- Трус! Ты боишься сразиться со мной, как подобает мужчине!
- Не трогайте его! - немедленно приказывает Гец своим приспешникам. - Он мой!
Гец выше меня почти на две головы. К тому же я хром от рождения. Но шпага в значительной степени уравнивает наши силы. А с учетом того, что владею я клинком, как всякий дворянин, намного лучше своего бывшего слуги...
Удары Геца яростны, но плохо подготовлены. Мне непросто парировать их - но лишь потому, что он гораздо сильнее меня физически.
Пока еще сильнее.
Мне удается дважды легко ранить Геца, прежде чем он начинает понимать: я просто играю с ним, чего-то выжидая. Атаки Геца становятся еще более яростными. Я, отражая их, стараюсь не выпускать из виду двух других беглых слуг. Не сомневаюсь, подставь я им хоть раз спину - и, несмотря на приказ Геца, дубина не замедлит опуститься на мою голову. Чернь есть чернь...
Наконец слышится топот копыт, Поняв, что попал в ловушку, Гец бросается к наполовину выпряженной лошади, двумя ударами шпаги обрубает постромки. Двое его приспешников тем временем пускают в ход дубины. Но то, что их двое, оказывается мне на руку. Бестолковые слуги только мешают друг другу. Столкнувшись, они едва не выпадают из седел.
Гец, вскочив на лошадь, подъезжает к карете и открывает дверцу. На порожке показывается Мари. Но нас уже окружают всадники. Двое приспешников Геца во весь опор мчатся к лесу. Я бросаюсь к карете и, пеший, нападаю на конного Геца.
Мари не может не оценить мою храбрость.
- Не убивать! - приказываю я. - Он нужен мне живым!
Но Гец уже никому не способен причинить зла. Его умело сбрасывают с лошади. Мари так и остается стоять на подножке кареты. Глаза ее полны слез.
- Отвезите его в мой дом, бросьте в подземелье и охраняйте, как лучшую лошадь из императорской конюшни! Едем, дорогая, - обращаюсь я уже к Мари. - Нас ждут в церкви.
Мари лишается чувств и падает мне на руки. Служанка помогает мне внести ее в карету.
Церемония венчания кажется мне ужасно длинной и скучной. Возможно, потому, что я с нетерпением жду, когда же наконец наступит ночь. Моя первая брачная ночь...
Дождаться окончания свадебного пира я не могу. Молча беру жену за руку и веду ее в брачные чертоги.
Мари тоже молчит.
Она не говорит ни слова и тогда, когда я, погасив все свечи, кроме одной, начинаю снимать с нее платье. Просто стоит передо мной, обреченно опустив и руки, и длинные черные ресницы.
Ее нежная шелковистая кожа в беспокойном свете свечи не кажется безжизненно-мраморной. Нет. Она живая, теплая и трепещущая.
Кожа - да. Но не Мари. Она словно спит с широко открытыми глазами.
Сбросив с себя одежду, я подхожу к ней и начинаю целовать ее лицо, губы, шею, трепетные, еще не окрепшие груди.
Отвечают на мои ласки только нежные темные соски. А жесткие холодные губы Мари искривляет гримаса то ли отвращения, то ли страдания, то ли с трудом сдерживаемых слез.
Но это лишь распаляет меня.
Подхватив молодую жену на руки - я хоть и намного ниже ее ростом, но без труда могу сделать это, - несу ее к брачному ложу. И вот наконец Мари лежит передо мной, нагая и беззащитная, закрыв глаза и плотно сжав бедра. Полюбовавшись ею несколько минут, я приступаю к долгожданному действу.
Вначале Мари никак не реагирует на мои ласки.
И потом - тоже не реагирует. Просто лежит, как большая красивая кукла. Правда, препятствовать моим рукам и губам не смеет. Понимает - такого я не потерплю. Даже я, нежнейший и терпеливейший, - не потерплю!
Но Мари - не первая девственница, которую мне приходится соблазнять. Почти все служанки вначале боялись и стыдились. И ни одну я ни разу не ударил. Ни одну не взял силой. Ведь я - само великодушие и благородство.
Я шепчу на ушко Мари все самые ласковые слова, которые знаю. Я целую ее груди то нежно, то требовательно. Я покрываю поцелуями все ее тело, от мочек ушей до бедер. А мои дозорные тем временем пытаются найти подходы к тщательно охраняемой крепости. Хоть и не сразу, но им все же удается подобраться к самым воротам. Значит, скоро, очень скоро, они будут взломаны мощным тараном. Сейчас... Еще мгновение... Даже мое долготерпение подходит к концу...
Я наконец врываюсь в крепость. Точнее, вхожу победным маршем через давно уже взломанные, как выяснилось, ворота. Не спеша исследую все уголки столь долго сопротивлявшейся цитадели, по-хозяйски располагаюсь в центре.
В честь взятия крепости будет дан фейерверк. И не только победителями это само собой разумеется, - но и побежденными. Они, правда, не желают приветствовать победителя. Но я помогу им отыскать в укромных закоулках твердыни все, что необходимо для праздничного салюта. Я буду обходить эти закоулки раз за разом. Я буду отдыхать и вновь обшаривать все тайники. Я добьюсь своего.
Фейерверк поначалу получился бледным. Мари попыталась скрыть его от победителя. Но после того, как робкие поначалу залпы побежденных были поддержаны мощными залпами победителей, все изменилось. Я почувствовал, что нахожусь в объятиях Мари. Более того, ей явно не хотелось меня отпускать. Она даже ответила на мой прощальный поцелуй. И даже спросила, куда я ухожу.
- Свадебный пир продолжается, дорогая! Хозяину не пристало столь надолго оставлять гостей.
- Мне следует идти с вами?..
Я хотел было холодно приказать ей ждать моего возвращения, но в последний момент изменил свое решение.
- Я сейчас позову служанок. Они помогут вам одеться.
Наше появление встречается веселыми возгласами и двусмысленными шутками. Мари, чья шея и плечи и без того приобрели нежно-розовый оттенок, краснеет еще больше и долгое время не смеет поднять глаз. А потом смотрит только на меня, и взгляд ее совсем не такой, каким был в начале этого наполненного событиями дня.
Выпроводив ближних гостей и разместив по спальням дальних, я провожаю Мари до ее опочивальни и собираюсь было, прихватив служанку, уйти в свою, но передумываю.
На этот раз павшая крепость встречает меня как триумфатора. Под ноги мне бросают цветы и спешат показать все свои сокровища.
Но среди многих цветов сегодня не было главного - цветка невинности. Кто-то похитил его у меня.
Впрочем, почему - кто-то? Похититель известен и находится в моих руках. И наказание я ему придумал - отменное!
После брачной ночи я провожу еще четыре такие же. Каждый раз Мари все более откровенно демонстрирует свои чувства. И - все ненасытнее принимает мои ласки. Мне уже не приходится штурмовать крепость. Ее ворота гостеприимно распахиваются, стоит мне лишь приблизиться. И, наоборот, они не хотят выпускать меня даже тогда, когда утренний свет прогоняет очарование ночи.
Гец все это время сидит в темнице. Кормят его скудно, воды для умывания не дают. Раны, нанесенные мною во время нашего поединка, гноятся и причиняют разбойнику невыносимые страдания. Но мне этого мало. К его физическим страданиям я собираюсь присовокупить душевные, во много раз более тяжкие.
Прихожу я к нему в темницу дней через десять после свадьбы. Прихожу в шитом золотом камзоле, с плетью в руках, надушенный и напудренный.
- Фу, как от тебя воняет! - морщусь я, едва войдя в темницу, и начинаю демонстративно брызгать вокруг душистой водой.
- Вели давать мне воду для умывания! - пересохшими от жажды губами требует Гец.
- Может, ты еще и вина к обеду потребуешь? - усмехаюсь я.
- Той воды, которую мне дают, не хватает даже для питья!
- Свиньи не умываются. А ты - грязная неблагодарная свинья.
- Я человек. Человек!
- Ты скот. Двуногий рабочий скот. Я действительно пытался сделать из тебя человека. Даже шпагу держать в руках научил. Но ты так и остался свиньей.
- Врешь, не обманешь! Я - такой же, как ты. Я даже лучше тебя. Я красивее и сильнее. Мне...
Я щелкаю пальцами, и в темницу входит палач в красном капюшоне. Его волосатые ручищи обнажены по локоть.
Вообще-то судить и наказывать преступников я уже не имею права. Равно как и держать палача. Но император далеко, а герцог смотрит на некоторые мелкие превышения дворянами своей власти сквозь пальцы. Так что палачу иногда находится работа. Это единственный человек, в преданности которого я абсолютно уверен. Его дед служил моему деду, а прапрадед - моему прапрадеду. Он знает все фамильные секреты. Не заставлять же столь ценного человека пасти скот? Он охраняет меня надежнее, чем талисман. И с удовольствием Надевает красный капюшон, когда мне нужно нагнать на кого-нибудь страху.
