Альк тоже был там не один, но количество его соратников значительно уступало количеству врагов. В такой схватке победить нечего было и пытаться... Если только не...
Так, словно он был рядом, Рыска услышала его голос:
– Помоги мне, я никогда не просил...
А потом, холодно взблеснув в свете озарившей их молнии, закрутились его клинки. Альк вступил в битву с врагами – отчаянно и безнадёжно, но как всегда легко и красиво...
...Дернувшись и неслабо приложившись головой о ствол дерева, Рыска проснулась, не сразу осознав произошедшее.
– К Сашию такие сны, – тихо сказала она и, поморщившись от боли, осторожно поднялась на ноги. Всё тело затекло, рана снова о себе напомнила, да вдобавок, девушка продрогла так, что зуб на зуб не попадал. Хотелось поскорее добежать до шатра, где было относительно тепло, но она смогла лишь ковылять с остановками, иногда шипя от боли.
Когда, наконец, она добралась до лежака и легла, натянув покрывало до подбородка, до неё дошло, что именно случилось...
Каким-то непостижимым образом, во сне, она смогла поменять дорогу Алька, и теперь его жизни уже ничего не угрожало. Ледяной страх за него отпустил. Впервые с момента расставания в Чеговицах, Рыска была за него спокойна.
– Благодарю тебя, о Пресветлая! – прошептала девушка, борясь с рыданиями.
Десяток щепок она молча плакала, вознося богине благодарственные молитвы. А потом ей стало так плохо, что даже боль в свежей ране показалась незначительной. Голова разболелась, дар практически сошёл на нет, из носа потекла кровь, а обычный озноб перешёл в судороги. Перетерпеть такое состояние нечего было и рассчитывать. С этим нужно было срочно что-то делать.
Мучаясь вопросом, что же такое они смогли сделать, путница поднялась снова, наощупь нашла свои вещи, кое-как оделась и покинула шатёр, чтобы не мешать учителю спать.
На краю лагеря продолжали гореть костры, и народ возле них тоже нашёлся. Были тут и трое тсецов, один из которых стоял поодаль, вглядываясь в темноту, а двое других травили у костра байки, и кухарь со слугами, которые, похоже, уже встали, чтобы успеть вовремя приготовить завтрак, и ещё несколько человек, в основном из обслуги, которым по тем или иным причинам не спалось в эту ночь.
Рыска шепотом, отведя в сторонку, обратилась к одному из тсецов:
– Прошу прощения, у вас выпить не найдётся?
На лице мужика отразилось недоумение. Он истолковал Рыскину просьбу по-своему, решив, что начальник охранения таким образом пытается выведать, не пьют ли его подчинённые в карауле.
– Да как вы можете, госпожа путница? Мы не пьём! – клятвенно заверил её тсец.
“Расскажи это своей бабушке”, – чуть не вырвалось у Рыски, без помощи дара почувствовавшей запах алкоголя от мужика. Но вслух она сказала:
– Да мне это безразлично, я хочу выпить. Я бы купила, если у вас есть. Мне согреться надо.
Тсец, увидев наконец, что у путницы дрожат руки и вспомнив, что она ранена, сразу успокоился и сказал:
– А-а... Так у нас мало. Вы обратитесь к кухарям, у них запасено в дорогу.
Кухарь оказался понятливее, пошарил по мешкам и извлёк на свет две бутылки, предложив Рыске на выбор: обычное вино или ледяное. Девушка попросила сварить для неё варенухи, а пока ждала, грелась у костра.
Когда ей вручили большую глиняную кружку, такую, из каких, как правило, пьют пиво, Рыска сделала несколько глотков и начала согреваться. Выпив половину, она попросила сварить ещё, а сама уселась поближе к костру на чурбачок. Конечно, варенуха надолго не поможет, но главное – дотерпеть до утра. А там проснется лекарь, возможно, что-нибудь посоветует.
Как только Рыске немного полегчало, мысли её вернулись к Альку. Понять, что с ним, как он, она так и не могла, но беспокойства больше не было. Можно было вздохнуть с облегчением.
Рыска уставилась в костер. От варенухи тело её расслабилось. И головная боль, и боль в ноге, хотя и не прошли окончательно, но потеряли остроту и значение, как оно и бывает при небольшом опьянении. Но она решила ещё немного посидеть у костра, погреться.
Кухарь подал ей ещё одну кружку с дымящейся жидкостью и ушёл по делам, позвав с собой слуг. Тсецы тоже растворились в темноте. Она осталась у костра одна.
... – Да давайте лучше здесь, у костра посидим, тут теплее, – услышала она женский голос, и из темноты в круг света вышли три женщины. Две были одеты как служанки, третья – как госпожа. Служанкам, похоже, было лет по сорок. Дворянка смотрелась ровесницей Рыски. Все трое принадлежали к саврянской нации – на соответствующем языке и говорили. Общались они на равных, видимо, потому, что бутылка вина, которую держала в руке одна из служанок, была далеко не первой. Служанки трудились при тсарской полевой кухне, а знатная девица, судя по всему, следовала на север в свите тсаря, чтобы добраться до Саврии целой и невредимой. Возможно, она была дочерью кого-то из приближенных монарха или его супруги.
– А это еще кто? – спросила дворянка громким пьяным шёпотом у путницы за спиной.
– Да не шепчи! Она по-нашему, небось, не понимает, – успокоила её первая служанка. – Путница это, которая сегодня в одиночку тьму народу положила.
– А-а! А чего не спит?
– Откуда я знаю?
Рыска на миг снова почувствовала дурноту, но смогла отдышаться, а потом сделала большой глоток варенухи, и всё как будто прошло.
Уходить от костра Рыске не хотелось: возле огня было всяко теплее, чем в шатре, а спать не хотелось. Да и забавно было послушать, что при тебе скажут те, кто думает, что ты их не понимаешь.
А говорили женщины, которых поравнял алкоголь, на весьма банальную, но неисчерпаемо интересную тему: о мужиках. Ну, и всё, что касается этого тоже приплеталось к теме. Досталось и её персоне:
... – Интересно: а кто ей тот путник, который с нами от столицы едет? – спросила одна из служанок, имея в виду Рыску и Крысолова.
– Ясное дело, кто, – прыснула вторая, – Ушли в один шатёр, что ж тут неясного может быть?
Служанки грубо и несколько хрипло заржали в унисон.
– А вот и нет, не угадали! – стараясь сохранить надменный тон, отличающий госпожу от простолюдинок, но не в силах бороться с собственным заплетающимся языком, проговорила дворянка.
– А кто же он ей? – спросила первая служанка.
– Отец! Он её дочерью называл! – сказала девушка таким тоном, словно это её заподозрили в связи со стариком. – Тем более, у неё есть любовник. Да такой, что с ним никто бы связываться не захотел, и тоже путник!
– А ты откуда знаешь? – в один голос спросили тётки.
Судя по тону, у них все поджилки затряслись от предвкушения сплетни.
– Хи-хи, – жеманно хихикнула девушка, – Да это при дворе все знают! Это Рысь, любовница Алька Хаскиля. Он знаешь кто? Сын бывшего посла Саврии в Ринтаре!
На щепку вотсарилась тишина.
– Подожди! – возразила вторая служанка, – А с чего ты решила, что это именно она?
– Ха! Да вы седло её видели? С его гербом? Это она, точно вам говорю! Ик! Такие вещи просто так не дарят!
Служанки снова затихли, переваривая услышанное.
– Не может такого быть, – теперь возражала вторая служанка. – Зачем сыну посла такая нужна?
Рыска вспыхнула и чуть не обернулась.
– А что такого? Она вроде ничего, – произнесла первая.
– Она по манерам – весчанка. И вообще, мужик-мужиком. Разве на такую может сын посла позариться?
Дворянка посмеялась и тоном, полным превосходства, объяснила бабам:
– Так потому-то она и любовница, а не жена! Что же здесь непонятного?
Теперь смеялись все трое.
Рыска кумушек не видела – они уселись на бревне сзади неё. Но выражение их лиц путница вполне могла себе представить. Она тихонько улыбнулась, решив всё же не вмешиваться.
К сплетням ей было не привыкать. Всю жизнь, сколько она себя помнила, сплетни роились вокруг неё не хуже потревоженных пчел. То люди судачили о том, откуда она взялась с такими глазами в ринтарской веске, то почему они с Жаром вместе ночуют на одном чердаке. В Пристани её моментально окрестили дочерью Крысолова, а после первого визита к ней Алька стали со смаком обсуждать их отношения, хвала Хольге, было о чём посудачить, ибо её пьяная выходка в кормильне не прошла незамеченной. И вот что интересно: людям было вполне достаточно двух вскользь брошенных слов, какого-нибудь крошечного, но всем заметного события – и сплетня раздувалась до размеров Главной площади столицы! Детали народ прекрасно придумывал самостоятельно. Поэтому сейчас Рыска понимала: обернись она, дай понять, что прекрасно понимает по-саврянски, разгони поддатых дур – и сплетни только укрепятся!
