— Хорошо.

Артем откинулся на подушку.

— Я вечером поздно буду.

— Знаю. Я покормлю.

— Пока.

— Пока.

Отключил телефон. Из зала слышался возмущенный писк двух девчонок, наверняка Мишка вверх ногами опять обеих держит. Он понимает, что его, собственно, ради этого мгновения бесежа и донимают две мелкие? Кто его знает. Мальчишка снова открыл свою книгу. Чтение — единственное, что спасало от боли, когда он читал, он не думал о них. Он даже имен их мысленно произнести не мог.

Люда тоже не могла, он точно знал, что не могла, только ей было хуже. Тетка искренне уверена, что он узнал об истинной причине ее отношений с тем мужиком лишь недавно. Он не стал ее переубеждать, просто дал понять, что все в порядке. Совесть и честь Соньке с Юлькой на хлеб не намажешь и в садик не оденешь.

***

10 ноября

Суббота

— Ребенок, ты которую уже по счету работу сменила из-за своего Сережки?

— Эта была только третья.

Татьяна фыркнула.

— Кошмар. Анн, какие мысли?

— Надо ему что-то, — философски изрекла пожилая женщина, щурясь через очки изучая афишу.

— Вот.

Нина улыбнулась и пожала плечами. Вообще говоря, она знала, чего он хочет, только просить ее никогда не станет, помятуя о страхах жены. Она и сама уперто продолжала поддаваться на его странные предлоги, из-за которых приходилось увольняться. Отказать Сережке, кажется, было невозможно. Он был восхитителен, неподражаем и безгранично обаятелен. Она частенько наблюдала как люди расплывались от симпатии и восторга, если он того желал, и сжимались перед ним, если он не испытывал особой приязни и не стремился скрыть сей факт.

— Ты знаешь, чего он хочет, верно? — порой ее мать была чересчур проницательна. Нина не стала отрицать, кивнула.

— Знаю, только он не попросит.

— Кто эти мальчики? — Анна наконец оторвалась от созерцания плаката.

— Гхуппа “Кохни”, - пропела Татьяна. Нина расхохоталась.

— Какие милые на вид. А что все картавят? Думаю, он хочет, чтоб жена была всегда рядом.

— Нет, только кудрявый. Рядом? Нет. Рядом нам не подходит.

— Мама!

— Куплю кассету. Надо послушать, — Анна сняла с носа очки и убрала в карман. — Не ругайся, Нинуль, на маму — она как лучше хочет. А Сергею, Танюшь, она рядом нужна, чтоб следить за ней. Где тут ларечки?

— Следить? — Нина замедлила шаг. Это что еще за новости?

— Плохо сказала. Думаю, он боится, что тебя обидят, ты ж последи, разве что пыль не сдувает. Вот и хочет рядом пристроить. Одно слово — мужчина.

Татьяна улыбнулась.

— Аннушка, ты как всегда. А Игорь у нас кто?

— Знама кто… Баба он.

Теперь смеялись втроем.

— Так где ларечек? Хочу мальчиков послушать.

— Мальчиков она хочет, — проворчала Татьяна. — Бабулька!

— Э-эх, а сама-то кто?

— Нам туда! — Нина кивком головы указала на обувной.

— Три этажа? — возмутилась Анна. — А лифт есть?

— Есть.

Нина резко затормозила, заметив прямо напротив них на скамье знакомое лицо.

Мария Анатольевна сидела в расстегнутом пальто и невидящим взором обводила прохожих. Лицо потускнело, осунулось, на нем читалось выражение муки, и без того заостренные черты стали резче. Нина зачарованно пошла к женщине, ей больно, и боль эта свежая, съедающая изнутри.

Мать с Анной замолчали. Она чувствовала, что они не отстают ни на шаг.

— Мария Анатольевна?

Та подняла стеклянные глаза, несколько мгновений понадобилось, чтобы она поняла кто перед ней стоит.

— А это ты, — и снова отвернулась.

— У вас что-то случилось? С Игорем?

— Порадоваться пришла? — Нина отчего-то не удивилась злобе, скользящей в голосе бывшей свекрови.

— Нет, просто спрашиваю. Последний раз, когда мы с Санькой с вами общались, вы радовались новой жене Игоря. Людмила, кажется, — на деле Нина прекрасно знала Люду. Когда-то та помогла ей написать по собственному, освободив от всякого общения с бывшим мужем и Нина тогда обрадовалась такой доброте. Наивная. Об этом инциденте она не рассказывала никому.

— Она ему не жена, — Мария Анатольевна стиснула зубы. — Воровка и шлюха! Такая же как…

Из длинной злой речи Нина уяснила три вещи. Во-первых, Игорь лишился доброй половины честно нажитого, во-вторых, Эдуард теперь живет с любовницей, и в-третьих, она, Нина, каким-то боком во всем этом виновата.

— Анатольевна! — вдруг высунулась из-за плеча дочери Татьяна. — Ты коньяк любишь?

— Я — не алкоголичка, в отличие от вас.

— Ну, все понятно.

Татьяна взяла дочь за руку и потянула в обувной.

— Мам, так нельзя. Ей же плохо. А вдруг, что случится?

— Ребенок, помяни мое слово, эта королевна переживет нас с Анькой.

— Да, — согласилась Анька.

Нина обернулась и с сомнением взглянула на одинокую фигурку на скамье.

— Не переживай, у нее же есть любимый сын.

***

12 ноября

Понедельник

Наталка положила второй тест на раковину и зажмурилась.

Так не бывает.

Голова закружилась, от страха начало подташнивать.

Или бывает?

Девушка осела на пол и обняла колени, из глаз покатились слезы.

— Мамочки, — надрывно просипела она. Ей же восемнадцать, ну, куда оно? Она? Он? Паника заполнила грудь, сдавив легкие, не позволяя дышать. Она подскочила, нашла телефон, набрала знакомый номер.

— Да, девочка моя?

— Саш, — ровным голосом произнесла девушка. — А ты не приедешь пораньше? Пожалуйста.

— Уже еду. Что случилось? Тебе плохо?

Наташа мгновение поколебалась.

— Ты… — подходящие слова почему-то не находились. — Ты — папа, — это единственное, что точно отражало смысл и не звучало как в дешевой мелодраме.

На том конце повисла тишина.

— Ты из-за этого так расстроилась? — мгновение спустя произнес Санька.

— Да.

— А зачем? Я сейчас буду. И не хлюпай! Додумалась.

Наташа удивленно посмотрела на телефонную трубку. А правда, чего это она? Вытерла глаза. Попыталась удушить страх и панику на корню, не до них сейчас.

Вышла в зал и растянулась на полу, уставившись в потолок. Она хорошо помнила, что аборт имеет непредсказуемые последствия, ну и потом — это же ребенок, он там живой, а еще он Сашкин… Нет. Не еще. Это самое главное. Он Сашин.

Она повернулась на бок и обняла свою талию. Представила, что внутри нее часть самого любимого человека, вздохнула и снова заревела. Как же страшно! Как же невовремя!

***

— Ты… — она испуганно запнулась. — Ты — папа.

Санька выронил куртку. Все мысли разом покинули голову, он замер. Наталка всхлипнула. Черт, она там ревет. Парень тряхнул головой, сгоняя ступор. Идиот, нельзя молчать.

— Ты из-за этого так расстроилась?

— Да.

— А зачем? Я сейчас буду. И не хлюпай! Додумалась.

Отключил телефон.

— Лекс, ты чего?

Поднял куртку, обернулся, восемь пар глаз обеспокоенно изучали его. Вопрос задал Костя.

— Проблемы дома. Кость разберись с машиной. Я ушел.

— Дмитричу позвони, — крикнул тот ему в догонку.

Сашка вылетел в коридор. Позвонить? Звонить этому кретину, слушать демагогию, проматерился, все мысли были о ней. Ей же там плохо сейчас, развернулся на сто восемьдесят, залетел к HRам. Пусть Олеська будет не на собеседовании. Повезло.

Подбежал к столу, навис над опешившей девушкой.

— Лесенька, солнышко, ты же меня любишь, правда?

Девушка покраснела. Она любила, причем давно, Санька почувствовал себя как до жизни с Наталкой — уродом. Отвык уже.

— Красавица, мне позарез уйти надо, договорись с большим дядей, окажешь услугу?

Она кивнула.

— С меня шоколадка, — и, не обращая внимание на остальных женщин, скрылся за дверью.

Наталка, съежившись, лежала на полу в зале и тихо всхлипывала. В полном молчании аккуратно поднял ее, сел на диван, прижал к себе. Есть ли ребенок или нет его, парень не ощущал и не чувствовал никак… Пока. Все, что имело значение, — ее слезы и ее страх. Свои ненужные эмоции он загнал поглубже еще по дороге.