– В конце концов, – посерьезнел Регулус, – для случаев забывчивости у тебя есть я. А у меня – ты.

Гермиона некоторое время с нежностью смотрела на него, наконец, ехидно прищурилась.

– А ты все так предусмотрел.

– Да, – протянул Регулус, ухмыльнувшись. – Я тщательно подготовился к грехопадению.

Гермиона хихикнула, крепко обняла его и звонко поцеловала в губы. От нее едва уловимо пахло чем-то сладко-ванильным.

– Ты невыносимый, – уведомила она. – Невыносимо обаятельный!

Она еще крепче сжала объятия, будто хотела его задушить, затем запустила пальчики в его волосы. Регулус блаженно прикрыл глаза, разве что не мурлыча от удовольствия. Ему безумно нравилось, когда она вот так взъерошивала ему волосы. Затылок приятно покалывало, а по спине разбегались будоражащие кровь мурашки.

– Ты сейчас настоящий кот в человеческой шкуре, Регулус Блэк, – коротко засмеялась она.

Регулус потерся щекой об ее плечо, изображая ласкающегося кота. Она вновь засмеялась своим по-детски беспечным, звонким смехом, одновременно теснее прижимаясь к нему и бросая из-под опущенных ресниц несмелые любопытствующие взгляды – изучала, может, неосознанно, какое впечатление производит. Это ее неопытное кокетство было просто очаровательно. Регулус принялся покрывать поцелуями ее белую нежную шею – он знал, что поцелуи в шею приводят ее в исступление. Она с судорожным вздохом запрокинула голову, тая в его руках, как мед.

***

Беллатриса скучала. В последнее время только всяким мерзким тварям вроде Сивого везло выбираться хоть куда-нибудь, хоть охотиться на грязнокровок, а Белла, самая лучшая из слуг Повелителя, должна сидеть сложа руки и «размышлять о том, как вытряхнуть ее кузенов из их укрытия». Такое задание дал ей Повелитель. Беллатриса, разумеется, не посмела возразить Темному Лорду, но она прекрасно знала, что, покуда в семье Блэк глава рода не она, ей ни за что не найти Гриммово Логово. «Ее кузенов». Повелитель оскорблял ее такими формулировками. Они ей не кузены! Беллатриса раздраженно встряхнула непослушной гривой волос. О, она уже не раз предавалась необузданным мечтаниям о том, как она поступит с ними, когда поймает! Она крепко стиснула рукоятку кинжала, которым выцарапывала бессмысленные руны на поверхности двухсотлетнего стола. Беллатриса по-прежнему не могла смириться с мыслью, что и эта пустоголовая неженка Нарцисса, и Регулус, чью память она чтила, оказались мерзкими, наглыми, бесчестными ПРЕДАТЕЛЯМИ КРОВИ!! Она с яростью отшвырнула кинжал и уперлась в столешницу скрещенными руками, с трудом сдерживая почти звериный рык злобы. КАК? Блэки, «Чистота крови навек», древнейшее и благороднейшее семейство… и целое поколение предателей. Нет, уже ДВА поколения – тут она вспомнила о своих «племянницах». Блэки, Темная магия в жилах, Блэки, стоявшие у истоков английской истории, великие маги, воплощенное могущество. А теперь жалкие защитники грязнокровок, предатели крови, перебежчики. Беллатриса запустила пальцы в волосы. Почему? Как же так получилось? И не только Сириус – он всегда был другим, чужим, – но и Нарцисса с Регулусом. Про еще одну свою сестру Белла даже вспоминать не желала. Эта была первой из предателей.

Ну ничего. Скоро ищейки Сивого принесут ей хорошие вести. Ведь кто-то же освобождает грязнокровок от пагубной связи со Щитом. Кто-то регулярно выходит из поместья Блэков. Кто-то, кто пригодится им. А затем она сотрет с лица земли всех предателей крови ее рода.

1966

– И я надеюсь на ваше благоразумие, мисс, – Сигнус Блэк строго взглянул на дочерей. – От сегодняшнего вечера зависит, вернемся ли мы к услугам гувернантки.

– Конечно, папа. Мы понимаем, папа, – подхватили в два голоса Белла и Меда.

Сигнус прищурился, с некоторым недоверием взирая на старших дочерей, с совершенно невинными мордашками глядящих на него в ответ.

– Папа, поехали! – запищала крошка Цисси, топнув ножкой в прехорошенькой замшевой туфельке.

Она стояла в дверях кареты, запряженной крылатыми лошадьми – леди Друэлла любила появляться эффектно, поэтому на детский праздник к Мальсиберам Блэки ехали, как на парад.

– Дядя! – в два голоса застонали племянники, Сириус и Регулус, повиснув с мученическим видом в окнах кареты – этим сорванцам не терпелось поиграть с другими мальчишками в квиддич.

Сириус при этом принялся дергать дурацкий бант, повязанный ему на шею – из глубины кареты показалась холеная рука с длинными коготками и зычно шлепнула его по ладони. Белла усмехнулась уголком рта – она терпеть не могла непоседливого кузена. Поймав ее взгляд, Сириус насупился и, улучив момент, показал ей язык вместе с несколько рановато недостающим передним зубом.

– Сигнус, дорогой! – к детской мольбе присоединилась Друэлла.

– Ну, что ж, – уголок рта отца предательски дрогнул в намеке на улыбку, когда он попытался одарить старших дочерей последним строгим взглядом. – Ведите себя хорошо, – в сотый раз повторил он и направился к карете.

Мальчишки с Циссой радостно запищали своими тоненькими голосками, Друэлла облегченно воздела глаза к небу и обмахнулась веером. Перед тем, как влезть в карету, Сигнус по привычке обернулся, чтобы бросить на дочек прощальный взгляд. Белла улыбнулась ему, а Меда покладисто замахала рукой. «Все-таки наш папуля – жутко сентиментальный джентльмен», – думала Белла, провожая взглядом отъезжающую карету. Когда она, наконец, взмыла в небо и исчезла за облаками, Белла и Меда, как по команде, развернулись друг к другу, мгновение недоверчиво созерцали одна другую, а затем раскрыли рты и оглушительно завизжали. Потом Белла сбросила туфельки и понеслась через лужайку к особняку. Вот они и остались наедине с Блэк-парком. Из надзирателей – только домовые эльфы, а кто они девицам Блэк? Свобода!

Белла пересекла террасу и ворвалась в дом, прошлепав испачканными в мокрой земле ногами по всегда безукоризненно вычищенным плитам драгоценного паркета, над которым мама так трепетала. Меда с диким, безумным смехом неслась за ней по пятам. Они миновали несколько залов, везде оставляя грязные следы длинных ступней, оскальзываясь на начищенных полах и от этого хохоча еще безудержней. Обитатели картин и панно провожали их недоуменными взорами, старый эльф попытался что-то возразить, когда они добрались до двери, ведущей в винный погреб, но не тут-то было.

Через час сестры, глуповато хихикая и пошатываясь от выпитого, каждая с бутылкой крепкого шотландского виски в руке, поднимались по ступеням совятни, чтобы отправить Рудольфусу Лестрейнджу только что составленное сумасбродное письмецо. Обе прокручивали в нетрезвых головах содержание сего послания и покатывались со смеху, чувствуя, что, в свои пятнадцать и четырнадцать лет, они уже самые роковые женщины во всем мире.

– Обе обожаем… жить не можем… – бессвязно повторяла вслух ключевые пункты послания Меда, – должен сам нас рассудить… наша дружба под ударом…

Возбужденный смех опять брызнул во все окна совятни. Белле стоило огромного труда непослушными, трясущимися от смеха руками привязать письмо к лапе осуждающе нахохлившейся совы. Когда недовольная сипуха поспешно покинула пьяных отроковиц, девушки дружно привалились к стене и сползли вниз, хохоча и хватаясь за животы. На глаза набегали слезы, обе раскраснелись, им не хватало воздуха, но, стоило взглянуть друг на дружку, как их сотрясал новый взрыв хохота. Белла очень ярко представляла, как Лестрейндж удивится, как будет раз за разом перечитывать послание, чтобы убедиться в том, что все это ему не почудилось. А потом, что потом сделает этот мечтательный скромный тихоня? В Хогвартсе задирать его, вгонять в краску смущения было одним из любимых занятий сестриц Блэк на переменах или вечером в гостиной. Лестрейндж становился похожим на хорошенькую девицу, когда стыдливо опускал свои пушистые ресницы и делал вид, что сумасбродных сестер Блэк не существует. Белла очень живо нарисовала в своем воображении смущенного Рудольфуса, когда тот дойдет до описания некоторых подробностей чувств Беллы, почерпнутых из какого-то бульварного романа, найденного сестрами в домашней библиотеке тетушки Элладоры и присвоенного для собственного просвещения.