Вернулся Павсаний, заметив сапфир, отобрал у меня перстень и повертел в руке.

- Дар Афин, сразу после заключения Коринфского союза. Береги, это очень ценная штука. Догадываюсь, за что ты его получил.

- Разве Филипп не щедр к тебе?

- Его щедрость не сравнится с его предательством!

И вот тут, сам того не желая, Павсаний попал в болевую точку, его слова прорвали внешнюю невозмутимость и я заорал от боли. Молча. Это был самый страшный в мире крик - безмолвный. Сквозь плен ладоней, зажавших рот, выорал боль и успокоился. Затем, принял ванну, тщательно выскреб с ароматной солью кожу, умастил оливковым маслом. Добился того, чтобы все члены засияли подобно солнцу.

- Такой ты мне больше нравишься!

Улыбнулся Павсаний, подавая кусок полотна и помогая в него закутаться.

- Не сочти за труд, расчеши мне волосы.

- Ты что-то задумал, а, Гефестион?

- Да, раз Александру так нравятся актёры, мне ничего не остаётся и сыграть с ним.

- Как бы это не кончилось дурно.

- А насрать.

Ну да, иногда я бывал невыносимо груб, но только иногда.

Перед отъездом, на следующее утро, завернул в тонкую белую салфетку прядь своих длинных волос, пропустив её в золотой, с сапфиром перстень и отослал тебе.

========== 13. Атрей. ==========

По возвращению в Пеллу я несколько дней никуда не выходил, подчиняясь Павсанию ждал распоряжений Филиппа и тот, неумолимый как Крон, нагрянул в один из вечеров. Немного под хмельком, но не утративший здравый рассудок, ввалился со свитой в тихий дом и заполнил его истошными криками, визгом гетер, лаем охотничьих псов. Предупреждённый слугой, я до времени скрылся в отдалённом покое, нечасто посещаемым хозяином и челядью, не забыв захватить внушительного объёма труд Пифагора. Павсаний принимал царя со всей доступной ему роскошью, рабы дома сбились с ног снуя с кухни в пиршественный зал и обратно, из погреба подняли лучшие вина, из сада сплетённые наспех цветочные гирлянды. Стараясь не обращать внимания на громкие звуки музыки, доносящиеся даже в уединённое убежище, развернул первый тяжёлый свиток и погрузился в чтение. Где-то ближе к ночи, приполз Павсаний, пьяный до нельзя, едва стоящий на ногах.

- Царь требует тебя! Хочет наградить!

- За что? Я ничего не сделал!

- Не рассуждай! Повинуйся!

Теряясь в неведении, полный дурных предчувствии спустился в зал и поразился царившей в ней пустоте, только несколько минут назад здесь гремели цимбалы и свистели флейты, некоторые инструменты до сих пор валялись на ложах и под ними. От запаха выпитого вина кружилась голова.

- Он там! - Павсаний указал рукой на стоящее в отдалении ложе, скрывающиеся под тяжёлым занавесом. - Иди! Ждёт!

Неслышно я приблизился, боясь даже вздохом оскорбить покой македонского повелителя. Отодвинул драпировку. Филип казалось спал, уронив голову на одну из пуховых подушек, и, только заслышав шорох ткани, быстро вскинулся. Хватаясь за кинжал у пояса.

- Кто здесь?

- Гефестион!

- Ах да, садись.

Промассировав виски, чтобы сбросить остатки хмеля, царь серьёзно посмотрел на меня.

- Тебя следовало распять за дерзость. Не дрожи, я поступлю иначе; чего ты хочешь, говори, исполню.

Не понимая хода мыслей Филиппа, осторожно попросил.

- Отпусти меня царь, разреши уйти и жить, подобно простому македонцу. Я могу дать клятву молчания, переменю имя …

- Закрой рот, - рявкнул Филипп, глаза его сверкнули гневом. - Только глупец не ценит милость богов! Александр, к моему горю, полностью в твоей власти, знаешь ли ты визгливый щенок шакала, что он вернулся домой?! Отменил сватовство и даже помирился со мной! Извинялся, унижался, признавал ошибки и все ради чего? Точнее кого? Человека, оставившему ему прядь волос. Ты с ним знаком?

Запираться и лгать не имело смысла, Павсаний доложил о нашей авантюре ещё в первый день по приезде, недаром, сидел в царском дворце до утра.

- Это был я.

- Вот именно, - задумчиво протянул Филипп, мгновенно меняясь в лице, - юный любовник ради которого сын смирил свою неуёмную гордость! Одни боги знают, на какие ещё жертвы он готов пойти ради этих стройных бёдер и нежных губ. Ты страшный человек Гефестион и безумный, раз хочешь отказаться от власти!

Пожав плечами, не стал разубеждать Филиппа, пусть считает меня слабаком, трусом, идиотом в конце концов, мне все равно. Я не шлюха, не продаюсь как Павсаний.

- Да неужели?

Голос царя не предвещал мирного окончания беседы, оказывается, задумавшись я не заметил, как произнёс последнюю фразу вслух. А когда понял чем может грозить роковая фраза, было поздно.

В ту ночь, Филипп изнасиловал меня, да, вот так просто я могу сейчас об этом говорить.

Связанные поясом запястья, притянутые к изголовью ложа. Рука Павсания, держащая мою голову, чтобы я не засветил царю лбом в челюсть; ноги, повисшие на лодыжках, рабы, умоляющие не сопротивляться. Твой отец не был грубым, скорее, он преследовал очередную цель и в неё входило моё бесчестие. Молча ломал меня. Не было в том соитии ничего любовного, но и на насилие не походило, скорее, как я и говорил раньше, царь продумал действия заранее и сейчас, просто исполнял задуманное. Отвернувшись, чтобы не видеть заросшее чёрной бородой лицо царя, я закрыл глаза и расслабился. Не хотел получить травм, не хотел страдать из-за смердящей падали, которой являлся твой отец. Понадобилось много времени, прежде чем он сумел кончить, и встав с меня, потрепал по взмокшей от пота, голове.

- Не понимаю, что находит в тебе Александр, по мне так ничего особенного.

Павсаний распорядись тут, и жду тебя завтра, после полудня с отчётом о его состоянии. Если Гефестион покончит с собой, казню. Он нужен мне живым.

И не оглядываясь, не интересуясь более ничем, исчез.

Я не вскрыл вены и не сделал попыток броситься на меч, хотя Павсаний и велел убрать все оружие из покоев; как ни в чем не бывало, ел подаваемые блюда, пил разбавленное сладкое вино и улыбался. Возможно, именно эта улыбка и пугала рабов, они старались подолгу не задерживаться в комнатах, и выполнив необходимое, бежали со всех ног. Павсаний каждое утро посвящал узнику немного времени, участливо спрашивая о здоровье, интересуясь, не надо ли мне чего.

- Все просто замечательно, - неизменно получал ответы на все тревожные вопросы. - Я всем доволен.

Через две декады пришёл приказ из дворца, там готовились к грандиозным мистериях в честь Зевса Ликийского. Украшенные залы с всевозможной роскошью, должны были показать и нашим врагам, и союзникам, мощь Македонии, для того, чтобы пустить пыль в глаза Филипп не жалел средств. Впервые за год размолвки, на этом пиру отец и сын должны были появиться вместе, тем самым доказывая, что конфликт в семье погашен и царствующий дом вновь един. Приглашённые по случаю музыканты, даже сложили хвалебные гимны, славя обоих. Девушки с оливковыми ветвями встречали торжественную процессию у дверей. Задействованный в предстоящих празднествах Павсаний, с ног сбился, ведь на него возложили всю охрану, кроме того, следил за желаниями гостей и должен был в случае опасности применить спрятанное под одеждой оружие.

- Твоё дело подавать царю килик с вином. Запомни Гефестион, ни одного лишнего движения, только почтительный поклон и улыбка. Впрочем, в последнем ты неплохо преуспел.

Не желая слушать мои возражения, дал необходимые инструкции и хотел выйти, как вдруг я схватил его за руку.

- Умоляю, избавь от позора! Скажи заболел! Придумай что-нибудь!

«Наивный, в те годы я ещё верил в человеческую, если не доброту, то хотя бы жалость, и получил новый жестокий урок».

Павсаний отцепил мои пальцы, намертво впившиеся в предплечье и криво усмехнулся.

- Подчиняйся, иначе Александр узнает, что произошло в этом зале!

- Угрожаешь?

- Ну что ты! Как я могу угрожать сердцу наследника Филиппа, я просто обрисовываю возможные последствия твоего неповиновения. Будь благоразумен и пойми, твои желания ничто перед волей царя.