- Мне хочется утопить тебя в бассейне, - делится сокровенным Энорабия. – У тебя сейчас такой загруженный вид, что мне хочется убить тебя и пустить в следующую жизнь.

Джоанна никогда не задумывалась о следующих жизнях. И никогда не была благодарна людям, которые ей неприятны. Но Энорабия продолжает стоять рядом и молчать, а Джоанна не может придумать повод свалить отсюда куда-нибудь еще, поэтому закатывает глаза и делает вид, что ее не напрягает присутствие поблизости этой машины для убийств. Для отвлечения она охватывает взглядом все пространство, цепляя рассредоточенные фигурки знакомых ей людей.

Неловкая Китнисс (которая обещала не брать в руки оружие) учит стрелять из лука мелкую Сноу. Мелкая в шутку целится в замороченного чем-то Мелларка, рассматривающего с видом заправского мясника стенд с ножами. Разумеется, стрела не шутя летит в его сторону, Китнисс вскрикивает, Каролина вскрикивает и бледнеет, обе с распростертыми объятиями силой мысли пытаются стрелу перехватить, но у мелкой Сноу плохой глазомер. Или Мелларк – редкий везунчик. А еще – идиот, потому что он не видит и не слышит ничего, вокруг себя, даже стрелы, летящей мимо. Он недоумевает, когда обе лучницы подскакивают к нему с напряженными и одновременно счастливыми лицами и начинают тормошить. Он неуверенно улыбается, узнавая о произошедшем, что-то говорит, обе лучницы смеются…

- Меня сейчас стошнит, - говорит отрывисто Энорабия. – Ты ведь видишь то же, что и я?

Они обмениваются с Джоанной взглядами. Китнисс учит стрелять из лука внучку мертвого Сноу. Обе сильно переживают за невредимого Пита. На Хеймитча, который едва не получил стрелу промеж глаз, никто не обращает внимания.

Джоанна ненавидит свою жизнь.

…

Мы знаем о тебе все.

Вечером она просит Пита рассказать хоть что-нибудь интересное, и тот кратко пересказывает разговор с Бити. О доступе к архивам на электронных носителях, которые необходимы ему для изучения принципа действия охмора. О том, что Бити отслеживает самые свежие сводки новостей, поступающие из всех Дистриктов, и явно чего-то выжидает. О том, что Бити взаимодействует с Эффи Бряк, которая работает одновременно и на Плутарха и против Плутарха, но об этом Пит уже додумывается сам. О том, что во всем этом принимает участие Энорабия, и все это касается Каролины Сноу, и что Хеймитч тоже жаждет вступить в клуб посвященных, но ему никто не торопится выдать пропуск.

- А ты ждешь, когда тебя посвятят? – спрашивает Джоанна быстро.

Пит качает головой.

- Пока я не разберусь с тем, что со мной сделали и не пойму, какие последствия это будет иметь в дальнейшем, я не могу вступать в сомнительные клубы, - отвечает просто. – Мне не хочется осознанно или бессознательно послужить причиной чьих-то смертей. Например, твоей, - он целует пальцы Джоанны, и добавляет совсем тихо: - Тем более теперь, когда ты стала такой аппетитной.

Джоанну вполне устраивали выступающие кости, но против комплиментов и того, что за ними обычно следует, она ничего не имеет. Хотя ночью просыпается с единственной мыслью: спуститься на первый этаж, на котором хранится в данный момент вся еда, и схватить палку колбасы, и съесть ее с огромным куском хлеба. Но она просыпается в одиночестве, и ищет Пита глазами. Конечно, его можно будет найти в студии, пишущим очередной портрет Эвердин, и думающим об Эвердин. Джоанна может даже наблюдать за ним какое-то время, а потом схватить за руки и увести в комнату, и помочь ему опять забыться беспокойным сном, в котором будет одна лишь Эвердин.

Джоанна может проделывать это каждую ночь, но сегодня она прикрывает за собой дверь, и прячется в одной из десятка пустующих комнат, забирается на холодную постель, не знающую тепла человеческого тела со времен подготовки к Третьей Квартальной Бойне. Она вытягивается на постели, потом сжимается в комочек и смотрит куда-то в сторону, а затем приходит в себя из-за знакомого запаха, запаха, которого не может быть здесь, который должен был выветриться давным-давно. Ее сердце бьется слишком часто, но она решается покончить со всеми сомнениями, и осторожно выдвигает каждый ящик в прикроватной тумбочке. Кровь стучит в висках, она чувствует себя преступницей, ее подташнивает от волнения, и ванная комната, примыкающая к этой комнате, оказывается очень кстати, хотя все самые жуткие подозрения подтверждаются именно в ней.

Мы знаем о тебе все, и мы будем использовать все, что знаем о тебе, против тебя.

Это всего лишь обрывок веревки, забытый и неубранный прислугой, которая так тщательно убирает здесь все время. Тот самый обрывок веревки, на котором все, знавшие Финника, рано или поздно вязали узлы. Когда она прикасается к веревке, ее пальцы становятся совсем ледяными и дрожат. Ей хочется кричать во весь голос, кричать и рвать на части всех, кто участвует в этом жестоком шоу, но вместо этого она сползает по стене на кафельный пол и беззвучно проглатывает соленые слезы. Ее лихорадит. Что-то внутри, до этого ровно бьющееся, теперь мечется и пытается разорвать грудную клетку. Она тоже умеет вязать узлы; вязать и развязать, а затем снова вязать, но это не приносит ей никакого облегчения, становится только хуже.

Ближе к рассвету Пит находит ее в одном из самых худших ее состояний. Подушечки пальцев ее стерты до крови, а взгляд совсем остекленел. Она даже не сразу обращает внимание на то, что кто-то зовет ее по имени, и Пит осторожно забирает из ее рук веревку. Он знает, кому она принадлежала. Он вытирает слезы Джоанны, и относит ее в спальню, на постель, и укутывает в одеяло, и просто лежит рядом, рассматривая потолок и не находя слов, что бы что-то говорить. Он не хочет спрашивать; в конце концов, у всех у них должно оставаться место для личных демонов.

Джоанна начинает говорить сама. Слабый шепот, судорожное дыхание, сердце, которое слишком часто бьется в ее груди, Пит сосредотачивается не на том, что она говорит, а на том, как она говорит. Конечно, он подозревал все это и прежде, но подобные признания всегда повергают в шок – даже если ты предполагал, что все не так просто, как казалось. Джоанна переводит дыхание, прежде чем продолжить.

- После смерти всех моих близких людей, я поняла одну простую вещь: лучшее, что я могу сделать для того, кого люблю – убедить всех вокруг, что он мне безразличен. И все думали, что Финник мне безразличен, хотя сам Финник, наверное, порой догадывался о том, что я чувствую к нему на самом деле.

Джоанна вяжет узлы. Это немного отвлекает от боли, это приводит в порядок мысли, это успокаивает.

- Ты опять писал ее портреты? – спрашивает она тихо, и Пит делает глубокий вдох. – Конечно, писал, я знаю. Но чтобы ты не делал с ее лицом, какими бы жуткими способами не убивал ее каждую ночь в своих кошмарах, во всем этом больше нет ненависти к ней. Ты одержим, Пит, но одержим вовсе не желанием убить ее или искалечить. Ты хочешь ее, и ненавидишь ее за то, что она по-прежнему значит для тебя слишком много.

- Ты бредишь, - выдавливает Пит как-то уверенно.

- Конечно, - легкомысленно соглашается Джоанна. – Но я вижу, как ты на нее смотришь. Я не могу не видеть этого, и я жалею иногда, что она не умерла, - короткий смешок. – Так расскажи мне, Пит, что на самом деле сводит тебя с ума?

Пит молчит. Джоанна не привыкла задавать вопросы и не получать на них ответы. Джоанна упряма и неразборчива в средствах давления, поэтому рано или поздно, она получает то, что хочет получить. И лучше давать ей желаемое раньше – так больше возможностей остаться целым и невредимым.

- Я изучаю материалы по охмору. Все указывает на то, что излечиться от охмора невозможно, охмор меняет сознание человека раз и навсегда.

- Я слышала это уже не раз, - фыркает Джоанна. – Но ты не носишься за Эвердин с ножом по этажам этого жуткого места, и не становишься психопатом, услышав только ее имя, как желал того наш милый мертвый Президент Сноу, - Джоанна выбирается из одеяла и пристально всматривается в лицо Пита, будто видит в первый раз. – Значит, ты хочешь узнать, на что тебя охморили на самом деле, - делает неутешительный вывод. – Значит, у нас небольшие проблемы. Можно подумать, в первый раз.