Annotation"Страна и мир", Мюнхен, 1987, №1 (37), С. 56.
Когда мы спрашиваем, каковы перспективы развития Советского Союза, нам больше чем когда-либо следует отдать себе отчет, как соотносятся намерения и планы руководства с проблемами, которые предстоит решить. Иначе говоря, чего хотят, что должны и что могут сделать кремлевские вожди?
В демократическом обществе такие вопросы особых затруднений не вызывают. Все выливается в свободную дискуссию, каковой, собственно, и является культурно-политическая жизнь открытого общества. Иное дело закрытый мир советского тоталитаризма, где столь афишируемая, но крайне ограниченная гласность не выносит на обсуждение существо советской политической теории и практики. Согласно официальной идеологии, теперешнее руководство хочет того, чего, начиная с Ленина, хотели все его предшественники. Но предшественники Горбачева преследовали провозглашенные коммунизмом цели по-разному, восполняя абстрактность этих целей различными конкретными замыслами и планами. А каковы сейчас эти конкретные замыслы и планы?
Сказать, например, что во внешней политике советское руководство хочет мира, значит не сказать почти ничего, и не только потому, что мира в общем-то хотят все; вопрос в том, чего оно хочет наряду с миром, какими средствами и какой ценой оно готово "бороться" за мир. Во внутренней политике советское руководство, по его словам, хочет перестройки и ускорения. Однако и здесь, не говоря уже о том, что в течение почти семи десятилетий СССР только и знал, что ускорялся и перестраивался, требуется уточнить, как нынешние руководители конкретно понимают эти вечные цели своей политики. Обращение к прошлому лишь частично проливает свет на настоящее: нэп был краткой передышкой, на которую власть вынужденно пошла после провала "военного коммунизма", ограничившись сферой экономики и не затронув область политики, но оставив за собой право в любой момент положить конец экономическим уступкам. Этот шаг стал возможен и потому, что существовало частное крестьянское хозяйство и были еще живы традиции рынка и капиталистической инициативы. Конечно, теперь ситуация совершенно иная.
Тем не менее, сознавая неизменность советской политики в целом и в той или иной мере догадываясь о конкретных целях теперешнего руководства, мы в состоянии судить о том, что оно должно и может сделать. Оно стоит перед объективно-исторической проблемой, касающейся не только Советского Союза. Речь идет об общем кризисе коммунизма как реальности и идеологии. Этот кризис, начавшийся в 1956 году (хотя его корни уходят значительно дальше), породивший трагические события в Венгрии и Чехословакии, — привел к социальному, экономическому и культурному застою, которого не в состоянии скрыть динамизм советских лидеров последнего периода во внутренней политике и на международной арене. Динамизм этот как раз и есть выражение кризиса и один из способов хоть как-то контролировать его, если не найти из него выход.
Мы имеем дело с кризисом эпохальным, который мог бы окончиться катастрофой, если бы мир давно уже не вступил в стадию ядерного вооружения и СССР не превратился бы, наряду с Соединенными Штатами, в ядерную сверхдержаву. Современная военная техника, тяжким бременем давя на экономику СССР, вместе с тем предоставляет режиму возможность маневрировать.
Итак, правящая верхушка должна держать под контролем кризис коммунистической системы и искать способы смягчить его самые болезненные проявления. Благодаря военной мощи и динамике сил на международной арене она пока еще с этой задачей успешно справляется. Вопрос будущего страны (и всего мира) в том, каково соотношение между тем, чего хочет, что должен и что может новый советский правящий класс, то есть приведет ли кризис коммунизма к изменению общих целей коммунистической идеологии и конкретных целей правящих верхов. Если цели останутся неизменными (как это выглядит сейчас), возможности перестройки будут невелики и "ускорение" останется прежним: это будет бег на месте, без существенного обновления и улучшения.
Итак, прежде чем предаваться надеждам, строить прогнозы и изрекать пророчества, давайте трезво осмыслим настоящее со всеми заложенными в нем потенциями. Ведь есть еще и такой неучтенный фактор, как советское общество, подавленное и распыленное тоталитарным режимом. Можно ли исключить, что русский народ и другие национальности Советского Союза не пробудятся от принудительной спячки и пресловутый "гомо советикус" не станет снова просто человеком?
