Больно было это говорить человеку, который рвался от горя и безысходности. В глазах падре стояли слезы. Что может быть хуже услышать, что отец должен заколоть родную дочь? Священник всегда должен волноваться за души других, но означало ли это убивать свою кровь ради блага других. Да, если его дочь теперь монстр.

Снова напряженное молчание, которое стало привычным за последние сутки. Я глянул в сторону, где были суккуб и ангел. Кас и Шер стояли по разные стороны комнаты и молча наблюдали за этой картиной. Ангел сидел на стуле, уперевшись локтями в колени. Его пристальный взгляд голубых глаз был направленна Гидеона, который стоял на распутье выбора. Шер тоже наблюдала за внутренней борьбой падре, привалившись плечом к стенке и скрестив руки. Её серо-голубые глаза пронизывали насквозь, и на мгновение мне показалось, что в них промелькнуло сострадание.

Я не мог оторваться от этого зрелища: охмелевший ангел Господний, сломленный воин в одном углу комнаты, и грациозный суккуб Люцифера, воплощение похоти — в другом. А посреди комнаты, словно на перекрёстке дороги, сидел священник, которому предстояло принять самое важное в жизни решение.

Гидеон не соглашался в открытую, но постепенно он уже не так яростно реагировал на слова моего брата. Увидев, что мужчина уже почти готов к тому, чтобы заколоть тварь, Дин протянул ему молча клинок из дерева. Бедолага с ужасом взглянул на кол.

— Но почему? Почему именно я? — обреченно спросил он, сжав кулаки.

— Ты служитель небес, — тихо отозвался Кас.

— А ты, стало быть, ангел?! — зло и язвительно огрызнулся Гидеон. Кажется, его вера пошатнулась или была близка к краху.

— Ну, он не самый лучший пример, — тут же произнесла Шер, скрестив руки. Она понимающе смотрела на падре. И на секунду я посчитал, что сочувствие в её взгляде делает девушку чрезвычайно красивой.

— А лучший, наверное, ты? — снова с раздражением произнес падре.

— Заметьте, падре, — когда Шер пытается кого-то склонить на свою сторону, её голос превращается в мурлыканье кошки, — не я это сказала.

В итоге, нам всё же удалось немного образумить священника. Вернее, он и так знал, что мы не те, кто будет лгать, но принимать правда он до конца отказывался. Нам нужно было быстрее добраться до этой Блудницы, чтобы не допустить новые потери среди людей. Гидеон попросил побыть одному и ушёл на крыльцо мотеля, собираясь с мыслями. Когда мы тихо обсуждали план, Дин после решил выйти проверить оружие в Импале. Кас был очень уставшим и грустным, если можно так сказать по ничего не выражающему лицу ангела, и попросил Дина поговорить с ним. Брат согласился, зная, как тяжело пернатый переживает равнодушие его отца.

— Обычно в фильмах, когда главные герои остаются одни, начинаются разговоры в стиле “сопливая хрень”, — произнесла Шаира, опускаясь в кресло. Оно противно заскрипело.

— Ты смотришь слишком много фильмов, — вяло усмехнулся я и сел на диван под окном. Мне показалось, что моя голова сейчас лопнет после всех этих событий. Я устало потёр переносицу и закрыл глаза.

— Надо же как-то скоротать время, — я услышал легкую ухмылку в её словах. Она немного помедлила, прежде, чем заговорила снова: — Знаешь, это вполне объяснимо.

Реплика Шер показалась мне настолько непонятной, что я взглянул на неё, пытаясь понять, к чему это.

— Бог отвернулся от вас давным-давно, — заговорила она, объясняя свои предыдущие слова. — Но у некоторых оставалось достаточно веры, чтобы продолжать бороться. Такими были Дин и Кас.

— Мой брат атеист, — хмыкнул я.

— Да, но это не означает, что он не хочет верить, — продолжила она. — Поэтому не удивительно, что Дин сломался, утратил блеск надежды, а пернатый просто не знает, что делать.

— Да, ты права, — медленно кивнул я, уставившись в одну точку. — И я боюсь, что они не смогут идти дальше. Меня пугает их отчаянье и безысходность.

— Зря, — отмахнулась Шер. Она, казалось, была уверена в своих словах. — Пойми, всем мы ломаемся, отходим от предубеждений, разочаровываемся. Но твой брат из тех людей, кто закаляется за счёт этих ударов судьбы. Да, это звучит пафосно, но это так.

Мне не удалось сдержать слабую ухмылку. Слушая её сейчас, я удивлялся её упрямой вере в нас. В который раз Шер выставляла себя наглядным парадоксом в людских убеждениях, и это было… прекрасно?

— Что? — она вопросительно посмотрела на меня, увидев мой пристальный взгляд. — Почему ты так смотришь?

Она была сейчас очень красивая. Мне нравилось, когда Шер смотрела вопросительно, слегка склонив голову на бок. Пытливый взгляд светлых глаз проникал так глубоко, будто мог достать самой потайной клеточки внутри.

— Ничего, — ответил я, слегка нахмурившись. Иногда я забывал, что она — существо, которое со времён творения человечества отравляет каждого похотью. В такие момент, как сейчас, я видел в ней обычную девушку, которая много видела, но стремиться быть или стать лучшей. — Просто, это так странное. Как у тебя так получается? Ты презираешь и пренебрегаешь людьми. Да, убивала, пытала, мучила. Для тебя человеческая жизнь мало, что значит. Но при этом, у тебя веры намного больше, чем в нас. Иногда ты сама напоминаешь нам, что нужно бороться и опускать руки — дерьмовое дело.

Снова это задумчивое выражение лица. Мышцы её шеи напряглись и натянулись, когда она наклонила голову. Её взгляд уставился в одну точку, будто проникал сквозь время и пространство. Шер ушла в свои мысли. Я довольно хмыкнул про себя, осознав, что заставил её задуматься. Мне казалось, она уже и не вернётся к этой теме, как вдруг её голос нарушил тишину:

— Просто я реалист, — тихо произнесла Шер, переводя осознанный взгляд на меня. — Говорю то, что думаю и то, что вижу. Может, в этом секрет мой, псевдоверы? В том, что я не оглядываюсь на прошлые промахи и не загадываю новые наперед? Это глупо, ведь мы всегда будем косячить, творить глупости, вне зависимости от того, кто ты: человек или нежить. Любой, кто будет посыпать голову пеплом — утонет в собственном дерьме.

Я изумленно смотрел на неё. Её слова были слишком наполнены смыслом, слишком правильные. Как же сложно понять это существо — она такая неловкая иногда, грубая и хамовитая, даже местами жестокая. Будто она специально заставляет других думать о ней плохо. Но вместе с тем в этой девушке уживается мудрость, хитрость, изворотливость ума и грация. Две крайности одной медали.

— Не смотри так, Винчестер, — её звонкий насмешливый смех заставил меня перестать глазеть на неё. Задумчивое выражение лица исчезло, уступая насмешке. Я и не заметил, что впивался в неё взглядом всё это время. — Я же, в конце-концов не сто лет и не тысячу живу в этом мире! Должна же хоть когда-то выдавать умные мысли.

Я ничего не ответил, продолжая изучать её взглядом.

***

Через полчаса мы были готовы. Кас перенес пастора туда,в церковь, где была сейчас Лия, а я, Дин и Шер должны были добраться пешком. И как обычно, по дороге домой, я оказался между двух огней…

— Тебе не помешало бы идти с Касом и падре, — сквозь зубы произнес Дин, шагая по асфальту.

На улице уже было темно, но фонари ещё не включили. Я шел молча, иногда пытаясь вклиниться в спор этих двух дураков, но они совершенно не обращали на меня внимание, поглощены взаимными оскорблениями.

— А тебе не помешало бы заткнутся и не лезть со своими тупыми советами, — огрызнулась в свою очередь Шер, сжимая в руке клинок. Она шла непосредственно рядом с Дином, а я плёлся за ними. — Она меня за километр учует. Мог бы и подумать об этом, кретин.

— Умолкни, пока я не пересчитал тебе зубы, — рыкнул Дин сквозь зубы.

— О, поднимешь руку на девушку! — в притворном укоре воскликнула Шер, приложив руку к сердцу. — Разочарованию нет предела!

Меня уже начали утомлять их споры, правда.

— Слушайте, мы можем оставить наши разборки на потом? — попытался я угомонить этих двоих, но это была тщетная попытка.

— Ты это братцу своему скажи, — повернулась ко мне Шер, но слова её были адресованы Дину. — Он у нас любитель “вставить свои пять копеек”!