Андрей вскочил с кресла и, озираясь, сделал несколько крадущихся шагов по комнате. Смеясь, Никита пожал плечами.

— За крыльями! — торжественно произнес Андрей.

— За крыльями? — удивился Никита.

— За крыльями. За картонными крыльями, обклеенными перьями. И вот мы с Марком надели крылья и поднялись на крышу. Ангелу захотелось полетать, а я в то время был наивным романтиком и пошел у него на поводу. А дальше… дальше подошли мы к самому краю. Смотрю вниз — высоко. А тут как раз наш классный выходит. Я Марка за штаны и назад. А он на меня с кулаками. Внизу уже целая толпа собралась. Нашего классного чуть удар не хватил. Он- то и снял нас с крыши. А потом объявил при всем классе: «Этой святой двоице я ставлю по двойке по поведению, и чтоб завтра пришли в школу с родителями!..» И вот в честь этого случая теперь крышу этого дома украшает позолоченный ангел, — торжественно закончил Андрей.

— Позолоченный ангел появился гораздо раньше, — смеясь, возразил Марк.

Семья Софоновых жила теперь в двухэтажном, роскошно обставленном особняке из красного кирпича с высокой крышей, украшенной шпилем, на котором безмятежно восседал золотистый ангел.

— А почему тебя не прозвали Ангелом? Ведь вы вместе собирались полететь? — обратился Никита к Андрею, накладывая себе в тарелку салат с орехами и грибами.

— А ты посмотри на меня и скажи, ну какой из меня ангел?

Ангел из Андрея, действительно, был никакой. Нужно хорошенько напрячь фантазию, чтобы представить херувима с живыми, озорными, темно-карими глазами на смуглом лице, с задорно вздернутым носом, большеватым ртом, постоянно обнажавшим в насмешливой улыбке крупные белые зубы, и с всклоченным ершиком черных волос.

Марк являл собой полную противоположность другу. Золотисто-русые, слегка волнистые волосы до плеч, глубоко-серые глаза и беззащитно-детская линия рта, в самом деле, придавали сыну Вячеслава Софонова сходство с ангелом.

Хоть все три друга были одинакового возраста, Никита вел себя, пожалуй, слишком взросло для своих девятнадцати лет. В его небольших карих глазах не было ни тени мечтательности. Широкий нос, большой рот с толстыми, но строго и красиво очерченными губами, жесткая линия высоких скул, короткие темные волосы — все это придавало его лицу спокойную мужественность. Сдержанные уверенные движения и низкий ровный голос свидетельствовали о внутренней силе, а спортивное телосложение — о физической. В Никите не было ни романтической симпатии Марка, ни задорного обаяния Андрея, но, если верно, что мужчина должен быть чуть красивее обезьяны, то Никита, бесспорно, являл собой идеал мужской красоты. Ростом он был ниже Марка. Но Марка несколько портил горб, придававший его красивой фигуре какую-то отрешенность. Андрей же, несмотря на невысокий рост и некоторую щуплость, выглядел довольно стройным благодаря необыкновенной ловкости и подвижности.

Марк, как и Мария, не любил шумные вечеринки, и на свой девятнадцатый день рождения пригласил только самых близких друзей: Андрея, которого знал с первого класса, и Никиту, с которым подружился на первом курсе экономического факультета. Андрей учился на отделении пиара другого вуза.

— История, конечно, интересная и многое объясняет, — неопределенно улыбаясь, согласился Никита, когда Андрей вернулся в кресло. — Но есть еще одно обстоятельство… В институте никто не знает о вашем неудавшемся полете, а Марка снова прозвали Ангелом. Что ты скажешь на это?

— А что можно на это сказать? — пожал плечами Андрей. — Ангел — он ангел и есть. Не удивлюсь, если за плечами у нашего Ангела вовсе не горб, а сложенные крылья.

Марк всегда очень болезненно воспринимал любой намек на этот свой, пожалуй, единственный физический недостаток, но на этот раз с легкостью простил другу его беспечную бестактность — только опустил глаза.

— Что это? — Андрей поспешил перевести разговор на другую тему и взял с журнального столика маленькую книгу в голубом переплете, распахнул ее наугад. — «…И ученики, увидевши Его идущего по морю, встревожились и говорили: это призрак; и от страха вскричали. Но Иисус тотчас заговорил с ними и сказал: ободритесь, это Я, не бойтесь.

Петр сказал Ему в ответ: Господи! Если это Ты, повели мне прийти к Тебе по воде.

Он же сказал: иди. И вышед из лодки, Петр пошел по воде, чтобы подойти к Иисусу;

Но, видя сильный ветер, испугался и, начав утопать, закричал:

Господи! Спаси меня.

Иисус тотчас простер руку, поддержал его и говорил ему: маловерный! Зачем ты усомнился?

И когда вошли они в лодку, ветер утих».

Это ты читаешь?

— Да, а почему тебя это удивляет?

— Да нет, это меня совсем не удивляет! Не собрался ли ты, Ангел, в монастырь?

— Ты угадал! Как раз туда я и собрался, — пошутил Марк.

— Какие- то у вас сегодня разговоры… Ангелы, монастырь… — Никита оторвался от салата, снял со стены гитару и, развалившись на диване, стал наигрывать простую, грустную и приятную мелодию. Приятен был и его низкий сильный голос:

Ты устало идешь навстречу мне,

Отражаясь в весенних лужах.

Мы так долго мечтали о весне,

Но теперь нам уже не нужен

Сумасшедший апрель.

Его капризы так нелепы.

Как привыкли мы к белой земле,

Как привыкли мы к белой земле,

Как боится, боится зима,

Зима умереть.

Твои мысли печальней, чем луна,

И грязней весеннего снега.

Скоро в заспанный город придет весна,

И напомнит тебе обо мне

Сумасшедший апрель.

Его капризы так нелепы.

Как привыкли мы к белой земле,

Как привыкли мы к белой земле,

Как боится, боится зима,

Зима умереть.

Андрей задумчиво потягивал вино:

— Чья это песня?

— Моя.

— Твоя? — удивился Андрей. — Ты никогда раньше не говорил, что сочиняешь песни.

— А я никогда их и не сочинял, — согласился Никита. — Это первая. Как-то сама- собой получилась.

В дверях появилась Мария с высоким тортом в руках, на котором горели девятнадцать свечей:

— С днем рождения, Марк!

Аккуратно поставила на столик мерцающее- кремовое великолепие.

— Теперь загадай желание и задуй свечи.

Марк набрал в легкие побольше воздуха и наклонился над тортом. Свечи гасли одна за другой.

— Ну давай, давай, еще!.. — подбадривал Андрей.

Но три огонька по-прежнему упрямо горели среди кремовых роз.

Глава 9

Дама под Вуалью

— Наверное, они думают, у меня очень много свободного времени!

Вебер был взбешен. Мало того, что заболели две танцовщицы, прошло уже полчаса с начала репетиции, а Кристина и Вячеслав все не появлялись.

Наконец тяжелые деревянные двери распахнулись, и в огромный темный зал без окон вместе с весенней свежестью впорхнула Кристина в светлых джинсах и пестром свитере. Длинные темно- ореховые волосы свободно спадали на спину. Зеленые глаза радостно сияли.

— Когда я научу тебя не опаздывать? — проворчал Вебер.

— Даже не пытайся, папа. Проще научить обезьяну летать. Представляешь, какой получится номер?