– Вот это наносите каждый день, и всё заживет буквально за пару недель, только поменьше тревожьте порез, больше отдыхайте. А это, – он показал на вторую баночку, – Применяйте только тогда, когда боль становится нестерпимой. Впрочем, на ваше усмотрение.

Они ещё немного поговорили. Рыска рассказала, что тоже знает толк во врачевании, вызвав ещё большее уважение лекаря, и получила несколько советов, которые впоследствии могли сильно пригодиться.

Затем, сославшись на усталость, девушка ушла в шатёр вместе со своим учителем, где ещё долго отвечала на его вопросы – практически пересказала тот рассказ, который недавно выслушал тсарь, только без церемонного “ваше величество”. Крысолов лишь головой качал, слушая ученицу. То, что узнала Рыска о даре тсарицы-видуньи, его озадачило, и он заверил Рыску, что ничего такого раньше не слышал, однако пообещал обсудить с коллегами и постараться разобраться.

– Гонца, о котором вы говорили, наверняка убили, – со вздохом сказала Рыска.

– Да уж конечно, – согласился Крысолов. Немного помолчал и добавил, – Как и всех тех, кого отправила Пристань, чтобы сообщить о безумстве Берека. Счастье, что ты-то смогла сбежать и вовремя среагировать. Иначе жертв могло быть намного больше, уж поверь. Но ты у меня молодец, я в тебе и не сомневался, – он улыбнулся. – Я бы и сам до такого, пожалуй, не додумался. Это ж надо: применить крюк от серёжки как отмычку! Недаром в юности общалась с вором! – усмехнулся он.

– Замок открыла не я, – возразила девушка, – И Жар больше не вор, – напомнила она.

– Бывших воров не бывает, – со знанием дела произнёс путник. – Просто этот вор перешёл на другой уровень, доча. Ему теперь, скажем так, можно воровать. Но в пределах разумного.

Рыска махнула рукой. В особенности службы названого брата она не вникала, считая, что меньше знаешь – крепче спишь, хотя дар ей иногда кое-что подсказывал, но ничего страшного Жару пока не грозило.

– Теперь страже в тюрьме нагорело, наверное, – вздохнула Рыска. Но тут же утешилась, – Пить надо меньше на службе!

– Действительно! – согласился Крысолов, – А уж наместнику теперь точно не поздоровится. Из кресла своего он полетит как пить дать, да и вообще как бы не посадили, вместе с судьёй. А вот людей можно понять. Это хорошо ещё, что ты им в руки не попалась, а то не спасли бы тебя тогда ни я, ни тсарь, – он вздохнул. – Ладно, доча, давай укладываться помаленьку. Завтра всем нам в путь: нам на север, тебе, надо думать, на юг. Как чувствуешь себя?

– Да всё пока нормально... – устало уронила Рыска, – Думаю, завтра немного хуже будет, а потом пойдёт на спад.

Крысолов немного помолчал, а потом не выдержал: всё же задал так мучивший его вопрос:

– До чего договорились-то с ним? – уточнять, кого он имеет в виду, не требовалось.

Рыска отмахнулась.

– Да как всегда, ни до чего, если по итогу.

– Это как?

Рыска пожала плечами.

– Война на пороге, – вздохнула она. – Как бы там ни было, всё равно – война, вы же знаете. Собравшиеся войска так или иначе пойдут теперь в атаку, с идейным вдохновителем или нет... А вот если переживем эту войну, тогда, может быть, и будем с Альком вместе... – она помолчала. – А вам... если не встретитесь с ним больше, он передавал свою признательность и поклон...

Рыска умолкла. О том, что Альку грозит смерть, учителю говорить она не стала. Незачем было расстраивать старика раньше времени. Крысолов в свою очередь не стал скабрезничать, а лишь молчал, задумчиво улыбнулся и кивнул. Шутить на эту тему совершенно не хотелось. В такие времена шутки подобного рода были недопустимы. А ну как и правда, больше не встретишься?.. Одно дело говорить колкости за глаза о живом и совсем другое – почесать всласть язык, а потом узнать о смерти, тем более, о смерти того, кто на твоих глазах из заносчивого мальчишки превратился в настоящего мужчину, воина, а главное – человека, того, к кому давно относишься как к сыну. Уж лучше удержать при себе острое словцо, чем до конца жизни корить себя за него. Да и не стал бы Альк передавать такие вещи, если бы не чувствовал близко беду. И Рыска такая печальная... Всё одно к одному.

– Давай, доча, ложись, – стараясь не показывать свою взволнованность, сказал Крысолов, и как только девушка улеглась, подул на свечу. Ему хотелось скорее оказаться в темноте, чтобы ученица не видела ни растерянности на его лице, ни непрошеной слезы.

Рыска блаженно растянулась на лежаке. К походной жизни ей было не привыкать, а с учителем – спокойно и легко, словно он и в самом деле её отец. Но сон к ней теперь не шёл. Она слишком беспокоилась, что уснёт и не почувствует, когда её любимому потребуется помощь.

– Учитель, – позвала она.

– М-м? – раздалось из темноты. Крысолову тоже отбило сон.

– А я... убила кого-нибудь? – спросила Рыска. День оказался таким длинным и насыщенным, что она совершенно позабыла об этом.

–Кого-нибудь! – тихо воскликнул Крысолов, – Человек пятнадцать раненых, четверо из них – не жильцы, и семеро убитых. Достаточно? Проредила врагов как надо, да и болтунами дознавателей обеспечила.

– А эта... Виттора ... умерла? – не своим голосом спросила Рыска, чувствуя снова подступающую дурноту.

Крысолов хмыкнул.

– Вот как раз нет! – сказал он, – Твой меч её навершием по затылку приложил. Да неплохо так, она всё ещё без сознания, возможно, не выживет. Но лучше бы жила, потому что из нее мно-о-ого всего вытянуть можно... Чего с тобой? Ты куда? Ах да, в первый раз ведь...

Рыска многое могла возразить по поводу сказанного учителем, высказать свои соображения и сделанные после общения с видуньей выводы, но ей внезапно стало не до этого. Осознание того, что оборвала столько жизней, перемешалось с услужливо подкинутыми даром картинками, и теперь ей срочно нужно было бежать, невзирая на боль в ноге, вон из шатра, за лагерь, в ближайшие кусты, чтобы благополучно попрощаться со всем ужином и забыть о еде на пару-тройку дней.

*

...Ничего страшного, так бывает, уговаривала себя Рыска, уже две лучины сидя под деревом спиной к лагерю. Как и во все сложные моменты своей жизни, она вспомнила Алька и его первое убийство. И его переживания по этому поводу... Даже ему тогда было очень плохо, хотя он намного лучше владеет собой. И он – мужчина. Он с детства мечтал быть путником, и, наверное, морально готовился, что убивать придётся. А ещё его сознание в тот момент захватила крыса, так что он мало что запомнил, осознал лишь потом...

Рыска снова кинулась в кусты. Можно подумать, она что-то запомнила! Даже не посмотрела и ничего не поняла, пока учитель не сказал... И тем не менее, ей было очень плохо, просто наизнанку выворачивало. Хотя лучше уж так: пусть всё быстрее проходит, чем копить в себе горечь воспоминаний...

Но семь человек! И четверо при смерти! И это война ещё даже не началась!..

О, Хольга, ну вот опять...

Когда, наконец, стало немного полегче, Рыска отдышалась и прислушалась к ночным звукам: крикам совы, стрёкоту кузнечиков, шелестам, шорохам. Дождь давно прошёл. В небе снова ярко светила луна, уже растущая, тоненький серп. Две недели назад они вот так же смотрели в ночь вместе с Альком...

Как-то он там? Помнит ли о ней? Нет, понятное дело, что ему сейчас не до неё, но вот бы вспомнил, хоть ненадолго. Словно по волшебству, его образ возник перед глазами. Почему-то появилось такое же ощущение, как тогда, на берегу Рыбки, перед наводнением...

Альк стоял на краю скалы, одетый в военный доспех, с мечами в руках, готовый к битве. Рыска никогда не видела его таким раньше...

Далеко внизу плескалось холодное северное море, ещё не штормящее, но уже неспокойное. С неба потоками изливался дождь, тучи то и дело озарялись сполохами молний.

На море в предрассветных сумерках покачивались корабли вражеского флота, и было их так много, словно это и не корабли вовсе, а опавшие листья в ручье. А вверх по скалам поднимались враги, словно муравьи, но гораздо более воинственно настроенные, до зубов вооружённые и выкрикивающие какой-то единый боевой клич, сливающийся в нестройный гул.