— Ни один из мужчин никогда не полюбит Окаянную. И ни одна Окаянная женщина не испытает любви от чистой души.

Когда я моргнула и оторвала свой взгляд от этой девушки, от Окаянной, про которую проповедовал пророк Давид, меня настигло понимание. Всегда должно было быть так. Я никогда не буду спасена Богом — неважно как сильно пытаюсь. Я никогда не достигну своей цели спасения. Возможно, единственный способ быть спасенной — оказаться лицом к лицу с Дьяволом? Я не буду, не смогу быть спасенной, пока мужчины не перестанут нарушать свою праведность и испытывать желание взять меня...

Мне оставалось сделать только одно — взять данную Сатаной ядовитую красоту и сделать из нее уродство, отвратительное уродство, гадкое уродство... чтобы освободить себя от проклятия.

Полная решимости действовать, и будто бы видя себя со стороны, я открыла дверь ванной и ступила в прохладу комнаты. Кровать была помята на том месте, где я лежала, а на льняной простыне была кровь от ран на моей спине.

Подойдя к дивану, я подняла грязную белую тунику и натянула через голову, даже не ощущая, как колючий материал потирал мою открытую плоть.

Я нетвердо стояла на ногах, а с длинных волос вода капала на пол, но мне удалось направиться к двери. Когда я проходила мимо стеллажа, то сверху лежал пистолет Кая. Оцепенев и подумав, я взяла его и положила в карман. Когда я повернула дверную ручку, чтобы выйти в коридор, с бара доносилась громкая музыка, призывая меня.

Я не знала, куда направляюсь, каково мое предназначение, поэтому посмотрела на запертую стальную дверь коридора.

Следуя на тяжелые звуки барабанов, я шагала в унисон с ритмом, будто в трансе, мое зрение потеряло фокус от усталости, серьезности моего положения. С каждым шагом, мое сердце билось быстрее, издеваясь надо мной, называя греховное имя...

Искусительница... удар... шлюха... удар... блудница... удар... Далила..... удар... Далила, Далила, Далила...

Голые пальцы ног уперлись в стальную дверь, которая вела в гостиную. Я повернула ручку, и на меня нахлынула волна сигаретного дыма и звуков музыки.

Тела были повсюду. Мужчины в кожаных жилетах пили, шумно и громко. Распутные женщины висли на их шеях, выставляя тела напоказ, руки совершали греховные поступки на мужской плоти. И они все смеялись.

Но чему было радоваться?

Пробираясь через тепло тел, я прошла мимо Флейма. Он стоял ко мне своей широкой татуированной спиной, но я видела нож в его руке, острое лезвие скользило по его коже, разрушая ее, уродуя...

Уродуя...

Уродуя...

Уродуя...

Увидев множество лезвий на столе, слева от себя, мои пальцы скользили по массе холодного металла, сжимая последний и самый острый.

Я продолжала идти, опустив нож, никто не заметил меня. Мне нравилось игнорирование. Уродливую будут игнорировать... Я больше не буду искушать.

Заметив ревущий огонь, меня потянуло к пламени. Огонь… очиститься огнем. Кипящей кровью будешь очищена от своего греха!

Мои ноги несли меня к камину, и я заметила свое отражение в зеркале на стене. Я уставилась на это лицо в последний раз, это идеальное лицо... грешное лицо.

Уродуй...

Уродуй...

Уродуй...

Уничтожь дьявольское создание.

Сделав глубокий вдох и крепко схватившись за нож, я медленно подняла руку, собрав в охапку свои длинные волосы в другой руке. Держа острый нож, спокойная как летний бриз, я улыбнулась своему отражению и...

— ДЕТКА! НЕТ!

22 глава

На двадцать минут раньше...

Кай

Я вошел в бар, где все мои братья праздновали. Повсюду были киски, клубные шлюхи играли с братьями, кого-то уже трахали.

Достав сигарету из кармана жилета, я засунул ее в рот, подкурил и наконец-то сделал длинную затяжку.

Отталкивая братьев со своего пути, я направился к бару. Вик прижимал к столу какую-то толстую сучку с завитыми волосами, трахая ее в задницу.

Игнорируя чертовски отвратительную сцену, я ударил по стойке, и проспект вытащил стакан. Я покачал головой. Проспект нахмурился.

— Просто дай гребаную бутылку! — зло сказал я, чувствуя себя гребаным незнакомцем в своей же коже.

Я мог видеть только свою сучку на столбе, вокруг которого был огонь. Видел, как Смайлер очищал гребаные отметины у нее на спине... а долбаное распятие навсегда выжжено у меня в голове.

Но больше всего меня беспокоило оцепенение Лилы, ее чертово безразличие ко всему. Ее потухшие глаза, смотрящие в никуда, бледная кожа и долбаная тишина. Меня это убивало.

Ее изнасиловали. Мою гребаную женщину изнасиловали. Я не мог выбросить из головы это изображение. Я хотел взять чертов нож и вырезать его из своей головы.

Свист прорезался сквозь N.I.B, Black Sabbath, и я увидел, что Стикс, Ковбой, Хаш, Смайлер и АК сидят на диване. Мэй была на коленях у Стикса, лицом уткнувшись в его шею, когда он делал затяжку, держа бутылку «Бима» в руке.

Мой През и лучший друг смотрел на меня. Он и мои братья, окружавшие его, демонстрировали чертовски жалкую картину, отражая то, как я себя чувствовал. Я подошел к ним, опрокинул «Джек» и затем сделал затяжку.

Тэнк и Булл были в дальней части комнаты с Красоткой и Летти, они пялились на меня, пока я проходил.

Никто из них, бл*дь, не понимал, каково это... Даже женщину Стикса не насиловали и не подвергали пыткам. Никто не понимал, какой это ад.

Увидев, что какой-то приходящий и его уродливая шлюха сидят на стуле рядом с диваном, я затушил сигарету об его голову, схватил ее за волосы и бросил ее противную задницу на пол.

Обращаясь, к мечтающему стать байкером, который, вероятно, ездил на спортивном красном мотоцикле, я наклонился и сказал:

— У тебя есть две секунды, чтобы нахрен встать с моего места, пока я не перерезал тебе глотку. — Паренек не тратил времени даром, игнорируя свою шлюху на полу, и со всех ног покинул клуб.

Сев, я уставился на пламя, ревущее в камине, в другой стороне комнаты. Я ощущал взгляды братьев на себе, но просто продолжал пить свой «Джек» — виски утихомиривал часть боли внутри.

— Как Лила, брат?

Переводя внимание с огня, я уставился на диван, поняв, что вопрос был от Ковбоя. Достав еще одну сигарету, я подкурил и дым наполнил мои легкие.

Мэй подняла голову с плеча Стикса, ее глаза были красными от слез. Ее гребаный волчий взгляд встретился с моим, но я отвернулся и снова уставился на огонь.

Неважно, что я говорил Лиле, она не отвечала. Единственная сучка, которую я любил, и она не отвечала. Какого хрена я сделал? Она обвиняла меня? Она обвиняла меня в том, что ее забрали?

Ярость снова наполнила меня, когда я подумал, что она едва не умерла. Эти ублюдки из культа почти забрали ее у меня. Я, бл*дь, не мог этого вынести.

Снова зазвучал свист, и я поднял голову, посмотрев на Стикса. Его мрачное выражение было напряженным, и поставив «Бим» на стол, он показал:

«Она пройдет через это. Мы пройдем через это».

Видя, как Стикс показывал эти слова руками, мой желудок сжался. Расположив сигарету между губ, я поставил «Джек» между ног и показал в ответ:

«Она изменилась. Она больше не та Лила. Что-то в ней переключилось».

— Кай. — Кто-то назвал мое имя, но я был слишком занят, смотря на Стикса.

— Кай... — снова попытался кто-то, но я провел руками по лицу. Я терял контроль.

— КАЙ! — закричал кто-то, голос заставил кого-то выключить музыку.

— ЧТО? — крикнул я в ответ, бросая бутылку «Джека» на пол, отчего жидкость потекла по полу.

Ковбой, Хаш и АК встали на ноги, Смайлер был тем, кто кричал.

Лила?

Подпрыгнув со стула, Стикс и Мэй присоединились ко мне, когда мы наблюдали как Лила, одетая в окровавленную тунику последователя, уставилась в зеркало, держа волосы в одной руке, а чертовски острый нож в другой.

Ее права рука была поднята вверх, готовая резать.