За Первомайкой автобус с размаху нырнул в облетевшие сады Городища. Вереница ярких, разноцветных домов выстроилась за аккуратными деревянными палисадниками. Желтые, голубые, красно-коричневые и салатовые избы, среди которых изредка попадались дореволюционные кирпичные, выкрашенные в белый цвет с красными наличниками. Виктора удивило это разноцветье, столь непохожее на памятный ему неброский вид частного сектора шестидесятых; он внезапно догадался, что дома красят за счет коммунальных служб, для улучшения их сохранности, но смысл столь щедрого поступка оставался для него неясен. На будущем Чашином Кургане Виктор увидел, что неказистое здание Благовещенской церкви восстанавливают, и дорога все так же делает дугу вокруг нее, и это тоже было непонятным для этих экономичных шестидесятых. Был в этом какой-то странный, неведомый Виктору расчет. Но какой?

Пединститута еще не было, как и нового здания аэропорта. Все те же пестро выкрашенные домишки, как декорации переднего плана, тянулись на фоне серо-коричневого занавеса "Соловьев". Курган удивил Виктора; здесь он был примерно на четверть ниже, и вместо эпической бетонной звезды на его вершине стояла круглая стеклянная беседка с высоким шпилем, окруженная кольцом только что высаженных березок. Еще несколько минут — и они свернули в узкую улицу старого троллейбусного кольца, которое здесь, наверное, никогда не появится.

— Магазин "Электроника"! — раздалось в динамиках.

...Это был все тот же дом, напротив довоенной сталинки. Тот же и совсем другой. Похоже, в тихом закоулке под боком у БЗПП решили достраивать престижный район; на месте унылой серой пятиэтажной казармы со стандартной стекляшкой понизу здесь горделиво подымался к белесому небу серо-голубой утес в семь этажей с высокими потолками и стройным рядом широких витрин с небольшими навесами, чтобы прохожий мог спокойно подойти и посмотреть товар, не подвергая себя капризам погоды. Стены, аккуратно расчерченные линиями пилястр и карнизов на прямоугольники, наводившие мысль о костях домино, оказались из панелей; роскошь явно пытались удешевить и сделать более доступной.

Интерьер "Электроники" жил в шестидесятых. На стенах висели огромные красочные барельефы из фанеры со стилизованными экранами телевизоров, телевышками, антеннами, кругами радиоволн, видами приемников и пластинок, которые кое-где разбавляли женские личики и силуэты людей. Художник явно пытался соединить коммерческую рекламу, пинап, монументальную пропаганду достижений страны и личные хипстерские вкусы. Длинное, похожее на галерею помещение магазина, было доверху забито товарами; в живописном беспорядке разложенными на прилавках, стеллажах, горках и витринах. Просторные альковы были заполнены телевизорами на ножках и тумбочках, крупногабаритные радиолы подпирали стены и в одном из углов Виктор увидел целый рассадник акустических систем — вертикальных ящиков, обтянутых тканью, коробок, громадных угловых тумб и даже шаров. Прямо на него из этой электронной толпы выплыл массивный, словно качок, и угловатый, как мебельная стенка, цветной телевизор с ярлыком в шесть тысяч рублей; пытаясь его обойти, Виктор наткнулся на желтый деревянный проигрыватель, который для уменьшения места откидывался вертикально, пытаясь прикинуться частью мебельной стенки. Рядом примостился длинный полированный ящик приставки искусственного эха и настоящий электронный орган. Творческая мысль народа фонтанировала. Слово "дефицит" на этом сегменте рынка не имело смысла. Здесь нужны были просто деньги.

В конце магазина он обнаружил отдел деталей и принадлежностей, где люди солидного вида и подростки внимательно изучали витрины и рылись в каталогах. Первыми на глаза попались транзисторы, и Виктор с радостью заметил среди них "семечки" — дешевые миниатюрные триоды, залитые в блочок из черной пластмассы. Глаза разбегались среди коробок с радиоконструкторами и наборами для сборки, паяльниками и паяльничками, катушками проводов и брошюрками "Телеантенна своими руками". Венчало все это великолепие набор измерительных приборов и дешевый двухламповый осциллограф с пятисантиметровым экраном. Поняв, что запутывается, Виктор спросил продавщицу: наушники обнаружились возле большой пластиковой линзы к старым телевизорам. Вместе с антенной аксессуар вылился в тридцатку.

Солнце ушло в серую, холодную дымку и только глыба "Электроники" продолжала освежать пейзаж. К остановке у старого деревянного дома — в восьмидесятых в нашей реальности здесь появится аптека — подкатывал степенный желто-красный бас. Виктор ускорил шаг и впрыгнул в закрывающиеся двери. Вперед, в Брянск...

На повороте после Первой Школы в глаза бросилось красноватое здание кинотеатра Демьяна Бедного на месте будущей книжки гостиницы "Брянск"; оно было в лесах и сверху, похоже, вновь выводили купол Ильинской церкви. Старый дореволюционный дом, полукаменный — полудеревянный и закрывавший вид на здание, был наполовину разобран. Спасо-Гробовская уже была восстановлена и обнесена аккуратной оградкой, но действующей явно не была. Старо-Воскресенская работала, но старый облик ей так и не вернули — квадратная, с большими окнами, она была похожа на какой-то баптистский храм в Америке. До Судка все это перемежалось старыми деревянными домишками, за которыми, со стороны Десны, виднелась кучка престижных довоенных зданий, и круглая беседка на одном из них была все та же, что и в нашем мире.

С правой стороны, на ровном месте, вместо знакомых кирпичных пятиэтажек, выросли четыре мощных корпуса песочно-желтого цвета, в семь этажей, с высокими потолками и стеклянными лентами магазинов понизу. Новые — один из магазинов еще готовили к сдаче. Архитектурных деталей на них, правда, не замечалось, и только спускавшиеся по фасаду ленты застекленных балконов намекали на внутреннюю роскошь

"У них при этой всей экономии продолжают строить сталинские дома?" — подумал Виктор. "А прочему бы и нет? Государство сдает квартиры, значит, есть слой высокооплачиваемых работников, есть спрос на престижное жилье с видом на проспект..."

Пространство за элитными стенками было уставлено уже знакомыми башнями; напротив Февральской раскинулся остров облетевших садов, мещанских изб и обветшалых купеческих двухэтажных домишек, деля этот кусок проспекта пополам. Плакат на заборе гласил, что к концу девятой пятилетки здесь появится Сквер Поэтов, новое здание облфилармонии, а по обе стороны от нее два музея — историко-краеведческий и музей искусств.

"Так, филармония тут на месте цирка. Ну, логично, место-то тихое, культурное. А церкви видать, для общего ансамбля с филармонией решили восстановить. Вообще, цирк здесь будет? И если да, то где?"

— Три года — и не узнать места!

К Виктору повернулась сидевшая рядом с ним тетка в платке и пальто-джерси.

— Что вы говорите?

— Да я заметила, вы все смотрите, как на новое. Деревня деревней тут было, а как в шестьдесят пятом начали строить — прям как Москва! Вот вы не скажете, это надолго все строят или так?

— Ну, институты ж думают. Главное, чтобы войны не было.

— Да вот, немцы-то опять на нас собрались! С ними Европа, а с нами Китай. И вот иногда думаешь, не дай бог, если опять все начнется. Только вот жизнь установилась, только установилась...

На краю оврага Виктор увидел огромный щит с подъемными кранами и знакомым лозунгом:

"Живешь в Брянске — будь строителем!"

Дорога спустилась вниз, и автобус покатился по мосту — не такому высокому и помпезному, как на Сталинском проспекте, но с претензиями на роскошь в виде помпезных чугунных фонарей с виноградными гроздьями плафонов наверху. Въезд на мост украсила пара колонн с аллегорическими знаками в виде щита и меча.

Площади Ленина здесь еще не было. Была улица Советская, скверик с мерзнущими клумбами и беседками с облетевшей сеткой плюща, свежевыкрашенный особнячок Могилевцевых и эпическая панельная семиэтажка гостиницы "Десна" на месте скучного розоватого одноименного курятника из его реальностями. На фасаде гостиницы, расчерченном по вертикали белыми ребрами каркаса через каждую пару окон, виднелась цифра года постройки — "1964". На ограде особняка Могилевцевых Виктор увидел очередной плакат будущей реконструкции: площади Ленина здесь не предполагалось, новый корпус облгорисполкома на плане вытягивался позади особняка, не вылезая по высоте, пересекал Советскую, пропуская ее через себя, сквозь огромную, словно пасть, арку и смыкался с "Десной". Ленин стоял на своем старом месте перед театром — точнее на месте нынешнего Тютчева, и от универмага была только половинка.