Судя по тому, что мне уже доводилось видеть, к невольникам в этом месте, по крайней мере, относились более менее по человечески.

- Ты спать. – Произнесла моя спутница, похоже, она совершенно не владела языком Вестеросса, а я против этого не возражала. Это было очень удобно, значит с ней можно поговорить.

Бахати нашла для меня пустую койку, и я легла на нее, и практически сразу же вырубилась.

- Хоя, утто! Хоя! – я нехотя разлепила глаза. И перед моим взором, подобно чеширскому коту, возникла висящая во мраке улыбка. Я вздрогнула, но улыбка приблизилась и превратилась в полноценную девушку.

- Вставать! Еда! – Улыбнулась Бахати.

Я лениво встала с кровати, натянула выданные мне кожаные сандалии и поплелась за ней обратно в столовую. Я съела какую-то лепешку и запила все это горьким, но бодрящим напитком, очень отдаленно напоминающим кофе. Хорошего кофе тут явно не хватает, это, пожалуй, одна из многих привилегий нашего мира. Вокруг были просыпающиеся люди, пахло едой, и если честно, внутри меня царило какое-то утреннее спокойствие. Но мое благостное настроение быстро исчезло, ведь после еды, моя темнокожая подруга отвела меня в чулан, где выдала мне ведро, тряпки и какие-то бутылочки с не понять чем. И поманила за собой.

Мы наполнили ведра водой, а затем поднялись на первый этаж пирамиды. Для нас это был путь наверх. Мы прошли холл, в котором я уже была, а затем отправились выше, на несколько пролетов, кажется, этот этаж был третьим. Здесь был просторный и богато украшенный золотыми статуями и резной, инкрустированной драгоценными камнями, мебелью зал. Судя по подушкам, раскиданным на коврах, и множеству грязных бокалов, блюд с остатками изысканных яств, пустым бутылям и штофам, а так же отдельным предметам одежды на полу, у кого-то вчера была вечеринка.

К нам присоединилось еще две женщины, которые убирали посуду, а нам видимо нужно было протереть мебель и вымыть пол. Это конечно в миллион раз приятнее работы в поле, но я, если честно, ненавижу убираться.

Я закрутила волосы в шишку на макушке, и проворчала, обращаясь к Бахати, которая кинулась сосредоточенно натирать ножку резного кресла: – Ну, блин, кто-то устроил вчера тусовку, а нам теперь все тут драить? – Я взяла наиболее симпатичную мне тряпку и осторожно окунула ее в ведро, предварительно понюхав баночку с каким-то ароматизатором и капнув пару капель в воду: – Тупее занятия не придумать, но как я понимаю, особого выбора у нас нет. Я наклонилась, чтобы закрутить мои длинные штаны, а когда подняла голову вновь, увидела, что мои «соратницы» по уборке стоят на коленях опустив голову вниз: – Какого хрена … – вырвалось у меня.

Но постепенно до меня, кажется, стало доходить, что происходит, я медленно повернулась к той части зала, к которой я стояла спиной, и увидела там обнаженного по пояс дорийского принца. Он очень пристально смотрел на меня.

«Блин, я совсем расслабилась и по ходу начала терять бдительность, а самое веселое, что он снова застукал меня, извините, задом к верху, какой кошмар» думала я в общем опять не о том. Все произошло так быстро и так неожиданно, что увидев его, я не придумала ничего умнее, как присесть в реверансе. «Вот дура» мелькнуло в моей голове, тут-то принято на колени бухаться.

А он ничего не сказал, только ехидно улыбнулся, окинул взглядом комнату и пошел прочь.

«Пронесло» … подумала я. И принялась драить пол, а то еще чего доброго решат выпороть.

К вечеру я была уставшая как собака. И к следующему вечеру. И к вечеру после него.

Мне казалось, что меньше чем за месяц, я уже помыла все, что могла в этой пирамиде. Мои пальцы опухли от постоянного контакта с водой «Пол царства за резиновые перчатки и моющий пылесос» превратилось у меня практически в ежедневную молитву перед сном.

Бахати была моей единственной подругой и собеседницей, остальные жители пирамиды как будто старательно не обращали на меня внимания. Моя темнокожая подруга же, всегда готова была мне помочь, а главное выслушать. Я рассказывала ей совсем немного, в основном байки из своей студенческой жизни, немного о периоде реабилитации после комы. Но так как она ничего не понимала, то хоть у меня порой и было ощущение, что я разговариваю сама с собой, но хотя бы видимость кивающего и улыбающегося собеседника она выполняла великолепно.

Оберина, как и других обитателей хозяйской части пирамиды, я больше не видела, видимо наши графики уборки были выстроены специальным образом, чтобы не мешать хозяевам.

Однажды днем, когда мы мыли полы на первом этаже, туда неожиданно вошла изящная и красиво одетая женщина, лет тридцати, с длинными черными, как смоль волосами, уложенными в пружинистые локоны. Ее руки были перехвачены браслетами, на пальцах сверкали драгоценные кольца, на губах гуляла легкая улыбка, а в воздухе за ней струился пряный аромат. Она двигалась столь грациозно и была так женственна и великолепна, что тут же вогнала меня в ужасные комплексы. Не дать, не взять, восточная принцесса.

«Это Эллария, сомнений не было, и она чертовски хороша». Моя темнокожая подруга потянула меня за рукав, опуская на колени рядом с собой. Но мне все-таки удалось немного проследить за происходящим. Она пришла в присутствии нескольких мужчин, показывала им на одну из высоких стен просторного помещения и яро жестикулировала. Мужнины развернули перед ней пергамент, и она закивала им в ответ.

В это же время в холл стали приносить бочонки с какой-то интересной субстанцией. От нее исходил своеобразный запах. А потом я поняла, что это были краски. Они собирались нанести на стену какое-то эпическое полотно …

С тех пор, моим любимым занятием было таскаться через холл и смотреть, что делают эти мужчины. Среди них был один пожилой, и двое помоложе. Они соорудили деревянные мостики, чтобы рисовать на любой высоте не маленькой стены, а потом принялись грунтовать ее.

Мне было очень любопытно заглянуть в эскиз, и понять, что они хотят изобразить. Но пергамент с картиной всегда находился от меня в недосягаемости. Художники тем временем стали наносить на стену контуры своей работы, и я начала понимать, что там изображена батальная сцена. Стена каждый день наполнялась разными цветами. Множество воинов, в разноцветных доспехах сражались друг с другом. Мои руки просто изнывали от желания взять кисть, и внести свою лепту.

Однажды вечером, когда я дольше обычного старательно отмывала разлитую по всюду краску, я дождалась, когда художники отошли и, подойдя к стене, взяла в руки оставленную ими палитру и кисть. И принялась рисовать. Я решила нарисовать цветок, под ногой одного из сражающихся. Когда-то в юности, я ездила на роликах, и, скрываясь от полицейских патрулей, рисовала на стенах офисных зданий цветы и птиц. Пару раз меня ловили, и налагали на отца штрафы, по этому, наверное, он очень не любил когда я рисовала, и поэтому, наверное, я не пошла, учиться на дизайнера.

- Что ты рисуешь? – спросил детский голос за моей спиной.

От неожиданности я вздрогнула. И повернулась, передо мной была маленькая девочка, ей было около пяти лет. Темные внимательные глаза и черные волосы.

- Это цветок, его раздавили, не заметили, но он все равно красивый, верно? – Улыбнулась я ей.

- Верно. А как тебя зовут художница? – спросила малышка.

- Хлоя, меня зовут Хлоя, и я не художница … я тут убираюсь, а как зовут тебя?

- Все зовут меня Ами! – улыбнулась девочка.

- Какое звонкое у тебя имя. – Похвалила я. Наверное, родители долго выбирали имя для такой красивой девочки.

- Отец сказал, что навал меня в честь сказочной принцессы, Падме Амидалы, ее убил злой король, он сказал.

- Амидала? Тебя так зовут? – Девочка кивнула. «О нет, он назвал в честь меня, их с Элларией дочь»...

- Ты тоже знаешь эту сказку? – продолжала свой детский допрос малышка.

- Я, кажется, ее слышала, когда-то давно … – смутилась я: – Но мне очень хотелось бы снова ее послушать, а сколько тебе лет? – я решила узнать хотя бы примерные хронологические рамки моего провала во времени, но видимо не в этот раз …