29 сентября 2014

Черная вдова

Она стояла у окна в надежде увидеть мужа, - все казалось, будто он возвращается с работы по дорожке, ведущей к дому. Стоять у окна - это еще ничего, а вот раньше, завидев в толпе похожего мужчину, она бросалась за ним, расталкивая прохожих, и, настигнув, разворачивала к себе лицом с возгласом: "Микеле! Микеле!", следом повисало молчание, подобно падению в пропасть, и недоумевающий в лучшем случае взгляд прохожего, внешне напоминавшего ей мужа, а в худшем - неловкое и неприязненное высвобождение из рук обезумевшей женщины и обидное, еле слышное: "Сумасшедшая".

Спустя год, когда Марию подлечили в частной психиатрической клинике, она в ужасе вспоминала эти сцены. Качала головой, поджимала губы и, чуть не плача, проговаривала: "Боже мой. Боже мой. Нестись сломя голову, расталкивать людей, бросаться на мужчину, похожего на Микеле, и трясти его. Боже мой... Какой ужас. Неужели это было? Мне и стыдно и в то же время верю, что люди, которых я невольно пугала, простили меня. Обознаться, это ведь так естественно?"

Мария попрощалась с последним туристом и села в опустевший автобус. Завтра наступит такой же будний день экскурсовода-переводчика. Она выйдет второй раз замуж, и через несколько лет вновь овдовеет. Но теперь с ней уже взрослая дочь, зять и внуки. Они позаботятся, чтобы с бабушкой не повторилась та же история. На третье замужество Мария не решилась, посчитав себя черной вдовой. И выйдя на пенсию, посвятила себя целиком внукам, церкви, даже умудрялась подрабатывать, хотя в этом не было необходимости. Дочь отговаривала мать, а потом поняла, что у нее слишком много нерастраченной энергии, и не удивилась, узнав, что Мария работает еще и волонтером в хосписе. И вообще приходит на помощь по первому зову ко всем знакомым и незнакомым. Иногда совершала паломничество по святым местам. А в возрасте семидесяти пяти лет приезжала в Россию на Валаам - почтить память предков. Это было ее последнее путешествие.

Незадолго до смерти, впав в беспамятство, она звала первого мужа Микеле... и во всех близких видела только его, и только с ним разговаривала...

2 октября 2014

Вот те на...

Звоню подружке. Рассказываю о прочитанной и восхитившей меня рукописи. О написанном отзыве. Разговоре с главредом. Горячей полемике, вылившейся в скандал. И брошенном вслед: "Молоко на губах не обсохло". В общем, о любимой работе. А она мне: "Замуж хочу!" У меня аж кофе убежало, так задумалась. А потом как прорвало: "Что я должна понять? Всю жизнь, понимаешь, охраняла, как собака хижину, свое холостяцкое счастье, и вдруг - на тебе..." "Ты не возмущайся, - слышу, - не на работе. Ты мне адреса своих авторов перешли. Ага, прям сейчас". "Слушай, - говорю, - объясни, наконец, что происходит". "Ничего. Замуж хочу, а ты продолжай упиваться метафорами".

10 ноября 2014

в ожидании Галатеи

Глаза, как отблеск чистой серой стали,

Изящный лоб, белей восточных лилий,

Уста, что никого не целовали

И никогда ни с кем не говорили.

Н.Гумилев

Я всегда думал, какая она? Листал наброски в альбомах, всматривался во вложенные тетрадные листочки. Сколько лет я создавал по крупицам образ своей Галатеи в надежде встретить ее... И вот позади институт, распределение в НИИ... Казалось бы, уже не мальчик. Друзья один за другим обзаводились семьями, а я так и следовал по маршруту "работа-дом", всматриваясь в незнакомые лица мальчиков и девочек, целующихся на скамейках бульвара, обсохшего после прошлогоднего снега.

Девушки всегда заглядывались на меня. Возможно, я привык к повышенному вниманию. Встречался, чтоб не казаться странным. А в отношениях скорее позволял себя любить. И хотя подружки отличались умом и привлекательностью, но Галатеи среди них не было. Не было женщины, которую бы мог боготворить и просто быть для нее. Чувствовать себя живым, влюбленным, любящим... И верю, что моя Галатея ценила бы во мне внутреннюю состоятельность, а ее отсутствие почла бы недопустимым. Тогда как современные девушки состоятельность видят лишь в престижной работе, марке автомобиля, квартире в элитном доме и так дальше. Ну и как в такого парня не влюбиться, когда вся атрибутика скандирует "за мной как за каменной стеной", "богатому жениху - богатая невеста", "дорога продвинутым, остальные посидят на обочине"... Скажете, противоречу себе? Ведь и девушки были и любили, и, верно, не за внешнюю крутизну... Ваша правда. Среди богатых невест Галатеи тем более не встретишь. Моя проблема в том, что образ создал себе нереальный. И кажется мне, что еще долго буду листать альбом с рисунками, поднимать с пола вылетевшие тетрадные листочки, вкладывать обратно между страницами. Рисовать новое. Стареть и рисовать. Потом, наверно, женюсь. Но так и буду смотреть вдаль в ожидании Галатеи...

3, 8 декабря 2014

Письмо самой себе (мемуары)

Почему я живу с ощущением, что жизнь не началась или прошла? Почему возникает болезненное чувство, что она разделилась на две половины: до болезни мамы и после, на годы работы в МГУ и после?..

Снег тонким пушистым слоем покрыл дороги, автомобили, оставляя черные проталины, выметенные ветром совсем так, как когда-то в середине ноября конца 1980-х годов. Невольно вспоминаешь школьные годы и первый снег чуть ли не в октябре, да такой, что ноябрь утопал в сугробах, в лесу кругами, вдоль и поперек тропинок блестели накатанные лыжни, слышался детский гомон, звук полозьев санок, горки с ледяными дорожками, импровизированные катки на замерзших прудах были усеяны падающими, бегающими, лежащими и кричащими разноцветными фигурками...

Дальше. Дальше. Мне восемнадцать, девятнадцать. Выходной. Вечер. Ноябрь или декабрь месяц. В шестом часу еду на выставку на Крымский Вал. Современное искусство. Точнее шестидесятники. А может и Шагал. Точно не помню. И это ощущение жизни. Собираюсь. Верчусь перед зеркалом. Стараюсь выглядеть необычно. Смешение стилей. Тут и брюки, сшитые двоюродной сестрой по "Бурде". Шелковая белоснежная, почти прозрачная блуза из бабушкиного сундука, вельветовая изумрудного цвета короткая жилетка. Сапоги "казачок". Распущенные длинные волосы, вьющиеся мелкими локонами. Старинные кольца, браслеты и широкие дуги серег-колец, купленные в Прибалтике в 1987 году (в последний раз, когда мы с мамой отдыхали).

Складываю все необходимое в черную сумку из кожзама на длинном ремешке через плечо. Застегиваю пуговицы афганской дубленки легкой, как пушинка. Зрение стопроцентное, очки не носила. Небольшая вязаная шапочка садится на шевелюру, а кудри волос раскидываю по белогривому воротнику. Выхожу из дома и не верю своим глазам. Еще только начало ноября, а кругом белым-бело. На дорогах черные проталины, выметенные ветром. Нехолодно. Молодость. Кровь греет. Сейчас бы чихнула от дуновения ветра, легкого сквозняка. Иду в шестом часу вечера с ощущение чуда, которое где-то впереди, всего-то в нескольких шагах. Остановка. Вот и мой автобус показался. Полупустой. Пристраиваюсь в так называемой "кишке", соединяющей две части желтенького Икаруса. Облокотясь на дугообразные поручни, смотрю в окно. Обожаю смотреть в окно до сих пор. Окна, окна, окна... в каждом жизнь, жизнь, чья-то жизнь.