Здесь под экзистенциальным направлением понимается целый комплекс духовных параметров, который опосредуется в философию человека, или, как она ещё называется, философия абсолютного, и Бердяев, будучи лидером русской духовной школы, удостоверяет, что философия абсолютного экзистенциальна от начала до конца. В этом контексте вытекает, что для антропософии в самостоятельной экзистенциональной философии, какая была провозглашена на Западе, нет особой надобности, поскольку наличествует философия абсолютного (философия человека), несущая в себе парадигмально экзистенциональный смысл, а русская концепция человека, взявшая за генетический центр личность, экзистенциальна по определению более чем западный вариант, к которому больше подходит система Кьеркегора-Шестова, отвергающая личность в образе разума. Однако и в этом последнем отсутствует однозначная определённость между С. Кьеркегором (западная концепция человека) и Л. Шестовым (русская концепция человека). Шестов утверждает: "Экзистенциальная философия опирается на Абсурд и не только не скрывает, но при всяком случае подчёркивает это" (1964,с.282), и момент абсурда (по нашей терминологии - иллюзии) является наиболее парадоксальным, шокирующим выпадом философии Кьеркегора, которая как раз в этом пункте неверно названа экзистенциональной, где вера осуществляет ту же функциональную роль по переводу в духовную действительность "великого обетования: "не будет для вас ничего невозможного" (Л.Шестов). (О другой модели "абсурда" и подробнее о экзистенциальной философии, будет доложено далее по тексту). Направляемая абсурдом, тобто сотворением невозможного, монопольная вера Кьеркегора отстраняет возможное, даже более того, в своём абсолютизме делает его невозможным, тобто неинтересным, ненужным, противоположным невозможному, и. таким образом, трактуя о возможном невозможного, вера Кьеркегора превращает возможное в невозможное, а, имея себя как абсолют невозможного, изымает из человека личностную единицу как сиюминутную, на данный момент важную, возможность, и украшает человека человечества экзотическим абсурдом. Вера, мыслимая Шестовым, обретает могучие чудодейственные эликсиры в действительности тогда, когда из невозможного делает возможное, а в возможном различает невозможное. Неизвестное в известном и известное в неизвестном - это правило пульсационной методологии фиксирует данное важнейшее требование познания, ставшего из взаимопроникновения веры и разума как родственных противоречий.
Выставляя веру в религиозно очищенном виде, Несмелов, естественно, не может оставить категорийный строй концепции в прежнем виде европейского уложения с гегемонизмом фаустовского человека, которому чужд русский настрой веры и который одержим экстазом мировой воли. Очищение шопенгауэровской, а точнее, европейской воли - наиболее блистательные строки несмеловского труда. Вторичность воли, как исходный факт явления, позаимствован Несмеловым у Шопенгауэра, и он пишет: "Ясное дела, что человеческая воля не может быть безусловной, а деятельность воли в условиях есть то же самое, что и деятельность ея по закону причинности. Во всех своих действиях человек непременно подчинён закону причинности". У Шопенгауэра на этом месте поставлена точка, ибо заведомо было утверждено, что ведущей причиной для производной воли выступают внешние мотивы, а рефлексия Несмелова начинается с этого поворота. Психологический анализ самой причинности приводит казанского профессора к результату: "Но причины разных действий человека по своему происхождению и характеру бывают двух родов: одне именно причины раскрываются внутри самого человека и потому сознаются им, как его собственные состояния, другие же причины лежат вне человека и потому предъявляются ему с характером механической силы, посторонняго давления принуждения". В понимании Несмелова воля несёт свою специфическую нагрузку, генетически несопоставимую со смысловым содержанием шопенгауэровского конструкта, - у Несмелова воля исходит только из личности и вся область мотивации расположена в секторе самосознания: "Под именем воли мы не можем разуметь ничего другого, как только способность субъекта действовать по мотивам чисто внутренняго происхождения, т.е. по таким мотивам, которые определяются в сознании в форме известных хотений". Несмелов блестяще показывает, что мотивация внутри личности качественно несводима к однонаправленному импульсу внешней причинной мотивации - детерминистскому закону внешнего верховенства, - настолько не сводима, что оказывается: "воля сама по себе не свободна" (1994, с.с. 160, 165, 167).
Несмеловское умозрение резко контрастирует с шопенгауэровской аргументацией о том, что свобода воли определяется только самой волей, как раскрытой сущностью предмета, при этом, как считает Шопенгауэр, исчезает дух необходимости - враг всякой свободы. Немецкий мыслитель замечает: "Свободной, следовательно, будет такая воля, которая не определяется основаниями, а так как всё, определяющее что-либо, должно быть основанием, для реальных вещей - реальным основанием, т.е. причиною, то она и будет лишена всякого определения: иными словами, её отдельные проявления (волевые акты) безусловно и вполне независимо будут вытекать из неё самой, не порождаемые с необходимостью предшествующими обстоятельствами, а стало быть, также и не подчинённые никаким правилам" (1992, с. 50). Тогда как Несмелов, полагаясь в области личности, выводит, что все личностные хотения, будучи потребностями и запросами личности, необходимо устремлены в волю или, как он пишет, "...потому произвольное действие в осуществлении этих хотений, по существу своих условий, есть действие необходимое", и даже в случае Шопенгауэра, сущность воли (сущность предмета) становится необходимостью для воли. Воля не свободна потому, что необходима, а необходимость неотделима от воли потому, что воля есть динамический метод сознания.
В этом динамическом моменте воли, пропущенном Шопенгауэром, и совершает переворот Несмелов, внося в русский макет принципиально новое представление о воле, как объективированной необходимости потребностей свершения, созидания в духовной динамике. Воля выступает методом, способом действования сознания, явленного в форме хотений или желаний, или, по Шопенгауэру, "желанием хотений" и "хотением желаний", а также создания необходимых для этого условий. Поэтому воля вторична и производна и, как метод, всегда служит отражением необходимости, принуждаемости мысли. У Несмелова сказано: "Развитие индифферентной по существу своему воли, как способности чисто практической, постепенно совершается только в развитии практики жизни, а вся практика человеческой жизни заключается только в переводе на явления жизни явлений познания". Итак, воля - это метод в познании. Данный метод, однако, генерируется необходимостями внутреннего происхождения, а внешние мотивы, в противовес мнению Шопенгауэра, в своём однозначном виде приводят к закабалению воли или к снижению динамического потенциала личности, и, исходя из этого, Несмелов делает замечательно смелое заключение: "Следовательно, действительное освобождение воли возможно только при таком условии, когда не она сама с своими мотивами находится во власти объективных условий, а наоборот - когда объективные условия ея деятельности находятся в ея собственной власти, т.е. создаются и осуществляются самим человеком" (1994, с.с. 167-168, 170). Помимо прочих радикальных последствий это заключение обращает на себя внимание ясно слышимым набатом великого закона жизни В.И. Вернадского, благодаря чему теория биосферы оказывается включённой в русскую концепцию человека.
Идиома "свобода воли", введённая в философский обиход Шопенгауэром, обычно воспринимается в качестве единого этимологического значения, но вывод Несмелова о воле, которая "не свободна" сама по себе, предусматривает наличие какого-то смысла, неидентичного воле, - и свобода отчленяется от воли. Несмелов приходит к выводу: "Таким образом, свобода не принадлежит воле самой по себе" и "то значит, свобода может быть лишь продуктом развития воли". Этим заключением Несмелов показывает первое онтологически зримое отличие личности от человека, дающее основание целому комплексу взаимосвязанных духовных движений, определяющих становление и бытие личности как самостоятельного объекта в мире, и существенное место в этом принадлежит отчленённой свободе, - как-то: свобода воли, свобода слова, свобода совести и прочая. Деятельность воли в качестве метода раскрывает её динамическую природу через процесс выбора мотивов хотения, и как раз эта схема формирования собственных мотивов, полностью противоположных шопенгауэровской зависимости от готовых мотивов, делает личность persona regis (высшее лицо) для самой себя, тобто индивидуальностью. Несмелов пишет: "Если для человека может представляться одновременно несколько разных мотивов различных действий, то сильнейшим всегда будет тот, который изберёт себе воля в качестве действительнаго мотива своей деятельности, но она изберёт его вовсе не потому, что он сильнейший, а наоборот - потому именно он и окажется сильнейшим, что она изберёт его. Она сама может обратить на него и деятельность мысли, и деятельность чувства, следовательно - она сама всегда и до высочайшей степени может усилить его" (1994, с.с. 179, 167, 178).
