Сим и Манюня так обрадовались такому приятному завершению такой неприятной истории, что даже есть не стали, они хотели быстрей обрадовать и маму тоже.
Мама обрадовалась, но не так сильно, как ожидали малыши. Оказалось, что она была расстроена не только поведением младших бобрят. Ещё больше огорчал её Пуша, который уже должен был покинуть родную хатку, но всё никак не мог решиться на такой серьёзный в его жизни шаг.
Как Пуша покинул дом
Вначале Пуша подбирал себе новое взрослое имя. Не мог же он вступить во взрослую, полную опасностей и трудностей жизнь, Пушистиком. Подобрать себе новое имя оказалось не так-то просто. Пуша думал несколько часов подряд и, наконец, заявил домашним:
― Я решил назваться Громилой.
Услышав это, Соня громко фыркнула от смеха, малыши осторожно хихикнули, а мама возмутилась:
― Ещё чего! Я не собираюсь звать тебя так! ― сказала она, но тут же вспомнила, что имя выбирается для самостоятельной жизни и добавила: ― Впрочем, дело твоё, но я считаю, что это звучит ужасно!
Затем Пуша хотел стать Великаном, Горой, Силачом. Все эти имена были родительницей забракованы. Не нравились они и малышам, хотя их мнения Пуша не спрашивал. Наконец, подойдя к маме в очередной раз, он робко спросил:
― Что, если я буду Смельчаком?
Мама задумчиво посмотрела на старшего сына:
― Ну, что же, возможно, это имя придаст тебе смелости, ― сказала она, строго взглянув на подфыркивающую от сдерживаемого смеха Соню. Соня притихла.
Так Пуша стал Смельчаком. Теперь домашние обращались к нему так: «Пуша! Ой! То есть, Смельчак!»
Став Смельчаком, бывший Пушистик, действительно, изменился: он стал разговаривать более громким тоном, все его движения стали более уверенными. Но он по-прежнему не уходил. Наступал новый вечер (а бобры уходят из дома в сумерках), но Смельчак придумывал всё новые и новые причины, почему он пока не может этого сделать.
― Я бы хотел ещё кое-что узнать про строительство плотины, ― говорил он очень бодрым тоном.
― У тебя достаточно знаний, ― расстроенно качала головой мама. ― А вот половодье скоро уменьшится. Тогда тебе придётся путешествовать, выходя из воды. Ты должен уйти, пока все берега реки затоплены, так безопасней.
Смельчак соглашался, но не уходил. Симочке и Манюне было его жалко. Шли дни, вода в реке начать убывать. Мама волновалась всё сильнее. Она даже пыталась пристыдить сына тем, что из-за него папе приходится ночевать вне дома. А мы же помним, что как только места стало меньше, папа из хатки ушёл. Он по-прежнему ночевал в прибрежных зарослях во временном гамаке, который соорудил себе из веток и осоки. Видно было, что Пуше-Смельчаку очень стыдно, что он занимает в хатке папино место, но он всё равно не уходил.
Но однажды вечером мама сказала:
― Где-то там далеко, на берегу нашей реки, бродит в полном одиночестве и ждёт тебя молоденькая бобриха. Она волнуется, что ты не приходишь так долго. Ей очень неуютно одной, ведь без тебя она не может обосноваться на новом месте. Ей очень нужен ты ― сильный и смелый! Так было и со мной, пока я не встретила твоего папу. О, какое это было счастье, когда…
Но мама не договорила, увидев, что старший сын уплывает от неё с большой скоростью.
― Эй, сынок, ты куда? ― крикнула мама вслед.
― Прощайте! ― оглядываясь, крикнул Смельчак, устремляясь на поиски своей новой судьбы.
― Даже не попрощался как следует, ― вздохнула мама, глядя вслед уплывающему сыну. А Симочка подумал: «Как странно, что мы больше никогда не увидим Пушу». И ему стало грустно. Но грусть Симочки была маленькой, как и он сам. Она быстро улетучилась. А вот мама загрустила большой грустью, которая никуда не девалась, а с каждым днём становилась всё больше и больше.
Каждое своё пробуждение мама начинала одной и той же фразой: «Как там наш Пуша? Всё ли у него хорошо?» Затем она печально вздыхала и печаль так и оставалась в её глазах. Все пытались маму успокоить.
― Дорогая, мы научили его всему, чему нужно, он не пропадёт, ― бодро говорил папа.
― Да-да, конечно, ― подавленно соглашалась мама.
― Да что с ним станется, он такой здоровый? ― утешала маму Соня.
― Действительно, Пуша вырос просто великаном, ― улыбалась мама, но это была безрадостная улыбка.
Симочка очень хотел, чтобы мама стала такой, как была раньше: бодрой и весёлой. И он стал думать, как ей помочь. И придумал! Никого, даже Манюню, он не стал посвящать в свой план. А сам, укладываясь спать, повторил себе несколько раз: «Встать пораньше! Встать пораньше!»
И у него получилось встать пораньше. Вы, наверное, думаете, что он поднялся рано-рано утром. А вот и нет: бобры встают, когда солнце начинает клониться к закату, а вот ложатся спать они с первыми лучами восходящего солнца и первыми песнями птиц. Так что Симочкино «пораньше» было в полдень. Бобрёнок тихонько, стараясь не разбудить сестрёнку, выбрался из хатки и поплыл в сторону ивовых зарослей. Там он надеялся встретить ведущих дневной образ жизни уток.
Симочка ждал их очень долго, так ему показалось. Ждать было скучно и бобрёнок, плавая туда-сюда, туда-сюда недовольно выговаривал воображаемым кряквам:
― Ну, вы где? Так нечестно! Сами сказали: «Обращайтесь»! А как вы нужны, так вас и нет.
Так ворча, он плыл, не замечая, что две кряквы ― старая и молоденькая ― с удивлением смотрят на него. Беспрестанно ныряя, Симочка под водой не услышал, как те прилетели.
― Что там опять у тебя «нечестно»? ― ворчливо спросила старая утка.
― Здравствуйте! ― сказал Симочка как можно вежливей. ― Это не про вас, ― слукавил малыш.
И он рассказал кряквам про маму.
― Вот если бы вы разыскали Пушу, и мама бы узнала, что у него всё в порядке ― она перестала бы грустить. Может быть, вам всё равно, где летать? ― закончил свою просьбу наивный бобрёнок.
― Ну, знаешь ли, нам совсем не всё равно, где летать! ― немного обидевшись, сказала старая кряква. ― На это уйдёт целых полдня! И вообще: разве так просят?
― Да ладно, ― отозвалась молоденькая утка. ― Это, действительно, всего лишь полдня. А бобры делали нашу плотину почти месяц. Завтра будь на этом месте в это же время, ― обратилась она к бобрёнку, ― мы принесём тебе новости про твоего брата.
На следующий день, проснувшись, бобрёнок открыл глаза, сладко потянулся и вдруг вспомнил: «Утки!» Он проспал! Когда он выскочил на поверхность воды ― солнце уже почти закатилось за реку. Симочка поплыл на условленное место быстро, как только мог.
― Наконец-то, ― очень грозно встретила его старая утка. ― Мы потратили полдня на розыски твоего брата, а потом ещё лишнюю пару часов, чтоб дождаться тебя! Можно было не опаздывать?
― Да ладно, ― весело сказала молоденькая кряква. ― Главное, что твой брат жив-здоров, весел, женат и передаёт вам всем огромный привет!
― Ой-ой-ой! ― обрадовался Симочка. ― Пойдёмте скорее к маме!
Мама сияла. К ней вернулась радость, и эта радость была огромной! Утки рассказали про новую жизнь Пуша уже всё что могли, но маме всё не хотелось их отпускать.
― Значит, он уже не один. Это прекрасно! ― в который раз повторила она.
Утки согласно покивали. Им давно уже пора было лететь на ночлег, они то и дело задрёмывали, но всё никак не могли выбрать подходящий момент, чтобы распрощаться. Эта уважаемая бобриха была так им благодарна за то, что они для неё сделали, что утки чувствовали себя просто героинями.
― А молоденькая бобриха, как она, на ваш взгляд, хорошенькая? ― спросила мама.
― Возможно и хорошенькая, мы не очень-то разбираемся в красоте бобров, простите, ― сказала старая утка. Разговор с мамой вела в основном она.
― Да-да, вы же ― утки. Ой, ― вдруг вспомнила мама, ― вам же уже пора спать! Простите, простите, что мы вас так задержали и ещё раз ― огромное спасибо!
― Пустяки, ― заверила кряква. Ей было очень приятно чувствовать себя значимой в глазах такой уважаемой бобрихи.
