Протащив худощавого уставшего юношу по половине парижских лавочек и магазинчиков, Ришаль купил для него собственные новые вещи.
За ужином француз рассказал Гансу о планах на будущее. Юноша смутно представлял, как из него может получится большой артист и даже высказал эти сомнения Ришалю, на что тот только хитро улыбнулся.
Дальнейшие дни юноша проводил, в основном, принимая лекарства, прогуливаясь по огромному (как и все в усадьбе Ришаля) саду, играя на скрипке и спя.
И вот прямо сейчас он спускался по широкой полукруглой белоснежной лестнице вниз, в столовую. Столовая представляла собой зал с высоким потолком и голубоватыми стенами, расписанными золотыми узорами, посреди которого стоял длинный стол на двенадцать персон, покрытый длинной, до пола, скатертью; окна, которых было четыре, завешены легкими тюлевыми занавесками и тяжелыми синими портьерами, закрепленными за позолоченные крючки. В нишах на стенах красовались декоративные статуэтки и посуда, привезенные из разных стран. На полу вдоль стен стояли несколько высоких ваз с цветами. Слева от окон, располагавшихся на одной стене, был выход в парадный холл, а справа выход на кухню – для прислуги, которая должна была сервировать стол для хозяина и гостей, подавать блюда и выпивку, а затем уносить грязную посуду.
Когда юноша зашел в зал, Ришаль уже восседал за противоположным концом стола, ожидая, пока явится Ганс. Юноша прошествовал до стола и уселся напротив француза, который поднял со стола небольшой колокольчик и потряс им в воздухе, после чего в эту же секунду дверь с кухни открылась, и начали подавать завтрак.
- У меня есть для тебя новость, Ганс, – сказал Мишель, – Я нашел учителя скрипки, лучшего учителя скрипки во всей Франции. Он придет сегодня к обеду. Я уверен в твоем таланте, но, как говорится, чтобы алмаз засверкал, его нужно огранить… В общем, неделю ты будешь заниматься скрипкой с педагогом, а затем мы организуем выступление в моем театре.
От напыщенной речи Ришаля, наполненной всяческими украшающими оборотами, не осталось и следа. Теперь он тараторил, не делая даже пауз, и вообще сделался резким, нетерпеливым и нервным. Позднее Ганс поймет, почему так случилось…
После завтрака юноша отправился на прогулку. Он мог часами бродить по узким дорожкам сада, мощеным красноватым камнем и слушать пение птиц, журчание воды в фонтанах и ручейках и голоса, долетавшие из соседних домов.
Присев на скамейку под раскидистыми ветвями дуба, посаженного здесь, вероятно, около сотни лет тому назад, Ганс задумался. Он все ещё не знал, правильно или нет он поступил, уехав. Покидая родной дом в деревне, юноша не сомневался ни секунды, а сейчас…
А может ему вообще надо вернуться домой? Интересно, что стало с отцом? Приходит ли кто-то на могилки матери и горничной?
Ганс вдруг осознал, как ему сейчас не хватает матери. Она бы точно помогла ему советом, поддержала, улыбнулась бы своей светлой улыбкой, а её глаза светились бы, как всегда, невероятным теплом и нежностью.
- Иоганн Люсьен! – послышался голос Ришаля.
Ганс будто бы очнулся ото сна и поспешил появиться на оклик.
Подойдя к парадному крыльцу, юноша увидел рядом с холеным, моложавым французом чуточку сгорбленного худого мужчину. На вид ему было уже около шестидесяти. На голове явно обозначалась проплешина, вокруг которой серыми клочками свисали длинные, почти до плеч, волосы.
- Добрый день, месьё, – поздоровался мужчина.
Ганс кивнул в знак приветствия.
- Это ваш новый учитель – мосье Жан Адлен, – сказал Ришаль. Его голос снова принял знакомые мягкие, заискивающие черты.
- Очень приятно, – учитель протянул Гансу руку, которую юноша неловко пожал.
- Как мы договаривались, мосье Адлен возьмется руководствовать вами в творческом поиске, мосье Сотрэль, – сказал Ришаль, – ну, думаю, на этом я вас оставлю, ведь в театре уже заждались своего любимца.
С этими словами Ришаль почти по-дамски кокетливо хихикнул и направился к воротам, где его ждал экипаж, готовый отвести к месту службы.
Остановившись у самого выхода, он обернулся, поднял руку и крикнул:
- До свидания, желаю вам удачного сотрудничества!
Ганс и мосье Адлен дождались, пока экипаж Ришаля скроется из виду, провожая его взглядами.
- Пройдемте в дом? – спросил Адлен.
Ганс сделал приглашающий жест руками.
В качестве места репетиций Адлен выбрал просторный парадный холл, посреди которого стоял покрытый белой лакировкой рояль. Присев на стул за инструмент, учитель принялся копаться в бумагах, которые принес с собой.
- Вы ведь уже владеете инструментом, не так ли? – спросил он у Ганса, на что юноша кивнул.
- Сыграйте самое лучшее, на ваш взгляд, произведение, которое вам доводилось выучить, – сказал учитель.
Ганс на минутку задумался и решил сыграть любимую элегию.
Дослушав произведение до конца, учитель, с задумчивым видом откинувшись чуть назад и вытянув ноги, сложенные одна на другую, потирал подбородок. Повисла пауза.
- Может быть, вы удивите меня чем-нибудь ещё? – спросил, наконец, Адлен после долгого раздумья.
Ганс вспомнил ту роковую ночь, которую они провел с Тессой сначала в театре, а потом гуляя по набережной рядом с парком, и заиграл каприс Паганини номер пять.
С каждой отыгранной секундой лицо учителя вытягивалось в длину, а глаза расширялись от удивления. Когда Ганс закончил, мосье Адлен вскочил со стула и заходил по комнате.
- Ха-ха, – нервно хихикнул мужчина, – а я приготовил этюды для новичков… Дай то бог, если я хоть чему-то ещё могу научить этого музыканта! – с этими словами он повернулся к Гансу, – маэстро, скажите, кто был вашим учителем до меня?
Ганс достал листок бумаги, положил его на рояль и написал: «У меня не было учителя, разве что когда я был совсем ребенком, меня обучала мать». После чего подвинул листок мосье Адлену.
Глаза мосье нервно забегали, и в следующую секунду, будто бы став заложником собственных глаз, мосье и сам нервно забегал по комнате.
- Ха-ха, – снова хихикнул мосье Адлен, – не было учителя… Не было учителя! – потом снова повернулся к юноше, – Мосье, у вас талант! Таких талантливых учеников у меня ещё не было! Вы знаете, у меня есть пара виртуозных произведений для вас, но, думаю, с ними вы справитесь менее, чем за час…
С этими словами мосье вернулся к стопке бумаг, которые оставил на крышке рояля, перелистал пару страниц и протянул Гансу партитуру.
- Попробуйте сыграть это, – сказал учитель, – думаю, у вас не возникнет проблем… Если что-то будет не так, я попрошу вас остановиться.
Ганс развернул листы и выложил их в ряд на рояле. Вскинув скрипку на плечо, юноша сразу же, без подготовки, начал играть. Несмотря на то, что несколько раз Ганс споткнулся, путая штрихи, мосье Адлен остался весьма доволен.
- А теперь давайте попробуем ещё раз, мосье, – сказал Адлен, – только добавьте немного характера. Представьте, будто вы гуляете по саду, дует легкий ветерок, вы видите, как он треплет полупрозрачную накидку на плечах кокетки… Все должно быть очень легко и изящно.
И Ганс играл легко и изящно. Учитель, удивленный тем, как быстро юноша исправил все недочеты прошлой игры, постукивал пальцами по роялю, не зная, что бы ещё сказать.
- А, между прочим, у вас отличный инструмент, – сказал мосье, – вы не позволили бы рассмотреть его поближе?
Ганс с небольшим недоверием протянул скрипку Адлену. Учитель задумчиво разглядывал скрипку, поворачивая её разными сторонами.
- Вы знаете, эф этой скрипки напоминает работы известного итальянского мастера Амати, но все же… – Адлен перевернул скрипку, – А это что? Кусочек обуглившегося лака? Мосье, инструмент пережил пожар?
Ганс пожал плечами, потому что он не знал, доводилось ли скрипке переживать пожар. Он даже не мог сказать, сколько ей лет…
Учитель заглянул через эф внутрь скрипки. Долго изучая, что-то, учитель наконец-то сказал:
- Anna-Maria, а далее монограмма “IHS”… Интересно… Надо будет разузнать о ней. Но сейчас не об этом. Я хотел бы, чтобы вы выучили это произведение, а сейчас я вам дам ещё одну интересную вещь…
