«16 июня 2016 год. Четверг.

Никаких изменений. Поведение больной оставляет желать лучше. Рецидивов не наблюдается.»

Бессвязные предложения были аккуратно написаны ровным почерком на белом листке бумаги. Черная книжка, куда были записаны наблюдения, лежала одиноко на краю дубового стола, хозяина данной вещи не было же видно.

На первый взгляд это вещица могла бы показать обычным журналом врача, который записывал все изменения в поведении своего пациента, дабы знать, чего ожидать потом. Но все было не так просто. Страницы блокнота были разделены на две части, в первой — записывались все наблюдения, которые должен вести врач-психиатр, во второй — черными чернилами размашистым почерком, словно это писал другой человек, были настоящие мысли уже не врача, а обычно человека, которому не безразлична была судьба другого. Того, кто за короткий срок стал родным ему.

«16 июня 2016 год. Четверг.

Сегодня снова был приступ. Она лежала на кровати, связанная коричневыми ремнями, что врезались в ее тело, оставляя алые кровоподтеки. Но она не замечала этого, лежа на спине и смотря в потолок. Я — врач психиатрической больниц, повидавший многое за свою столь малую службу — испугался, продолжая смотреть как хрупкое тело извиняется в своих оковах, пытаясь выбраться.

— Мамочка, а давай мы еще пойдем вон на ту карусель, — на ее губах отразилась улыбка, а взгляд был направлен на стену.

Я ничего не видел кроме белой стены, она же видела там свою мать, к которой тянула связанные руки. Она не могла этого сделать из-за ремней от чего приходила в ярость. Я попытался успокоить ее, но она не слушала меня.

— Мама, а почему ты уходишь? — Арина резко прекратила все свои действия и замерла, продолжая смотреть на стену. — Нет, не оставляй меня. Нет!

Она стала безумно кричать и вырваться. Санитары пытались ее удержать, в то время как я старался влить „Аминазин“ в ее организм. Нейролептик подействовал не сразу, но все же она успокоилась и уснула…»

На этом запись прерывается, видимо, кто-то помешал ее закончить. Но это не столь важно как-то, что записи одного и того же дня кардинально отличаются друг от друга. Мы видим, что первая запись врет о том, что рецидивов не наблюдалось, вторая же говорит нам правду, показывая настоящее состояние Арины. Так почему же он соврал, показывая ложные сведения коллегам, утаивая настоящие? Я долго не мог понять пока не увидел маленький фотоснимок, приклеенный к корки блокнота. На нем была изображена девочка лет тринадцати со светлыми кудрявыми волосами и большими голубыми глазами. Она была похожа на маленького ангелочка, для завершения картины не хватало только крылышек за ее спиной. Рядом с девочкой был мальчик лет шестнадцати такой же светловолосый, вот только глаза были у него карие. Под снимком была надпись: «Дарья и Максим. 2000 год.»

Я не знал кто это, даже не было предположений, но как и любому другому человеку, оказавшемуся на моем месте, мне стало интересно и захотелось узнать подробнее об этом. Я долго сопротивлялся, говоря, что нельзя лезть в чужие дела и брать без спроса чужие вещи, но любопытство взяло вверх и я открыл самую первую запись второй части дневника.

«15 января 2016 год. Пятница.

Сегодня к нам поступил новый душевнобольной человек. Дело было поручено мне. Я долго не хотел браться за него, но меня заставили. Эта девушка была копией Даши, вот только выглядела старшее нее. У меня сложилось чувство, будто передо мной сидела моя Даша, которой исполнилось лет двадцать. Но это конечно же только мои проблемы, о которых в больнице никто не должен знать, здесь я врач, который должен помочь пациентке.»

Я перевернул страницы в самое начало, открыв первую часть книжки. Мне стало интересно что именно он напишет там, ведь с этими записями позже он пойдет отчитываться перед коллегами.

«15 января 2016 год. Пятница.

Ф.И.О: Обидена Арина Дмитриевна.

Год рождения: 5 июня 1996 года.

Описание: Галлюцинации, депрессивные расстройства, склонность к суициду.

Лечение: Лоразепам — по 1 мг 2-3 раза в сутки (При сильной депрессии — 4-6 мг/сут.), Лития карбонат — принимают внутрь 3-4 раза в день. Начальная доза 0.6-0.9 г/сут, постепенно количество препарата увеличивают до 1.5-2.1 г., Пароксетин — по 20-40 мг/сут утром во время завтрака.»

О причине такого состояния девушки было мало что написано, точнее ничего. Врач будто утаивал эту историю, оберегая ее и не позволяя, чтобы кто-то лишний узнал о ней. Было много писанины о ее состояние до приема антипсихотиков, во время и после увеличения или же уменьшения дозы, и из всего этого я сделал вывод, что Арина должна была давно пойти на поправку, но почему-то состояние ее оставалось тем же, а временами ей даже становилось хуже. Я стал гадать что именно могло повлиять на то, что сильные препараты просто не дают никакого эффекта, а как оказалось потом, Арина просто-напросто отказывалась от их приема, сопротивляясь.

«1 февраля 2016 год. Понедельник.

Прошло больше двух недель с момента поступления Арины. Улучшений не наблюдается, девушка стала терять вес на глазах, отказывается от еды, сопротивляется при приеме лекарств, утверждает, что полностью здорова.

— Зачем вы меня тут держите? — спросила она меня сегодня слабым безжизненным голосом. — Я ведь здорова, так зачем?

— Арина, тебе нужна помощь. Моя помощь.

От моих слов она пришла в ярость стала все крушить, пыталась разбить голову об стену, тем самым покончив собой. И в этот момент я понял, что передо мной копия Даши, ведь у нее было точно такое же заболевание и такое же поведение. Только на момент прогрессирующей болезни Дарьи я не смог ей помочь, но теперь обязан дать шанс Арине, точной копией моей подруги.»

Все записи были короткие и толком непонятные, но все же кое-что я смог понять. Если я не ошибаюсь, тот ангелочек со снимка был болен тем же самым недугом, что и Арина, но спасти ее не удалось. Но я так и не смог найти ответы на вопросы, которые больше всего меня интересовали.

Дальше было одно и то же: попытки самоубийства, отказ от лечения, вспышки ярости, разговоры с несуществующими людьми, Арина даже смогла нанести незначительные увечья санитарам, что пытались в момент обострения утихомирить ее. Так длилось около двух месяцев. По крайней мере так писалось в дневнике. Вот только я до сих пор не знал кому из врачей он принадлежал, так как инициалов никаких не было.