— Ты понял, почему я пригласил именно тебя, минуя Антипатра и остальных моих советников?
Надо было отвечать только правду, ложь бы твой отец распознал сразу, и я решился, не играя как с Олимпиадой, ответил напрямик:
— Вы решили показать мне как работает политик.
— Хороший политик, Гефестион, очень хороший, смею тебя заверить! Все отлично знают, что на Дельфы никто не нападал, а имела место небольшая стычка между пастухами, знают, но…
— Но Македонии нужна причина для вторжения!
Филипп быстро зажал мне рот. Его ладонь сухая, мозолистая от копья, пропахшая дымом, несмотря на благовонные масла, в полых браслетах.
— Тише, щенок! За такие речи я могу лишить тебя жизни!
— Не лишите, раз вы решили преподать мне урок, значит, вы желаете от меня правильных выводов. И я их сделал! Клянусь Асклепием!
Немного расслабившись, царь откинулся на спинку трона и уже несколько иначе посмотрел на меня.
— Дерзок! Спорит с царем и не смущается. Признаю, я ошибся на твой счёт, думал, ты обычная шлюха, ну может в меру честолюбивая, а ты не такой! Вкус власти манит тебя, я осведомлён о твоих неуставных трудах в библиотеке, о лекциях, о тайных отношениях с Аристотелем и Калисфеном. Ты учишься интриговать, Гефестион, за спиной моего сына! Простит ли Александр тебе неблаговидные поступки? Даже если они будут направлены на его благо?
Мои мысли смешались, теперь не оставалось сомнений: Филипп знал о моей встрече с Павсанием и, возможно, именно этот старый лис направил телохранителя ко мне! Я попался! Нет, надо продолжать игру!
— Страсть Александра — единственная гарантия мой жизни и положения, неудивительно, что я готов сражаться за неё всеми доступными средствами.
— Это так, — удовлетворённо крякнул Филипп, — вот только ты снова врешь, хотя и делаешь это, признаю, отлично, здесь я вижу себе достойного соперника!
Надо было возмутиться или стушеваться, мой инстинкт подсказывал различные выражения лица и телодвижения, но я отверг их и смело посмотрел на Филиппа.
— Если меня подозревают, я готов подвергнуться пытке!
— И испортить такую красоту, будто бы сам Фидий высек из мрамора эти прекрасные члены, кроме того, Александр будет недоволен, — резко сменив тон с угрожающего на насмешливый и даже немного добродушный. — Иди к нему, он небось ищет своего филэ по всем дворцовым переходам и это… сообщи: завтра на рассвете мы выступаем в поход, ты идёшь в составе личной гвардии моего сына.
Вечером я узнал от Феликса, а он — от своих осведомителей, на которых я выдавал другу кругленькие суммы, что Филипп приказал глаз с меня не спускать, всё время держать на виду. Да, царь Филипп был умным человеком и сделал только один промах в жизни: он разглядел мою истинную сущность. Этого я ему не простил и много позже, вопреки всем умозаключением хронографов и историков, ни одна душа не догадается, кто направил кинжал Павсания.
Нежный, тихий и предупредительный Гефестион, пока скрывался в тени.
Я нашёл тебя у водопойных корыт, ты следил, как всадники моют коней. Лоснящиеся спины лошадей играли на солнце мокрыми боками. Обернувшись, ты весело улыбнулся, раскрыв объятья, заключил меня в кольцо рук, при всех целуя в щеку. Помня разговор с Филиппом, я излишне резко бросился к тебе, словно навечно заявляя права, и шепнул на ухо:
— Завтра!
И ты понял, весёлость сменилась серьёзностью, крикнув солдатам, чтобы те заканчивали, быстро пошёл со мной во дворец.
В последнюю спокойную ночь ты был необыкновенно предупредителен. Предчувствуя будущие лишения, торопился одарить меня всеми ласками, на которые был способен. Медленно, сладко-мучительно ты исследовал языком каждый участок моего тела, вдыхал мой запах, закрыв глаза и полагаясь только на осязание, находил особые точки, от прикосновения к которым меня бросало в дрожь. Я молил тебя о проникновении, ты же не торопился. Секс, столь желанный для многих, для тебя был приятным развлечением, не более, а меня это обстоятельство временами порядком коробило. Я пытался перевести наши постельные утехи в нечто большее, временами переходя в наступление, бросался на тебя, вырывая из горла хриплые крики удовольствия. Не забывая предоставленного мне места в твоём сердце, желал заполучить его целиком, даже после плакал от злости, тихо, без слёз, чтобы не вызвать подозрения краснотой глаз. Если я не смогу стать для тебя всем — и днём, и ночью — то мой мир рухнет.
Тайно я даже ходил к известной в Пелле гадалке. Старуха приняла меня настороженно, усадила на пол, бросила перед собой куриные перья и кости, долго их ворошила, раскладывала по сторонам света, зачем-то даже подула.
— То, чем ты более всего дорожишь тебя и убьет!
========== 8 Павсаний. ==========
Несколько дней мы двигались скорым маршем на юго-восток к Дельфам. В составе тяжелой кавалерии, с небольшим собственным отрядом гетайров, ты ехал, задумчиво осматривая окрестности. Что ж, тебе было о чём побеспокоиться. Филипп словно забыл о прежних намерениях, решал вопросы, касаемые будущей войны, только с Караном. Их крепнувшая с каждым днем связь уже бросала тень на твоё будущее и потому мне следовало, как и советовал Павсаний, торопиться. Но пока я не мог быть в двух местах одновременно и оттого сильно нервничал, впрочем, как и ты.
— Как думаешь, он доверит мне командование хотя бы одним соединением? — Спросил ты вроде бы между прочим, имея в виду отца.
— Конечно! С чего бы тогда тащить нас в Беотию! Ой, смотри, мы проезжаем к Фермопилам! Помнишь, Аристотель рассказывал нам о подвиге царя Леонида?
— Ещё бы не помнить, ты же носился с этой историей, как очумелый, призывая всех восхищаться спартанским царьком!
— А разве тебя не воспламеняет его доблесть и героическая смерть?
— Надо уметь жить и побеждать, филэ, а уж умереть мы всегда успеем!
Послав Буцефала вперёд, ты отъехал ещё более раздраженный, чем до начала нашей беседы. Чувствуя себя виноватым за плохое настроение возлюбленного, я отстал, делая вид, будто бы хочу проверить идущие в хвосте отряда осадные машины. Нашёл Феликса. На этот раз доверенный друг сопровождал меня верхом.
— Как продвигается наше дело?
— Я подобрал ребят. Все опытные воины и страсть жадные до денег, хочешь их осмотреть?
— Не стоит, скажи им быть начеку, как только выдастся удобный момент, я призову.
Убийство Карана должно было стать моим первым даром в чреде будущих жертвоприношений божественному облику Александра, и, как молодой жрец, я сомневался и боялся всё испортить. Оттого и готовился очень тщательно. На тебя не должна была упасть даже тень подозрения.
В месте, где дорога разветвлялась и уходила на юг, в Амфиссу, Филипп устроил привал для всего войска. Решив дать отдых непрерывно марширующей армии, велел ставить палатки на широкой равнине, вблизи реки. Намереваясь не только подтянуть отставшие части, но и дождаться здесь отрядов союзников по Священной Лиге, выступивших нам навстречу и выславших гонцов с просьбой принять их в состав македонского войска. Кроме них, с запада, нам наперерез, спешило ополчение местных племен - верные старым клятвам, они желали присоединиться к наказанию святотатцев. По этой и многим иным причинам, лагерь Филиппа рос, как на дрожжах, каждый день к нему присоединялись всё новые и новые части. Новичков встречали с выражением самого бурного восторга, безмерно поили лучшими винами. Каран принимал во всём деятельное участие, братался с их вождями и поглядывал на их женщин. Впрочем, и меня он не обходил вниманием, ведь кинжал Крисида по-прежнему оставался желанной добычей. Подогревая нетерпение твоего брата, я не раз пускал его в ход на показательных тренировках, с размаху пронзая деревянные доски, показывая, как бронзовый клинок крошит дерево в труху. И однажды Каран не выдержал, прислал ко мне слугу с просьбой о встрече. Мы условились тайно сойтись за лагерем, в шатрах одного из племенных вождей, к дочери которого Каран испытывал некие чувства. Отец девушки не видел ущерба для ее чести и потому потворствовал страсти твоего брата.
