Гриневич был слишком задумчив, чтобы обращать внимание на редких вечерних прохожих, поэтому его банально застали, можно сказать, врасплох. Его элементарно перехватили в каких-нибудь тридцати метрах от родного, плохо освещённого подъезда.

Это были дети ночи, такие стараются избегать ярких источников света, и в особенности — людных мест.

Гриневич понял почти всё, когда едва не натолкнулся на широкую мужскую фигуру в кожаной куртке, заступившую ему дорогу. Профессор покинул привычный ему мир глубоких размышлений о высших материях, и остановился, чтобы не налететь на вставшего поперёк пути человека. Слева и справа от тёмной фигуры неслышно появились ещё две, не более светлые, почти перекрыв узкий проход между домами.

— Стоп-кадр, папаша, — угрюмо сказал тот, что теперь был в центре. — Приехали…

Гриневич близоруко сощурил глаза, вглядываясь, но в темноте ему плохо помогали даже очки.

— Вот, видишь, папаша, — почти с сочувствием продолжил центровой. — Глаза совсем плохие. Два серьёзных инфаркта. Язва не долечена. Гипертония временами донимает. А если ещё мы чего-нибудь добавим… Жизнь коротка, особенно у старика.

Гриневичу понравилось вступление, хотя его огорчило, что в мафию уже идут не только сильные, но и умные.

— Вы пришли по мою Душу? — прямо спросил он.

Ему почему-то было почти не страшно. Он успел устать от всех своих хронических болезней, его еще держали на плаву не столько любовь к самой Жизни, сколько укоренившаяся привычка жить, и чувство не до конца выполненного перед ней природного долга. А Смерть в любом её проявлении была бы для него уже в какой-то степени даже облегчением.

— Душа принадлежит Богу, — назидательно сказал всё тот же. — Её невозможно отнять, но можно на неё должным образом повлиять путём соответствующего воздействия на тело…

— Послушайте, вы! — сказал Гриневич резко, справившись наконец с неотступно преследовавшей его в последнее время одышкой. — Я догадываюсь, кто вас прислал и зачем, поэтому отрабатывайте свой кровавый хлеб! И, пожалуйста, без длительных вступлений!

— Не так быстро, папаша, — сказал тёмный, запакованный в явно натуральную дорогостоящую кожу. — И не так просто… Хочешь стать очередным великомучеником? Чтобы над твоим бездыханным телом единомышленники ещё больше сплотились и поклялись? Нет, нам это не подходит. Раньше это было допустимо, но не теперь. Теперь мы имеем укоренившийся бизнес, и нам вовсе не нужно, чтобы нас вместе начали рубить под корень в назидание другим! Нам гораздо выгоднее твоё собственноручное и публичное признание своих политических ошибок. Ты слишком известен, и слишком популярен, чтобы с тобой обращаться как с каким-то зажравшимся и зарвавшимся нуворишем. В большой политике нужные слова иногда сильнее и убедительнее пуль.

— А если?..

— ЕСЛИ исключается, профессор. У старого человека слишком много родственников в виде детей, внуков в правнуков, чтобы существовала какая-то альтернатива.

— Подонки! — гневно сказал Гриневич, сжимая слабые кулаки. — Вам уже мало просто убивать неугодных!

— Утешься, папаша, — насмешливо сказал тёмный. — Мир унаследуют кроткие, как хорошо сказано в Писании. После того, как им хорошенько насладятся сильные…

— … Я не помешаю?..

Гриневич неохотно обернулся на голос, абсолютно уверенный в том, что четвёртый посторонний появился здесь по заранее разработанному кем-то сценарию.

— Пятого не возьмёте в компанию? — скромно и чуть насмешливо попросился мужчина, тоже плохо видимый на тёмном фоне позднего вечера, и в его голосе появилось нечто такое, отчего Гриневич почувствовал себя чуть сильнее.

Нет, это был не ещё один враг; этот был из его лагеря, но один — не воин против троих, скорее всего, вооружённых.

— Улица иногда полна неожиданностей, — тоже чуть насмешливо сказал тёмный в центре троицы, совершенно не растерявшись. — Случайный прохожий, ступай себе с миром…

— А я уже пришёл! — сказал мужчина вызывающе. — К нему… — он положил руку на плечо Гриневичу.

— Мы пришли к нему чуть раньше… — сказал тёмный с растущей угрозой в голосе — зло всегда испытывает определённый дефицит времени. — И делить его на две части с кем-то ещё не намерены…

Он демонстративно посмотрел налево и направо, и это выглядело молчаливой командой его напарникам.

Мужчина — заступник ощутимо надавил Гриневичу на костлявое плечо, оттесняя его самого на второй план, и сделал шаг вперёд, закрывая старика своим телом.

— Всё! — сказал он с лёгкой, но обидной издёвкой в голосе. — Аут, ребята! Да будет вам известно, что позёрство слишком часто становится причиной разгромного поражения. Мир унаследуют молчаливые. Раньше, чем выдохнутся болтливые…

— Будут лишние жертвы, — проговорил тёмный угрюмо. — Видит Бог, мы этого не хотели…

— Я тоже ярый противник лишних жертв, — примирительно сказал мужчина совершенно спокойным голосом. — А посему предлагаю всем нам разойтись с миром.

— Прохожий, не обессудь, мы тебя предупреждали… — тёмный поднял правую руку и сделал быстрый выпад.

…Перед глазами Гриневича сверкнула короткая молния; тёмный в кожаном, обсыпавшись трескучими искрами, отлетел на несколько метров и плашмя упал на землю. Его напарники выхватили пистолеты.

— Тихо, ребята! Тихо! — просительным тоном сказал мужчина, выставив вперёд безоружные руки. — Я же говорил вам, что возможны нежелательные жертвы. Поднимите его…

Тёмные и молчаливые, пятясь, подошли к упавшему, который уже сам пытался сесть.

— Не глупите, ребята, — сказал мужчина миролюбиво. — Не суетитесь… И советую вам не стрелять — ваши пули отразятся в вас же. Если вы в сплошных бронежилетах, можете попробовать, но сначала я вам кое-что продемонстрирую сам…

Мужчина неуловимо быстро сунул руку в карман своей куртки, что-то достал из него и бросил перед собой на землю.

…Гриневич увидел голубой ярко светящийся шарик, который, повертевшись в траве, подпрыгнул вверх на метр, и стрельнул в сторону оставшихся пока невредимыми бандитов двумя голубыми, совершенно бесшумными молниями.

Те мгновенно оцепенели, будто получили парализующий удар током.

— Ну вот, теперь поговорим, — сказал мужчина. — Без эксцессов… Почти на равных…

Он покинул Гриневича, подошёл к неподвижным головорезам, и отобрал у них пистолеты.

— Отныне всё будет иначе, — сказал он, обращаясь ко всем. — Потому что мы УЖЕ ПРИШЛИ! Потому что мы УЖЕ ЗДЕСЬ! И мы пришли не для того, чтобы пассивно наблюдать, но затем, чтобы активно действовать! В этом мире накопилось столько скверны, что пора очищать его от неё, и мы займёмся этим в самое ближайшее время. Советую вам, пока не поздно, покаяться в своих чрезмерных грехах, и даже принять схиму. У вас нет выбора: мы настолько сильны, что ваше сопротивление бессмысленно. Надеюсь, вы сами это уже поняли, и сообщите об этом своим всесильным с их точки зрения боссам. Мы не хотим напрасных жертв, хотя и не ждём от вас быстрой капитуляции. И всё же, мы надеемся на ваше благоразумие…

Мужчина неспешно вернулся к висевшему в воздухе, всё так же светящемуся шарику, аккуратно взял его рукой и положил в карман.

Бандиты зашевелились.

— А теперь уходите отсюда! — мужчина резко махнул рукой. — Пока я добрый! И помните, что отсчёт времени уже начат…

Он бросил отнятые у киллеров пистолеты на землю, и поднял над ними руки с растопыренными пальцами.

…Оружие покраснело, раскаляясь, с взрывами пороха бывших патронов побелело, сливаясь в жидкую массу, и растеклось по газону быстро остывающей лужицей расплавленного металла.