Так возвращались путники назад тем же путем, которому следовали на протяжении долгих лет; возглавляя отряд из трех человек, Нив шагал впереди Алверика и Зенда, высоко подняв голову (заостренное лицо его казалось еще более худым благодаря длинным тонким росчеркам заботливо уложенных бороды и усов), перепоясанный мечом Алверика: длинный клинок нелепо торчал сзади, а впереди, чуть ли не у груди укрепленный, красовался эфес. Нив шагал и вскидывал голову с таким видом, что ясно давал понять редким прохожим: этот тощий, оборванный тип почитает себя предводителем отряда более многочисленного, нежели открывается взору. Воистину, если бы безумец попался кому-нибудь на глаза поздним вечером, когда прямо за спиною у него смыкались сумерки и туманы болот, уж верно, встречный поверил бы, что целое воинство, скрытое в тумане и в сумерках, следует за этим дерзким, утомленным, уверенным в себе полководцем. Если бы армия там и вправду находилась бы, Нива следовало бы причислить к людям здравым. Если бы весь мир сходился на том, что армия и вправду находится там, пусть на самом деле только Алверик и Зенд следовали прихотливым путем Нива, - даже тогда он числился бы среди людей здравых. Но одинокая фантазия, не подкрепленная ни фактом, ни родственной фантазией кого-то другого, в силу одиночества своего признается безумством.
Все это время, пока отряд шагал вслед за Нивом, Зенд не спускал с Алверика глаз; ибо общая ревность к чудесам Эльфландии связывала Нива и Зенда одной целью, словно одна и та же дикая причуда владела обоими.
И вот однажды утром Нив встал на цыпочки, вытягиваясь всем своим тощим телом как можно выше, и воздел правую руку, и обратился к своему воинству.
- Эрл уже недалеко, - объявил он. - На смену приевшемуся и отжившему принесем мы новые фантазии; и Эрл заживет отныне по законам и обычаям луны.
Надо сказать, что Ниву не было до луны ровно никакого дела, однако великий хитрец знал, что Зенд посодействует ему в осуществлении нового плана противу Эрла, хотя бы только ради луны. И Зенд восторженно завопил в ответ, и с одинокого холма откликнулось эхо, и Нив улыбнулся ликующим отзвукам, словно полководец, уверенный в своем воинстве. Тогда Алверик снова взбунтовался, и в последний раз поднял руку на Нива и Зенда, и понял, что годы, либо скитания, либо утрата надежды лишили его сил противостоять маниакальной мощи этих двоих. После того смирившийся Алверик покорно следовал за своими мучителями, и больше не было ему дела до того, что с ним происходит, и жил он только воспоминаниями давно минувших дней. Ноябрьскими вечерами в унылом лагере на пронизывающем ветру скиталец видел, обращая взор свой только назад, сквозь завесу минувших лет, как над башнями Эрл снова сияют весенние рассветы. В зареве утренних лучей Алверик снова видел, как сын его играет в позабытые игрушки, что ведьма сотворила при помощи заговора; Алверик видел, как Лиразель снова проходит по благодатным садам. Однако же никакому свету, что воспоминания в силах зажечь, не дано было озарить теплом этот лагерь пасмурными вечерами, когда от земли поднималась сырость, и дыхание ветров веяло леденящим холодом, когда неслышно подкрадывалась тьма, а Нив и Зенд принимались обсуждать тихими нетерпеливыми голосами планы, подсказанные теми причудами, что царят в сумерках в глуши. Когда же печальный день таял без остатка, и Алверик засыпал под сенью разметавшихся лохмотьев, что колыхались всю ночь над шатром, - только и только тогда память, не отвлекаясь более на хлопотливые перемены дня, возвращала пленнику Эрл: яркий, счастливый, весенний; и пока тело скитальца покоилось неподвижно в далеких полях, где торжествовали зима и мрак, все, что еще жило и дышало в Алверике, возвращалось через пустынные нагорья в Эрл, возвращалось сквозь годы в ту Весну, где остались Лиразель и Орион.
Алверик понятия не имел, как далеко находится он телесно, и сколько именно миль до родного дома, ради которого его счастливые мысли каждую ночь покидали измученную оболочку. Много лет прошло с тех пор, как однажды вечером шатер скитальцев серой тенью вписался в тот самый пейзаж, на фоне которого теперь снова взмахивал своими лохмотьями. Однако Нив знал, что за последнее время отряд заметно приблизился к Эрлу, ибо сны о родной деревне ныне являлись к безумцу почти сразу же, как только он засыпал; а прежде приходили не в пример позже, далеко за полночь, а иногда и под утро. Из этого Нив заключал, что раньше снам приходилось преодолевать путь более долгий, а теперь до них рукой подать. Однажды вечером Нив по секрету сообщил о своем открытии Зенду; Зенд внимательно выслушал, но мнения своего не высказал, заметил только: "Луне все ведомо". Тем не менее Зенд послушно шагал за Нивом; Нив же вел невиданный караван, каждый раз выбирая то направление, откуда сны о долине Эрл являлись быстрее всего. Столь странный способ отыскивать дорогу заметно приблизил скитальцев к Эрлу; так часто случается, когда люди следуют за предводителями безумными, слепыми либо обманутыми; они достигают-таки той или иной гавани, хотя годами блуждают, не разбирая пути: ежели бы дело обстояло иначе, что бы со всеми нами сталось?
И вот в один прекрасный день из голубой дали на скитальцев глянули шпили башен Эрла, сияя в лучах рассвета над кряжем меловых холмов. Нив немедленно повернул к ним, и повел отряд напрямую, ибо прихотливый курс отряда до того проложен был к Эрлу отнюдь не по кратчайшему расстоянию, и зашагал вперед, словно завоеватель, узревший врата незнакомого города. Что за планы роились в голове безумца, Алверик не ведал, но оставался все так же безразличен; и Зенд тоже пребывал в полном неведении, ибо Нив сообщил только, что замыслы его должны остаться тайной; впрочем, Нив и сам понятия не имел, что у него за планы, ибо фантазии в уме его задерживались не более, чем вода в решете, и тут же уносились прочь. Как мог сказать он сегодня, какие планы вписались в настроение дня вчерашнего, и волею каких причуд?
Следуя своим путем, скитальцы набрели вскоре на пастуха; пастух стоял в окружении пощипывающих травку овец, опираясь на посох, и наблюдал за происходящим; других забот у него словно бы и не было. Когда же вокруг ничего ровным счетом не происходило, он глядел себе и глядел на холмы; и со временем все его воспоминания уподобились волнистым очертаниям гигантских, поросших травою дюн. Бородатый пастух проводил прохожих взглядом, не проронив ни слова. Однако одна из безумных галлюцинаций Нива немедленно подсказала одержимому, кто перед ним; и Нив окликнул пастуха по имени, и пастух отозвался; и кто же это был как не Ванд!
И вот они разговорились; и Нив повел учтивые речи, как всегда в беседе с людьми разумными, искусно и хитро подражая повадкам и трюкам здравого рассудка, на случай, ежели Алверик опять попросит о помощи. Но Алверик о помощи не просил. Он стоял молча, и, казалось, прислушивался к разговору, но мысленно пребывал в далеком прошлом, и чужие голоса оставались для него пустым звуком. И полюбопытствовал Ванд, удалось ли путникам отыскать Эльфландию. Однако спросил он об этом так, как принято спрашивать детей, побывала ли их игрушечная лодочка на Блаженных Островах. Много лет Ванд возился с овцами, и изучил досконально, что овцам нужно, какова им цена и что в них пользы людям; все эти заботы незаметно обступили его воображение сплошным кольцом, и со временем превратились в стену, далее которой взор пастуха не проникал. О да, некогда, в юные годы, он и в самом деле пытался отыскать Эльфландию, но теперь, - теперь он повзрослел; а такого рода предприятия - удел молодых.
- Но мы видели границу, - молвил Зенд, - границу сумерек.
- Вечерний туман, - объявил Ванд.
- Я стоял на самом краю Эльфландии, - не отступал Зенд.
Но Ванд улыбнулся и покачал головой, опираясь на длинный изогнутый посох, и встряхнул бородою, и при этом каждый завиток бороды неспешно отрицал россказни Зенда о лучезарной границе, и усмешка на губах не оставляла для Эльфландии места, и в снисходительном взгляде светилась респектабельная мудрость ведомых нам полей.
