А если…? Он вспомнил что-то мелькавшее на глубине глаз Билла. Сожаление?

А может Том что-то упускает из виду? Билл говорит много, очень много, Том это понял давно, вот только правды в его словах нет совсем. А что если… он врет и о своих чувствах, точнее об их отсутствии?

Бред… Том опять пытается его оправдать, наделить какими-то человеческими качествами. Хватит, проходили уже, надоело.

Надо решить, как жить дальше, и пусть катится чертов Каулитц с его блядской жизнью к хренам собачьим.

Бутылка виски заканчивалась, вечер плавно переходил в ночь, а Тому пришлось перебраться в туалет, поскольку его буквально выворачивало наизнанку в приступах сильнейшей рвоты. Организм пытался освободиться от токсического воздействия алкоголя, который струей вырывался изо рта, но травил его вовсе не он, а ужасное мерзкое чувство предательства, ненужности и одиночества.

Уснул он прямо на полу туалета, свернувшись клубочком в защитную позу эмбриона. Под утро он с трудом поднял пульсирующую болью голову, собрал дрожащее от похмелья тело в кучу и переполз на кровать.

Разбудила его сильная тряска за плечи, он с трудом разлепил глаза и поморщился от яркого света. Быстро протерев веки, он попытался сфокусировать взгляд и увидел злобное лицо матери.

-Ты совсем офонарел?

Том застонал от ее громкого голоса и зажал уши ладонями. Мама дернула его руки вниз.

- Встал, умылся и чтобы через пятнадцать минут был в столовой. Расскажешь все, и мы решим, что делать дальше. Понял?

Том застонал и перевернулся на другой бок.

-Я тебя за всю жизнь пальцем не тронула, но если ты меня сейчас не послушаешь, клянусь, я выпорю тебе кожаным ремнем.

Том распахнул глаза, услышав название этого предмета, и громко истерично рассмеялся. Симона застыла как изваяние. Она смотрела на его истерику, и в ее глазах гнев медленно сменился на сожаление, а потом на волнение и даже испуг.

-Том, сынок, ты …

-Я сейчас встану, - сказал он, перебивая, его лицо мгновенно стало серьезным.

Мама последний раз оглядела тело сына, укрытое простыней, и шокировано открыло рот.

-Том, чья это кровь?

Том застонал и потер лицо руками, он не поменял постельное белье, и думать о том, почему он все еще лежит на простыне, которой Билл вытирал кровь с лица, ему не хотелось.

-Том, ты же не убил никого, так? – Симона хотела пошутить, но тон ее был слишком взволнованным.

-Почти…

Симона тяжело выдохнула и взялась за край простыни.

-Давай я кину в стирку…

-Не трогай! – быстро и жестко сказал Том, сглотнул и тихо добавил, - я сам.

Мама вышла из комнаты, и парень с облегчением выдохнул.

Чтобы хоть как-то реанимировать себя, ему потребовалось намного больше времени, чем пятнадцать минут. Он осмотрел себя в зеркало, пытаясь отыскать глаза на этом опухшем лице.

-Садись, я тебя покормлю, - Симона поставила на стол чашку кофе и тарелку с омлетом, - даже одутловатое лицо не скрывает, что ты ужасно похудел. До чего ты себя довел…

-Мам!

-Не мамкай, ешь!

-Как дела на работе? – спросил Том, пережевывая завтрак, точнее обед, нет, скорее, ужин.

- Ух ты, первый адекватный вопрос от тебя за последний месяц. Вспомнил, что помимо твоей мучающейся персоны, есть еще твоя мать, которая…

- Вот ты опять начинаешь меня пилить… - устало сказал Том.

-Если я начну тебя жалеть, ты расклеишься еще сильнее. Я же знаю тебя.

- Как ты можешь меня знать, если я сам себя не узнаю…

-Не драматизируй!

- Мам, я всю свою сознательную жизнь боялся тебя разочаровать, а за последний месяц сделал столько, что если бы ты знала, то навсегда от меня отвернулась.

- Том, глупый, - мама дотронулась до его руки и нежно улыбнулась, - я никогда от тебя не отвернусь. А то, что ты потрахивал парня у меня за спиной, так это не такая уж большая проблема.

Том даже улыбнулся, молодежный жаргон из маминых уст казался милым.

-Если бы дело было только в этом…

- Я смогу смириться, если ты гей, найди себе хорошего милого мальчика. Знаешь, есть такие милые пушистые зайчики, я много таких видела в Берлине.

Том рассмеялся.

-Мам… перестань, ты смешишь меня, и у меня еще сильнее болит голова.

-Просто хочу, чтобы ты знал, я смирюсь со всем, только не делай из меня врага. А насчет мальчика, подумай, в данном случае клин клином выбивают. Сейчас Билл кажется особенным потому, что он первый парень в твоей жизни. Первый гейский опыт, так сказать… Попробуй с другими…

-Я не хочу других парней! – в сердцах сказал он.

-Тогда найди девочку…

-И девочку не хочу! Никого не хочу!

Симона кивнула, совсем не удивившись.

-Давай уедем отсюда.

Том уставил взгляд на омлет, который не вызывал аппетита, и прислушался к своим эмоциям по этому поводу. Уедет и никогда больше не увидит Билла. Никогда. Страшное слово. Но другого выбора у него нет.

-Давай.

- Хорошо. Доучишься до Рождества, закроешь четверть и уедем обратно в Берлин, а оттуда посмотрим.

Месяц. Вот и отмерен срок их возможных мимолетных встреч в школе. А нужны ли они вообще?

- Я зайду к директору в понедельник, поставлю в известность.

Том отвлеченно кивнул головой.

- Тебе все равно? – удивилась мама.

-Нам в любом случае больше не быть вместе. Радуйся.

-Том, не преувеличивай мое отрицательное отношение к этому мальчишке. Мне он не нравится только из-за того, что он изменил тебя до неузнаваемости. Его образ жизни, поведение и тараканы в голове меня волнует очень мало.

Том медленно поднялся из-за стола, открыл дверцу шкафчика и кинул на стол две фотографии.

-Что это? – удивилась Симона.

-ТЫ мне скажи, - безэмоционльным голосом сказал он и уставил изучающий взгляд на родное лицо матери.

-Это твои фотографии. Зачем ты дал мне их?

Том закусил губу.

-Мои?

-Вот эту сделал твой отец, когда мы подарили тебе машинку, вот ты радовался тогда, - Симона потрясла фото, где действительно был заснят Том, и нежно улыбнулась, - а эта…

Глубокая складка пролегла между бровями.

-Не помню у тебя этой одежды. И розовые машинки мы никогда не дарили, это ж девчачий цвет… Том…

-Что, мам? –обреченно спросил Том, по телу бегали мурашки.

- Где ты взял вот этот снимок? – взволнованно спросила Симона.

-Билл принес.

Женщина подняла на него удивленные глаза.

-Откуда у него твое фото? Это фотошоп, да?

-Это Билл. Тут ему пять. Также как и мне вот на этом фото, - с каким-то изуверским удовольствием сказал Том, - сейчас я вижу, что улыбка его, он до сих пор так улыбается, когда… счастлив, - последнее слово он произнес очень тихо, - наверное, ему подарили машинку, которую он очень хотел…

-Ты издеваешься, Том? – злобно спросила Симона и кинула ему фотки, - придумали эту шутку вместе с ним?

-Мама, ты думаешь мне до шуток, да? – серьезно начал Том, - посмотри на меня, у меня от него ни одного живого места ни снаружи, ни внутри. Я не знаю, что между нами происходит, это нельзя выразить словами, это как… черт, не изобрело еще человечество такие слова. И эти фотографии еще одно доказательство, что это безумие. Объясни мне своим рациональным умом, как может быть, что в пять лет я стопроцентно подходил на другого человека, который находился в несколько тысяч километров от меня? Кто он, мама? Что за шутки со мной играет тот, кто прописывает наши судьбы?

Симона взяла в руки фотографии, поднесла их очень близко к лицу и присмотрелась.

-Том, я не знаю, что ты хочешь от меня услышать. Я ни черта не понимаю…

-Мам, ты ничего от меня не скрываешь, а?

Женщина вздрогнула.

-Ты с ума сошел? Думаешь… он твой брат?

Том закрыл глаза ладонями, щеки покраснели от смущения, глаза матери смотрели на него не только как на ненормально, но и как на извращенца.

- А что мне еще думать, когда видишь такое? Мы родились в один день, в одном городе…

Симона нервно рассмеялась.