- Выходит, он? - спросил Титаренко.
- У меня получается так, - развел я руками.
- Вы уверены?
- Косвенно - да.
- А что, если это кто-то вообще со стороны?
- Всяко бывает. Однако, куда ни шагни, натыкаешься на Иегупова. Но вы возражайте мне, а я послушаю.
- Что возражать, если у вас так все связано?
- Привяжем сюда и еще одну деталь: кто из шестнадцати, запечатленных на снимке, мог похитить буквально несколько дней назад такую же фотографию из альбома вдовы Йоргоса? Стороннему грабителю, вломившемуся в квартиру мадам Йоргос, фотоснимок этот просто не нужен. Даже если сторонний, то почему именно эту фотографию?
- Но почему он не забрал такую же из альбома у Мадеров?
- То, что было ему необходимо - бумаги - он нашел, взял, а искать после убийства альбом, - иди знай, где он лежит! - искать было некогда. Да и едва ли мысль о фотографии могла прийти ему в голову в тот момент, мозг лихорадочно работал в одном направлении: бумаги! А вот альбом вдовы Йоргоса лежал не в комоде, а на виду. Он и заглянул туда, тем более, что психологически не был обременен: у Йоргосов он никого не убил, вид трупа у ног не тяготил.
- Что же это за бумаги могли быть?
- А вот этого я не пойму. Узнаем, когда вы изловите Иегупова и его напарников.
- Вы считаете, что он был не один?
- Безусловно. Мотаться по уездам, одолевать приличные расстояния до квартир пострадавших - надо либо крылья иметь, либо на чем-то другом передвигаться. Не давали же вы ему свой автомобиль. Кто-то должен был помогать: прикрывать, обеспечивать быстрое исчезновение, приют. Будем считать, что передвигался он на фаэтоне, пролетке. Городских извозчиков вы опросили. В дни и часы убийств по адресам жертв они никого не развозили. Допустим, вы не нашли того одного извозчика, который разок свозил убийцу. Но ведь этих поездок было много. И не только по Старорецку, но и по уездам. На какого-нибудь из извозчиков мы бы уже наткнулись. Однако... А вот входил к жертвам убийца один. Входил, как их добрый знакомый. Посторонних не брал с собой в комнаты, чтобы не вызвать подозрения хозяев. Да и вспомните спокойное поведение собаки: она пустила "своего"...
Кажется, я убедил Титаренко. Он ушел от меня довольный и благодарный, да и я был удовлетворен, что, слава Богу, развязался с ЧК, не предполагая, что мне предстоит еще раз держать в руках тоненькую папочку с делом банды Иегупова...
Шло время, постепенно я забывал обо всем этом. Два или три раза видел Титаренко. Он рассказал, что подобные убийства вдруг прекратились, а поиски Иегупова и его сподвижников безрезультатны. К концу следующего года все это вообще заглохло. К тому времени я был уже приглашен работать следователем в губсуде. Однажды заявился Титаренко и сообщил, что в поезде на станции Боровичи при проверке документов патруль ЧК задержал человека в полувоенной форме. Он пытался бежать, но был застрелен. При нем не оказалось никаких документов. Нашли только фотографию, сделанную в каком-то салоне в Хельсинки. На ней были запечатлены трое мужчин. На обороте снимка, который Титаренко положил передо мной, было написано "Борисъ".
- Вот этот, посередине, по-моему, - Иегупов, - сказал Титаренко и выложил рядом ту групповую фотографию, которую я изъял у вдовы Мадера. Сравните.
Взяв лупу, я увеличил лица на обеих фотографиях. Сомнений не было: на втором снимке тоже Иегупов Борис Николаевич. Слово "Борисъ" на обороте подтверждало это, и, видимо, как и фотоснимок, служило паролем для того, к кому от Иегупова шел в Старорецк застреленный на станции Боровичи.
Титаренко согласился с таким моим предположением.
- Значит, Иегупов в Финляндии? - спросил он.
- Похоже.
- К кому шел от него гонец, мы уже не узнаем...
Я пожал плечами.
- Что ж, закрываем дело? - неуверенно спросил он.
- Это уже ваша забота.
- Эх, если б она одна была, - вздохнул Титаренко. - Каждый день что-нибудь новенькое. По уездам опять банда Маслюка гуляет. Двести сабель. Ограблен банк. Сожжены три паровоза в депо. Ограблен и убит ювелир Корсунский... Ладно, закрывайте, - махнул Титаренко рукой: он не видел с_и_ю_м_и_н_у_т_н_ы_х_ реальных возможностей найти, задержать убийцу Чернецкого, Мадера, Пирятинского и других; речь шла для него в конце концов о каких-то похищенных бумагах, а тут - ограблен банк, сожжены паровозы, у убитого ювелира унесены золото, драгоценности.
- Почему же мне закрывать? - спросил я.
- Все-таки вы начали, распутали. Надо соблюсти формальности.
- Как угодно. - Я открыл папку, там лежал кусочек оберточной бумаги. На нем я написал: "Дело расследованием не закончено. Бесперспективно". Поставил свою фамилию и возвратил папку Титаренко...
Через месяц он нелепо погиб: его на какой-то операции застрелил свой же сотрудник..."
Закончив читать, Левин словно вынырнул из глубины, придавленной толщей времени. И выйдя на поверхность, в сегодняшний день, преодолев расстояние в семьдесят четыре года, он поймал себя на мысли, что, читая повествование следователя губернского суда Агафонова, иногда непроизвольно предугадывал слова и действия его почти безошибочно. И объяснение этому было самое простое: и семьдесят лет назад, и сегодня тайное познавалось той же логикой, обретшей необходимые профессиональные стереотипы. Расследовал Левин за свою жизнь немало убийств. Чем отличались многие его рассуждения, вопросы, поступки, выводы от агафоновских? В сути своей ничем. Разве что в деталях, связанных с конкретными обстоятельствами, их спецификой...
Итак - убийца - Иегупов. Агафонов доказал это. Но не закончив дело, закрыл его, и как бы в наследство оставил Левину два вопроса: какие бумаги похищал Иегупов, и что связывало его с Кизе, которого он убил спустя тридцать лет? Нужно ли их выяснять? Они не входили в перечень услуг, оплачиваемых Анертом. Однако...
34
Закончив вытаскивать вещи из чемодана и дорожной сумки, Локоток часть их аккуратно разложил на полки шкафа, часть, которую надо постирать (а стирал он сам, боясь, что в прачечной все перепортят, изорвут), затолкал в плетеную ивовую корзину, стоявшую в ванной. Затем протер мягкой тончайшей замшей фотокамеры, сложил пустые кассеты в специальный ящик, принял душ и собрался ложиться отдыхать. Он устал. Самолет из Симферополя вылетел с опозданием на шесть часов.
Он стал застилать постель свежим бельем, когда в дверь позвонили. Локоток удивился: кто бы в такое позднее время? Глянул на часы. Половина двенадцатого. Соседка? Локоток пошел к двери. Сбросил цепочку, открыл.
На пороге стоял Басик. Небритый, от его одежды пахнуло потом.
- Не ждал? - спросил Басик, входя и торопливо закрывая за собой дверь.
- А ты думал, что я уже стол накрыл?
- От тебя дождешься. Ты всегда был жмотом, греб под себя.
- Мы ведь с тобой не родственники, Басик. И работаем, как говорят, в разных весовых категориях.
- Смотри, какой ты чистый! А ведь когда-то и краденное скупал, перепродавал, фарцевал. Тебе просто всю жизнь фарт шел.
- Что это ты в воспоминания ударился?
- А ты забыть хочешь?
- Уже давно забыл. Когда это было!.. Короче, что надо? Я спать хочу. Только прилетел, устал.
- Ты когда-то приторговывал автозапчастями. Имел дело с оптовиками. Помоги, пустяк нужен. Хорошо заплачу, ты ведь бабки любишь. Нужен трамблер к "Ниве". Срочно.
- А на станции техообслуживания?
- Нет у них ни хрена. Да и ревизия там. Закрыты.
- Ох, сколько лет я тебя не видел, Басик, а ты все такой же озабоченный.
- Так что с трамблером? Сделаешь?
- Ты что, тачкой обзавелся? Богато живешь.
- Это уже мои дела.
- Ладно, дам тебе один старый адресок. Скажешь, от меня. Но делаю это для того, Басик, чтоб ты поставил трамблер, сел на эту "Ниву" и навсегда исчез с моих глаз, а дорогу в этот дом забыл.
- Не залетай так высоко. Леня, - с угрозой сказал Басик. - Я ведь и обидеться могу.
