопить Пармениона, он должен был осознать, что только с тобой у него есть будущее. Смирить гордость, отказаться от честолюбивых помыслов. Нет, не зря я велел провести его мимо покоев Арридия, пусть видит - его планам конец, и если хочешь остаться в живых соглашайся на все. Филота то и дело нервно вздрагивал, дёргал отца за локоть и заискивающе смотрел в глаза, Никанор напротив, весь погрузился в себя, наверное уже видел обезглавленные тела родных. Я не торопил, сидел слегка откинувшись на спинку, покусывая нижнюю губу прошивал немигающим взглядом пленников.

- Согласен.

Наконец тихо сказал Парменион и по моим членам пробежала волна удовлетворения.

- Значит, друзья?!

- Не твои, поросёнок! Царя Александра!

Филипп научил меня улыбаться, даже будучи по горло в грязи, чем я и не преминул воспользоваться, уголки губ медленно поползли верх складываясь в очаровательную гримассу.

- Благодарю за похвалу о достойнейший Парменион, ведь именно из поросят вырастают свирепые вепри.

Он покачнулся, сделав шаг назад, чуть не упал.

- Аид меня раздери!

Запыхавшийся скороход принёс радостные вести, все передовые части стоящие неподалёку от столицы приняли тебя, и во главе немалого отряда воинов ты спешил занять трон. К тому времени весь дворец и пристройки принадлежали нам, единственный кому удалось вырваться был Аминта, тот самый, сын брата Филипа, хитрец, получив через верного раба сообщение о перевороте не дожидаясь убийц вскочил на коня, пытаясь спастись бегством в северную Македонию. Я пустил по его следу самых опытных воинов с приказом захватить изменника живьём, но не раньше, чем он встретится с тремя братьями-правителями. Была ночь, и никто в Пелле не спал, все ждали вступления войска. На серой кобыле, третий час проводя в дозоре я медленно шагал неподалёку от городских врат. Наконец, резвый мальчишка прибежавший со стороны деревни крикнул, что войско в пяти стадиях от нас и тогда я приказал музыкантам грянуть победную песнь. Треща на ветру, раскидывая искры сырой смолы, загорелись сотни факелов. Сомлевшие в ожидании люди встрепенулась, вскочили, всматриваясь в тёмную дорогу, готовые по знаку выкрикивать приветственные дифирамбы. Это было зрелище достойное твоего величия, и когда показались первые воины идущие пешим строем, мы заорали во все глотки.

- Славься царь македонский, Александр!

Выхватив у главного распорядителя церемоний, тяжёлый ларец с золотым венком правителя, едва ли не побежал навстречу войску. Ища глазами возлюбленного. Идущие навстречу воины, остановились, поражённые освещённым всеми огнями в ночи городом, который казалось весь светится изнутри, словно в каждом доме работала кузня Гефеста.

Лица. Лица. Молодые, старые, безбородые, и заросшие до ушей. Красивые, уродливые! Незнакомые!

- Александр!

- Чего кричишь? Я здесь!

От массы отделился воин в простом матерчатом панцире и фригийском шлеме. Смеясь снял его, отбросил в сторону.

- А.. - И язык присох в небу. Силясь сказать самые главные и правильные слова, онемел от волнения и только неловко протянул ларец. – Прими, государь.

Ты медленно поднял крышку, украшенную сценами охоты на вепря и посмотрел на его содержимое - корону отца, губы скорбно сжались.

- Я хотел принять этот венец при свете дня. Враги лишили меня подобной радости, что ж так тому и быть.

Вынув корону, медленно ндел на голову.

- Поздравляю, мой царь!

И обернувшись к людям из дворца, крикнул чтобы и они присоединились к моему ликованию. Македонцы всегда выражали эмоции излишне рьяно и потому крики людей взорвали ночную тишину, пугая спящих птиц, вызывая насторожённость зверя в логове. Все орали одновременно и совсем не то, что я им приказал, хотя и в пределах дозволенного. А может и нечто иное, не знаю, не вслушивался, да и кому интересно, то, о чем готовы драть глотки, люди ещё в обед считавшие себя покойниками.

Низко поклонившись и получив тайный,быстрый поцелуй в щеку, скороговоркой доложил о произведённых в столице действиях, в частности, о смерти Арридия и Европы.

- Как же Аминта? - Отрывисто спросил ты.

- Его арест, лишь вопрос времени, я хочу делать ему возможность встретится с ланкистидами.

- Чтобы обвинить их в измене? Ты поступил правильно, филэ, я порой поражаюсь твоей дальновидности.

- Я лишь желаю быть полезным царю.

Ты нахмурился, последние два слова очень не понравились.

- Помни и никогда не забывай! Ты не полезен, ты любим! Не царём, а Александром. И если когда-нибудь ты ещё раз произнесёшь подобные слова я буду знать - наша связь разорвана. Пожалей меня филэ, забудь их навсегда.

- Уже забыл, мой Александр!

Во дворце, отдав несколько коротких распоряжений и выставив стражу, ты наконец вздохнул свободнее. Заперев дубовые двери на широкий засов, сбросил маску силы и стал самим собой. За неимением нагретой воды, и не желая терять драгоценные минуты уединения, мы выкупались поливая друг на друга колодезной водой. Хохоча как мальчишки, шлёпая ладонями по спине и груди, обнимаясь.

- Хочу тебя!

В те годы ты был искренен со мною и прямо высказывал любые желания.

- Будь по твоему, только… надень корону! Хочу видеть тебя с царственным венцом на головне. Меня это возбуждает!

И я не скрывался, чем вызывал нежное умиление возлюбленного. В те годы, ты без возражений исполнял любой каприз страстного филэ.

Солнце, сокрытое плотными занавесями на окнах, находя крошечные огрехи неизвестных ткачей, пронизывало золотыми лучами, погруженную в полумрак спальню. Похожие на струны сладкозвучной кифары, солнечные лучи преломлялись на стенах и полу, создавая восхитительный хаос. А моя душа пела, в унисон с игрой небесного кефареда. Отдаваясь, не закрывал глаз, не хотел пропустить ничего из твоего прекрасного облика. Торжественный венок, из-за наших активных телодвижений, съехал тебе на левое ухо и сидел так криво, что я не удержался и поправил его.

“О боги, я совершил нечто ужасное и после этого меня следовало немедленно казнить! Я схватился за корону на голове царя”!

Смерть, ждала бы любого…, но не меня! Ты лишь мило улыбнулся и продолжил, обдавая горячим дыхание лицо, заполнять мою плоть собой. В дальнейшем, если находила такая блажь и я требовал немедленного секса, а порой, даже не разоблачив от придворного одеяния, ты спокойно относился к тому, чтобы филэ придерживал тиару. И правильно, незаметно, я буду держать венец царя царей на твоей макушке, обеими руками, всю жизнь.

- О Гефестион, - простонал ты, теряясь в сладостной муке, поднимаясь на пик блаженства. Резко двинулся, предчувствуя кульминацию, и вдруг тонкое основание венка лопнуло! Осыпав меня золотым дождём, как некогда Зевс излился на изнемогающую от любви Данаю. Листья и янтарные жёлуди усеяли тяжело вздымающуюся грудь.

- С короной или без, я люблю тебя, мой Александр!

Восторженно закричал, сжав бёдрами потные бока царственного любовника, ожидая от тебя самых мощных толчков, завершающих наши соития. А ты вдруг остановился. Мне показалось, что в темно-синих глазах мелькнуло нечто устрашающее. Опираясь на локти, ты смотрел на своего филэ и не видел меня. Не закончив, вышел, лёг, рядом на спину. Теряясь в догадках, я спустя некоторое время, осторожно потрогал тебя за плечо.