— С чем связаны эти детали, удалось выяснить? — Мэйсон, словно забывшись, накрыла рукой лежащую на ее колене руку Кэлен. И Кэлен вновь на миг почувствовала себя клиентом семейного психотерапевта. Френк же, то ли не заметив, то не подав виду, кивнул:
— Как на допросах утверждал сам Хоган, его с семи лет совращала старшая сестра. Началось это летом, на ферме у бабушки с дедушкой, куда родители отправляли Томаса и его сестру. Девочка была старше брата на четыре года. По ферме ходила в красных резиновых сапогах…
— Понятно, — Мэйсон хмыкнула, Кэлен лишь покачала головой. А Льюис усмехнулся, сверкнув глазами:
— Не спешите, детективы. Как выяснилось, никакой старшей сестры у Хогана не было, он был единственным ребенком в семье. При обыске его дома обнаружили несколько тайников. И в одном из них — очень старые фотографии. Детские фотографии Томаса, на которых он в платье и резиновых сапогах. Цвет обуви неизвестен, фото черно-белые. Говорить о них, об этих фотографиях, Хоган отказался, насколько мне известно. Впрочем, следователям это было и не интересно, как вы сами понимаете, это мы, психологи, хотели покопаться, да адвокат Томаса, конечно, зацепился за это. Но Хоган и с ним отказался это обсуждать.
— Возможно, отец его насиловал? — Кэлен не чувствовала жалости к тому, маленькому Томасу Хогану. И это, в общем-то, было странно для нее, Кэлен Амнелл. Она даже устыдилась мимолетно, осознав это вот отсутствие жалости к тогда еще невинному маленькому мальчику. Но тут же отмахнулась — и от стыда, и от этих мыслей: не до них. Прошлое уже не изменишь, а прямо сейчас по Филадельфии разгуливает маньяк, насилующий и убивающий невинных маленьких девочек. Вот что важно.
— Мы тоже это предположили, — Френк покивал. — Но наверняка так и не узнали. Хотя это очень похоже на правду. И в пользу этой версии еще и то, что сам Хоган к детям не прикасался — ни к дочери, ни к похищенным мальчикам. Словно бы в его душе боролись две силы — влечение к детям и желание не быть таким, как его отец. Но, повторю,это лишь гипотеза.
— Довольно достоверная, как по мне, — Мэйсон почесала кончик носа. И снова накрыла руку Кэлен своей. — Значит, Хоган заставлял мальчиков насиловать Эмилию, а сам смотрел. Слушай, Френк, они же маленькие были, одному вообще семь лет. Неужели они уже могли совершать половые акты?
— Почему нет? — Льюис пожал плечами. — Могли. Вряд ли получали удовольствие, особенно младшие, но могли. Я с ними не беседовал, ими занимались детские терапевты… Так что знаю только фактуру.
— Ясно. Я так понимаю, нормальными они вряд ли выросли?
— Смотря что ты понимаешь под нормой, — начал было Френк, но Мэйсон перебила его, правда, без капли раздражения в голосе:
— Я о нормальной сексуальности. И не делай вид, что ты меня не понял.
— Ладно, ладно, — он снова выставил ладонь в примирительном жесте. И подмигнул Кэлен: — Не ведется на провокации, а! — снова посмотрел на приемную племянницу: — Да, Мэйсон, ты права. Может, кто-то из них и справился с этим, если посещал психотерапевта достаточно долгое время. Может, все трое. А может, ни один из них не справился.
— То есть, гипотетически, любой из них может быть нашим маньяком? Что с ними стало после суда, Френк? Ты говорил, они попали в программу защиты?
— Да. И новых имен я не знаю.
— А как их звали прежде, до смены личностей, знаешь? — Кэлен подалась вперед отлепившись от Мэйсон.
— Только двоих, — Льюис полез в лежащую перед ним папку, начал перебирать бумаги. — Да и то, помню, потому что сохранил листовки. Ну, знаете, их развешивают, когда ищут пропавших? Да, что интересно, все три мальчика до похищения жили в приемных семьях. После всего этого их, соответственно, тоже передали приемным родителям, только другим. Ага, вот, — видимо, найдя, наконец, нужное, он вытащил и протянул два старых, уже желтеющих листа а-четвертого формата.
Мэйсон цапнула верхний, Кэлен нетерпеливо выхватила второй, глянула, замерла: можно было даже не читать имя с фамилией — с большой цветной фотографии на нее смотрел семилетний Саймон Картер, здесь, правда, обозначенный как Саймон Палмер. Кэлен выдохнула:
— Саймон… смотри, Мэйсон.
Мэйсон с шумом втянула воздух, помолчала. И протянула Кэлен свой лист, пробормотав мрачно:
— А этого узнаешь?
Кэлен бросила взгляд на фото и отпрянула. Кровь отлила от лица, а в горле пересохло, мгновенно, и губы стали сухими и словно деревянными… Кэлен облизала их, снова глянула на фото:
— Ричард??? Боже…
Даже отвратительное качество печати не помешало ей узнать эти блестящие карие глаза, большие и грустные, как у теленка: с листовки двадцатипятилетней давности улыбался миру совсем юный Ричард Сайфер.
====== Часть 54 ======
Кэлен отбросила листовку, словно скорпиона или ядовитую, холодную, извивающуюся змею, и зажала рот ладонью, выдернув руку из-под руки Мэйсон. Желудок прыгнул к горлу, а горло сокращалось в мучительных спазмах, которые она, Кэлен, пыталась, но не могла, никак не могла остановить. И в голове крутилось заезженной пластинкой: “Боже мой… Боже мой…”
Мэйсон потрясла её за плечо, тревожно заглянув в лицо:
— Амнелл, ты в порядке?
— Боже мой… — сдавленно прошептала прямо в ладонь, изо всех сил сдерживая тошноту. — Меня сейчас вырвет… Где у вас?..
— За дверь и сразу налево, — Френк отреагировал моментально, и Кэлен, едва дослушав, сорвалась с дивана и бросилась в указанном направлении. Уже выбегая поймала краем уха ворчание Анны, судя по всему, адресованное Мэйсон:
— Ты чего сидишь? Иди, помоги своей девушке. Хоть волосы ей подержи...
Кэлен выворачивало. Вот буквально — наизнанку. Ей-богу, не фигура речи, нисколечко. Главное, ей, Кэлен, уже извергать-то из себя нечего было, но желудок, в первый же заход избавившись от пары влитых в него сегодня чашек кофе, продолжал и продолжал сокращаться в судорожных спазмах. Он все еще что-то выдавливал из себя. Ужас и отвращение, может? Они именно там, в желудке, и обосновались сразу, как только Кэлен осознала, что… а точнее, кого она видит на старой листовке.
Кэлен колотило крупной дрожью и все рвало — непонятно, чем, ведь нечем же уже, ну! Кажется, злосчастный желудок и впрямь сейчас вывернется, словно пустой мешок, выползет через изодранное, саднящее горло, выпадет изо рта вместе со слюной. Вот она лилась просто потоком, смешиваясь со слезами, стекая по подбородку, шее… В какой-то момент Кэлен словно увидела себя со стороны: трясущуюся над унитазом, перепачканную, красную… содрогнулась от ужаса: боже, она кошмарно выглядит, наверняка же, ну! Стало стыдно перед Мэйсон —для сдержанной, так отлично всегда контролирующей себя Мэйсон все это наверняка отвратительно. Но — стыдно лишь на секунду, ибо сжавшийся в новом болезненном спазме желудок прогнал и стыд, и мысли о… да вообще все мысли. Кэлен захрипела, еще ниже склонившись над унитазом, еще что-то — вот что уже, что, там же пусто! — извергая из себя вместе с мучительным стоном… А Мэйсон, до того молча стоявшая на коленях у нее, у Кэлен, за спиной и державшая в руке, собрав в конский хвост, ее длинные волосы, вдруг… положила другую ладонь на ее затылок и сказала тихо и очень твердо:
— Хватит, Амнелл. Остановись.
Ага, да! Сейчас же! Кэлен задохнулась возмущением: кем себя возомнила эта чертова Мэйсон? Богом? Остановись! Будто Кэлен сама этого не хочет! Да если бы она могла, она бы...
Странно, но она остановилась. Бог его знает, то ли от возмущения, то ли тихий приказ Мэйсон подействовал, однако в следующее мгновение внутри у Кэлен словно кто-то выключателем щелкнул: клик — и прекратились спазмы, отступила тошнота, стихли беззвучные рыдания. Вместо вмиг этого навалилась оглушающая, абсолютная тишина, в которой даже бешено долбившее сердце звучало гулко, невнятно, словно через толстый слой ваты. Тишина и бессилие — мгновенно ослабло все тело, обмякая, тяжелея, и Кэлен, не удержав его вес на коленях, на ослабших же руках, которыми она упиралась в обод унитаза, медленно сползла на бедро, стала заваливаться… пока не оказалась в объятиях: Мэйсон, отпустив волосы, обхватила Кэлен, приняла ее на себя. Спросила тихо, невозмутимо — отрешенно, равнодушно, черт бы ее побрал:
