– Первая группа!

– Здесь! – ответил помощник, руководивший процессом записи в отряд двумя днями ранее.

– Выдвигаетесь на северо-запад!

– Есть, – ответил помощник и повел свою группу в заданном направлении.

– Вторая группа!

– Здесь! – ответил помощник, возглавлявший вторую группу.

– Выдвигаетесь на северо-восток!

– Есть!

– Третья группа!

– Здесь!

– Движетесь в направлении, что чуть западнее, чем у первой группы.

– Есть.

– Четвертая группа!

– Здесь!

– Придерживаетесь направления, что чуть восточнее, чем у второй.

– Есть.

– Центральная группа, за мной!

Бесстрашный Бирлиндор натянул поводья и повел лошадь строго на север. Зелорис и остальные последовали за ним.

Бирлиндор ехал, высоко подняв голову, одной рукой держа поводья, а другую на ножнах с мечом. Весь его вид показывал, что он ничуть не сомневается в успехе «Охоты»: разбойники будут побиты, и именно его отрядом. Бесстрашный Бирлиндор на минуту убрал руку с ножен, закрутил ус и снова положил ладонь на рукоятку меча.

Зелорис, шедший позади лошади Бесстрашного Бирлиндора, постоянно оглядывался по сторонам и прислушивался к каждому звуку, что несколько затруднялось: во-первых, стуком лошадиных копыт, а во-вторых, звуком перешептываний сзади, не прекращавшихся даже после неоднократных предупреждений. Зелорис несколько раз просил самого Бирлиндора приказать всем замолчать, но тот, уверенный в выигрышном исходе дела, отвечал, что в разговорах перед боем нет ничего страшного, более того, они помогают воинам собраться. В конце концов, мечник прекратил свои попытки призвать группу к тишине, но прислушиваться и приглядываться продолжал.

Следом за Зелорисом ступал Мирослав Гудфренд. Сам он старался не произносить ни звука, но уверенный в мудром руководстве Бирлиндора, разделял его мнение, что нет ничего плохого в разговорах перед боем. Он шел осторожно, обеими руками сжимая рукоять топора, доставшегося ему от отца, готовясь в любую минуту вступить в бой ради будущего его сына.

Почти вровень с ним шел дровосек Данрейв, также вооруженный топором. Принять участие в «Охоте» его заставила жена, днями напролет твердившая о ста золотых, которые можно получить за голову главаря разбойников. Самому дровосеку не то чтобы не хотелось получить сто золотых, – нет, от них бы он как раз и не отказался, – Данрейв просто не хотел связываться с разбойниками и подвергать свою жизнь опасности. В ряды «охотников» он записался лишь бы успокоить жену, планируя затаиться где-нибудь при первой же возможности. Однако когда Данрейв услышал о Бесстрашном Бирлиндоре, в его голову пришла мысль, что в этом отряде он точно будет в безопасности, а потому сейчас он, хорошо знавший этот лес, как и другие леса Монтильфонда, шел вольготной походкой, закинув топор за плечо. Данрейв ни разу за все время работы в лесах не встречался с разбойниками и не намеревался встречать их сегодня. Он был уверен, что все бандиты, испугавшись имени Бесстрашного Бирлиндора, попрячутся или вовсе сбегут, и по этой причине находился в приподнятом настроении.

Кузнец Сплавдел, крепкий мускулистый мужчина, напротив, надеялся встретить разбойников как можно скорее: полгода назад по их вине погиб его единственный сын, которого он берег как зеницу ока и готовил унаследовать кузнечное дело. Специально ради этого дня Сплавдел выковал огромный боевой молот, который, словно пушинку, перебрасывал из одной руки в другую, разминаясь перед часом священной мести.

Источником же беспокоящего Зелориса шума были два неумолкающих ни на минуту брата – крестьяне Пол и Дилан. Они решили пойти на «Охоту» для того, чтобы прославиться в родном селе, расположенном так далеко от Монфрида, что ни один разбойник даже не додумается отправляться грабить в такую глушь. Ни Пол, ни Дилан не имели ни малейшего представления о том, насколько опасными могут оказаться разбойники. Для них «Охота» была аналогична обычной сельской драке, обязательно устраиваемой на каждой свадьбе и любом другом празднестве в их селе. Да и оружием им служили коса, с которой Пол не расставался в поле, да ржавые вилы, при помощи которых Дилан обычно ворошил сено. Разговоры, которые не прекращались ни на минуту с тех пор как братья закончили слушать речь короля Ульфрида (удивительно, что им хватило терпения дослушать его до конца), затрагивали все темы, известные братьям, коих было всего три: скот, поле, да сельские сплетни. Причем братья так мастерски переходили от одной темы к другой, что даже очень внимательному слушателю было невозможно за ними уследить.

– И Варька ее за вымя как дернет! – полушепотом рассказывал Пол. – Та как замычит!

– Варька?

– Корова, какая Варька? Та только кудахтать умеет.

– И то правда, помнишь, как она все носилась на свадьбе Дульсинеи?

– Угу, туда пойдет поклохочет, там пойдет покудахчет…

– А как с Дунькой сойдутся…

– Так обе курицы! – хором произнесли оба брата.

– Даже не знаешь, кто большая курица: Варька иль Дунька, – задумался Дилан.

– Угу-угу. У Кривого Коллинза курицу лиса утащила, так тот, чтоб другим лисам не досталось, заколол всех, – в сотый раз поделился этой сплетней с братом Пол.

– Я слышал, его Тереза после этого самого чуть не заколола.

– Сам виноват, что женился на ней.

– Я бы от такой держался как можно дальше.

– Да и я бы. Корова она.

– Кстати, о коровах.

– Ась?

– Дядька Мэрдик попросил как-то Варьку свою Бурку подоить.

– И?

– Варька-то вообще с животными не в ладах, с коровами тем более.

– Где это видано, чтобы курица корову доила?

– Вот и я о том…

– Ну так что?

– Заходит Варька в хлев, Бурка спит…

– И…

– И Варька ее за вымя как дернет! Та как замычит!

– Варька?

– Корова, какая Варька? Та только кудахтать умеет.

Вэй Арэн, который шел за братьями, жалел, что не может заткнуть руками уши, потому что в одной держит лук, а в другой стрелу, но еще больше жалел, что не может навеки заткнуть несмолкающих братьев. Вэй Арэн, который с любовью относился к каждой женщине мира, мысленно проклинал Дуньку, Варьку, Терезу и иже с ними. Вэй Арэн, который за все двадцать семь лет своей жизни ни разу не терял выдержки и терпения, готов был сорваться в любую секунду и покончить с сельскими братьями раньше, чем объявятся разбойники.

Замыкали шествие Рэйна и Кэрэндрейк, которые от всей души сочувствовали Вэю, видя, как тот постепенно выходит из себя. Точнее сказать, сочувствовала в основном Рэйна, Дрейк же, по большей части, старался не обращать на это внимания.

Рэйна постоянно вертела головой в разные стороны, стараясь запомнить все до последней детали. Она была полна энтузиазма и желания запечатлеть подвиг, свидетелем которого, по мнению самой Рэйны, она обязана сегодня стать.

Кэрэндрейк энтузиазма Рэйны не разделял. Его терзали некоторые сомнения относительно действий Бесстрашного Бирлиндора и его руководства отрядом и группой. Дрейк был уверен, что весьма неразумно было разделяться на группы по десять человек, выходя против банды разбойников, с которыми не смогла справиться даже армия королевства. Он надеялся, что Рэйна крепко усвоила правила спасения бегством, которые, возможно, ей придется применять на практике. За Зелориса и Вэя он не беспокоился, полагая, что они смогут и сами позаботиться о себе. Остальные же не волновали Кэрэндрейка и вовсе.

Кэрэндрейк старался не обращать внимания ни на бесконечные разговоры Дилана и Пола, ни на мучения Вэя, на которые все же иногда поглядывал, ни на восторженность своей спутницы. Дрейк сосредоточенно глядел в лес, наблюдая за расположением деревьев, состоянием травы под ногами и вокруг, прислушиваясь к пениям птиц и другим звукам леса. По мере продвижения вглубь чащи чувство некой встревоженности в груди Кэрэндрейка постепенно нарастало, поэтому, как только лошадь Бесстрашного Бирлиндора, а вместе с ней и вся центральная группа резко остановились, Дрейк тотчас же схватил за руку Рэйну и нырнул вместе с ней под ближайший раскидистый куст.