Виктор толкнул дверь; за ней оказалась знакомая лестница. Ноги сами несли его на второй этаж.

В большом зале стояла жара и гудение. Высокие, опутанные паутиной проводов серые, зеленые и коричневые шкафы мигали лампами. В форточке надсадно тужился бытовой вентилятор, пытаясь ускорить тепловую смерть Вселенной. У стола, где качались стрелки вольтметров и нервно дергались самописцы, вычерчивая на графленых бумажных лентах замысловатые красные линии, увлеченно болтали трое незнакомых парней и девчонка. На стене Виктор заметил чертеж муфты. Той самой, которую он предложил в альтернативном пятьдесят восьмом.

— ...Статью Дорницкого в "ЭТТ" не читали?

— Серега вообще не читает "ЭТТ". Он, кроме "Вестника ВНИИЖТ" и трудов ВНИТИ, ничего.

— Ладно, что там Дорницкий?

— Опять полемика. Восмиосный или шестиосный с повышенной на ось.

— А динамика?

— А асинхронный?

— А пульсация момента? Вам всем не кажется, что мы нашими результатами похороним тему лет на десять?

— Не боись. Что-нибудь изобретут.

Старший, в белом халате — похоже, из аспирантов — наконец, обратил внимания на Виктора.

— Здравствуйте. Кого-то ищете?

— Вы не подскажете, где я могу увидеть профессора Камаева?

Парень почесал подбородок.

— Анатолия Алексеевича? Знаете, он теперь где-то к шести подойдет. У нас тут долго будут сидеть, пока сторож не выгонит. А вы с завода?

— Я из КБ по магнитофонам. А у вас тут, говорят, научная школа по моделированию динамики. Вон какие машины стоят.

— КБ -это у третьих проходных? Так это у вас машины. Аналоговые достигли потолка, их проще программировать, но погрешности...

— В чертежном корпусе котельную из подвала убрали... — начала девушка.

— Мы убирали, — вставил курчавый брюнет с усиками, — третий трудовой семестр.

— Саш, можно, ты потом пояснишь? Так вот в чертежном корпусе в подвале в девятой пятилетке у нас будет институтский ВЦ. И с вами по линии соединят.

— И заодно новый корпус достроят. Вату на кафедру высшей математики поставят. Курсовые считать будем.

— Для курсовых тебе Камаев персональный компьютер на кафедру выбил. Первый и единственный в институте. Лично в Зеленоград ездил.

— Персональный компьютер? — Виктор подумал, что он ослышался.

— Ну да. Миш, покажи товарищу.

Персональный компьютер был размером с кассовый аппарат и оказался программируемым калькулятором — правда, покруче, чем "МК-61", который когда-то был у Виктора. Дисплей в три строки, программы на магнитных картах, встроенный принтер на бумажной ленте, настольный графопостроитель и какой-то серый ящик размером с системный блок.

— Многомассовую систему он, конечно, не потянет, — пробасил Миша, — хотя простые дифуравнения берет. Методом Рунге-Кутта. Мы на нем регрессионный анализ делаем и разложение в ряд Фурье. Вот это, — и он ткнул пальцем в ящик, — расширитель памяти на двадцать тысяч бит. Из опытной партии, технологический. Его испытывали, на стальную плиту роняли.

— И как, выдержал?

— Корпус поцарапали. Самим красить пришлось.

— А остальных преподавателей тоже не будет?

— Может, на стендах кто. Это вон напротив здание...

— Спасибо, я знаю.

Переменившийся ветер потянул по проходу между корпусами сладковатый дым сжигаемой кучи старой травы. Виктор уже хотел переходить пути узкоколейки, но что-то его остановило.

"Подожди лезть со своим прогрессорством", — сказал он себе, "вечно ты во всех реальностях во что-нибудь влипнешь. Ладно, за феномена, бомбы видящего, ты из линейного выпутался и вид на жительство получил. За лентотягу на работе устроился. Попросили тебе дать идеи по магнитофонам — вот и думай. Осмотреться надо. Кафедра не убежит, на нее и через неделю зайти можно. И вообще — сперва изучи местные проблемы, что у них актуально. Советы постороннего не всем нравятся. С наскока не надо."

Он повернулся и пошел к двери, еще одной двери вод вор под другой лестницей, к библиотеке. В здании бывшей гимназии двери во двор были только под лестницами — ученикам там было делать нечего.

Хотелось есть. Последняя аудитория на углу коридора была переделана под буфет; Виктор решил зайти.

За столиками сидели несколько пацанов и что-то обсуждали. К удивлению, Виктор не обнаружил прилавков и буфетных стоек, как и самой буфетчицы. У стены было несколько столиков, на которых стояли корзины с пирожками и бутербродами, электрочайник, чайник с заваркой, кувшины с соком и стаканы на подносе; в углу белел холодильник "ЗИС-Москва", старый и монументальный. А еще на столе стояла коробка с бумажными деньгами и тарелка с мелочью и лежал ценник, отпечатанный на машинке, как меню.

"Вот растяпа буфетчица", подумал Виктор, "ушла и даже деньги оставила".

— Скажите, а буфет работает? — спросил Виктор у пацанов, которые, судя по выражению лиц, обсуждали какой-то прикол на последней паре.

Компания посмотрела на Виктора так, будто к их столику подошел индус в дхоти и с тюрбаном на голове. Смесь удивления и любопытства.

— Конечно, работает, — неуверенно протянул один.

— А девушка надолго отошла?

— Чья девушка? С нами девушки не было.

— Которая товар отпускает.

— Она только к закрытию придет. Убрать, что не продали.

— Так вы говорите, что буфет работает.

— Так вы видите, что он работает.

— Ну так буфетчица только к закрытию будет.

— Верно.

— А говорите — буфет работает.

— Так вы же видите — работает.

Виктор почувствовал себя, как Михаил Задорнов, когда тот просил в "Макдональдсе" огурец, не порезанный с огурца.

— Я вижу, что буфет не закрыт, — сказал он. — А кто мне отпустит?

— А здесь самообслуживание.

— А платить кому?

— Так здесь самообслуживание, — повторил парень, глядя на Виктора с каким-то сожалением.

— Что, и платить — самообслуживание?

— Короче. Просто берете, что надо, кладете деньги в коробочку, и берете сдачу.

— И никто ничего?

— В смысле?

— Все сознательно кладут, сколько положено? — Виктор подсознательно почувствовал, что слово "украсть" в этом обществе просто вызовет шок.

— А как же? Понимаете, это специально сделано, чтобы в буфете не было наценки. Нет буфетчицы — все дешевле. Это же выгодно! И если кто обжулить захочет, он же весь институт платить дороже заставит. Ему же после этого жизни не будет!

— Теперь понятно. Честность — это экономия.

Компания за столом заулыбалась. Виктор подошел к корзинам, взял пару пирожков с рыбой, налил себе в чистый стакан чай с сахаром, положил в коробку два рубля и с легким сердцем сел за свободный столик. Пацаны продолжали весело обсуждать уходящий день. Хотелось не торопиться, медленно попивать чай и откусывать понемногу от пирожков, от этих правильных, мягких пирожков со вкусом детства.

А ведь действительно, когда честные все, это всем выгодно, подумал Виктор. Можно сэкономить на торговых наценках. А если просто работать на других, сколько можешь, а брать только самое необходимое, без чего нельзя обойтись, можно вообще жить без денег. Все ждали, когда построят коммунизм, а он был рядом, скромный и повседневный. Люди искали его, глядя на звездное небо, не думая, что он может оказаться в буфете; так парень не замечает скромную девушку, которая могла бы сделать его счастливым на всю жизнь. Жаль, у общества пока нет способа так же просто гнобить всех жуликов. Сколько могли бы сэкономить...

18. Массаракш, как высшая и последняя.

В келье эконома Виктор набросился на учебники.

До сорок восьмого все был так же. Интерпретация немного другая. Например, в разделе про Великую Отечественную были "десять сталинских ударов". А до этого был параграф про тридцать седьмой год. Репрессии назывались "ежовщиной", а Берия был представлен, как борец с репрессиями и за восстановление социалистической законности.