— Постараюсь исправиться. С годами.

Похоже, что это ее бывший приятель, сказал себе Виктор. А это новая его бывшего. Соня что-то хочет ему доказать?

"А кто-то сейчас пропадает... А, может быть, к лучшему это, а?" — мурлыкали в стиле ранних битлов прилепленные под потолком шары колонок. "Оловянные солдатики", заря русского рока.

— Что ты будешь? — спросил он Соню, развернув меню.

— На твой вкус.

— Тогда исполним перформанс — вишневый квас, окрошка, мясо в горшочках, блины, и все это употребляем в пищу.

— У, а я думала, ты исполняешь только хэппенинг.

— Когда я участвую в акции, цель которой мне неясна, то предпочитаю исполнить перформанс.

— Вы, наверное, уже читали солженицынский "Архипелаг ГУЛАГ"? — улыбнулся Иннокетий.

"Это что, у них тут диссиденты? Или наоборот, провокация? Или творческие шестидесятники выявляют в своей среде сексотов?"

— Не в моем вкусе, — уклончиво ответить Виктор.

— Смело, — качнул головой Иннокентий, — смело. Когда человек говорит, что книга, удостоенная Сталинской премии, не в его вкусе — это говорит о независимом мышлении.

Это же надо так вляпаться, подумал Виктор. Александр Исаевич оказывается у Фрола Козлова в фаворе. Или его разыгрывают? Или это опять совершенно другой "Архипелаг"? Да и не рановато ли в шестьдесят восьмом?

— Ну, что поделать, — вздохнул он. — Не воспринимаю я как-то этот слог.

"В любом случае это можно представить, как шутку".

Его собеседник не обиделся.

— Ну что ж, — ответил он, это всего лишь очередной виток спора физиков и лириков. Точнее, конфликт оптимистичных и пессимистичных взглядов на научный, технический и нравственный прогресс. А я вот — нонконформист, мне по душе выбор истинных человеческих ценностей.

— Да, я вижу этот выбор, — Соня взглянула в сторону Нинель.

— Софи, ну, зачем упрощать? Просто так бывает — живет человек, и в один прекрасный день ему вдруг открывается зияющая бездна бытия. Бездна, о которой он раньше не подозревал, расточая дни и часы на суету повседневных дел. Может, он просто повзрослел, может, это неожиданная страсть, может, что-то еще, о чем никто не знает. Это уже неважно. После этого события в жизни уже нет покоя. Есть риск, жажда принимать решения, каждое из которых не дает гарантий успеха...

— Экзистенциально.

— Полмира на гребне волны, поднятой Сартром и Камю. Это судьба. Вы думаете, "Архипелаг" получил Сталинскую за особые литературные достоинства? Политика, только политика. В стране должен быть свой великий писатель-экзистенциалист. Независимость от импорта чужих идей. Скажите, — он обратился к Виктору, — вот вы тоже не живете, как все, не довольствуетесь нашими разноцветными гитарами, вашей душе нужны "Жуки", "Катящиеся камни", "Шокирующие голубые". Экзистенциализм есть в каждом.

— Фирма "Мелодия" выпускает, — уклончиво ответил Виктор.

— Конечно. И это политика. Показать, что мы часть мировой культуры. А народ ограничивает себя плачущей девочкой в автомате. И августом, в котором сбыться не может что-то такое, что сбывается ранней весной. Утрирую, конечно. Но думаю, что все человечество никогда не станет жить идеей ефремовского аскетизма, которую насаждают нам в виде культа всеобщей экономии. Ну почему, например, я вместо "Москвича" не могу иметь семисотый "БМВ"? Это ведь тоже микролитражка.

— У тебя есть семисотый "БМВ", — равнодушно заметила Нинель. — Кабриолет цвета мечты.

Виктор заметил, что Нинель не пытается выглядеть роковой женщиной. Превосходство под видимой скромностью и терпением.

— Да, но чего это стоило? — Иннокентий достал платок, провел им по потеющему лбу и продолжал. — Связи, знакомства, подпольные маклеры, фининспекция, чуть ли не ГУГБ из-за реваншистов в Германии. Конечно, и здесь можно сказать — "Все так поступают". Но каждый из нас должен себя спросить — а есть ли у меня право действовать, как все, чтобы с меня брало пример человечество? Реваншисты тоже оправдываются тем, что они — как все. Я считаю, что каждый человек должен отвечать за то, что он протаптывает колею, из которой потом не выбраться всем. А вас, Виктор Сергеевич, что волнует?

— Меня волнует, кто же такой загадочный Боржич, у которого мы собрались. Основатель нового направления в искусстве или местный меценат?

— Ни то, ни другое, — улыбнулась Соня. — Председатель кооператива. У нас завод выпускает только хлебный квас в бочках. Боржич стал варить домашний квас, в общем, кучу сортов, и открыл сеть кафе. Минздрав поддерживает, потому что это полезно.

— А обком рассчитывает, что это заменит пивные, — добавил Иннокентий.

— Правильно рассчитывает, — губы Нинель затронула улыбка. — Гораздо приятней посидеть у Боржича, чем в маленковской пивной.

— Намечается что-то вроде капустника?

— Нет, что вы. Здесь мы общаемся, свободно обсуждаем всякую всячину, заводим знакомства, слушаем оценки других о себе. Просто подойти к незнакомому человеку и сказать — "Здравствуйте, вчера был на вашей выставке, и мне показалось, что в полотне "Утро в кондитерском отделе" чувствуется влияние Сикейроса" — так пока не принято. А здесь это возможно.

"Короче, социальная сеть. А меня включили в группу. Интересно, для чего?"

Перед эстрадой медленно кружились три молодые пары, не обращая внимания ни на кого. Немолодая официантка в праздничном деревенском наряде принесла заказ. Густая постная окрошка оказалась аппетитной, и совсем не похожей на общепитовский "холодный борщ из свеклы"; на нечто подобное Виктор случайно наткнулся на практике в Полтаве, в одной из местных столовых.

— Сергей Константиныч! Сергей Константиныч!

В кафе появился пожилой полноватый мужчина в коричневом пиджаке.

— Это Курагин! — шепнула Соня Виктору. — Облуправление культуры!

22. Двойное убийство в кафе Боржич.

Курагин, улыбаясь и приветствуя знакомых как кинозвезда, прошел к их столику и решительно сел на резной табурет.

— Софья Петровна, так это и есть товарищ Еремин, который увлекается музыкой в стиле рок? Очень приятно!

— Я, собственно, не музыковед, — осторожно поправил Виктор.

— Это неважно. Все мы с чего-то начинали. Кстати, вам не доводилось воевать на Ленинградском фронте? Ваше лицо немного знакомо... или я ошибаюсь...

— Нет, увы...

"Сейчас начнет докапываться. Надо переводить на современную музыку."

— Значит, обознался, — продолжал Курагин. — Там меня первый раз ранило, в госпитале лежал. Хотели ногу отнять, хирург хороший попался, спас. Вот показалось, не в госпитале ли видел. Ну да ладно, что теперь об этом. Меня вот какой вопрос интересует. Советская культура не может закрываться от новых молодежных стилей, тем более, в наш век техники. Будут слушать, переписывать. Вы, конечно, знаете, что у нас есть политика интеграции новых молодежных субкультур в нашу культуру, создание произведений в новых стилях, выражающих наши, советские ценности...

"А, вот почему битлы свободно. "

-...Выступая в Перми, Фрол Романович Козлов сказал, что Министерству культуры не хватает опережения. Умения не просто реагировать на события в современной музыкальной жизни, а активно их формировать. В связи с этим хотелось бы вас спросить — куда, на ваш взгляд, идет развитие массовой музыкальной культуры? Что будет слушать наша молодежь в семидесятых?

— Но я же не музыковед, — повторил Виктор.

— У нас тут конфликт поколений. Старшие, грамотные знатоки музыки рок просто не воспринимают, а у молодежи все на ура, нет критического взгляда. Вы— единственное исключение. Так что скажете?