Хмурое, пасмурное утро. И он, такой чужой, такой несчастный, растерянный. Сидит, не глядя на неё, точит трофейные клинки.
Хочется, рыдая, обнять его, сказать: «Ты не один! Я с тобой!» Но ему это то ли не нужно, то ли он сам не знает, что ему нужно.
В любом случае, она не посмеет даже близко к нему подойти…
А потом ручей под старой ивой. Капли его крови на её платье…
«Тебя никто не спрашивает. Тебя заставляют… Иначе мы всё умрем…»
Бумага, впитавшая чернила.
Светлые буквы на черном фоне…
«Рано или поздно, всё равно придётся сделать выбор, на каком ты пути. И наречь его хорошим».
Ты, как всегда, был прав.
Пальцы наткнулись на граненое стекло — вроде этот. Рыска взяла кисточку, пушистую, как тот колосок, обмакнула в прозрачную жидкость… Руки дрожат, невозможно ничего сделать. Пока ещё руки, а не крысиные лапы… На листок падает капля, вторая, третья…
Бумага чернеет, но букв как не было, так и нет. Они расплываются, ничего не прочитать. Даже в неверном свете луны это понятно.
— Хм… Ну что ж, теперь глотайте крысу!
Крыса маленькая, совсем ещё детёныш. Другая в рот не пролезет.
Как там говорила — хоть ядовитую змею? Так отвечай за свои слова. Тем более, действительно, уже всё равно.
А потом земля и небо поменялись местами, и жизнь в самом деле пронеслась — до самой вчерашней ночи…
— Всё, можете быть свободны, — звучит спокойный голос Главы Общины. — Что с вами? Вам плохо?..
…Тот же зал, залитый луной. Лицо учителя в слезах — и его улыбка. Руки, запахнувшие хламидообразное одеяние.
— Мы победили, доча! Мы победили! — шепчет он, обнимая ее. — Вот, возьми, — в ладонь тыкается что-то холщовое, но при этом тяжёлое и звенящее.
— Это что? — язык еле ворочается.
— Деньги. Иди, отметь… Просто напейся. Иди, иди…
Рыска оборачивается на входную дверь.
— Нет! Тебе туда, — учитель легонько подталкивает её.
Справа от трибун коллегии — маленькая дверца. Вот туда она и вышла — в темный гулкий коридор, затем на лестницу. И — выпала на прохладный, залитый лунным светом, так же, как Зал Испытаний, двор Пристани. Подняла голову вверх и вдохнула полной грудью.
Она это сделала!!!
Ночной воздух опьянял не хуже вина, и у Рыски закружилась голова. Она плюхнулась на скамейку и обнаружила, что сидит на ней не одна.
Парень, оказавшийся рядом, вскинул голову, весело рассмеялся и бросился её обнимать. Опешив, Рыска даже не сразу сообразила, кто это.
— Ты Рыска! Рыска! — повторял он. — Дочь наставника! — он крепко, от избытка эмоций, обнял девушку. — Я так рад, что у тебя получилось! — добавил он.
У парня был сильный саврянский акцент. По-ринтарски он говорил чуть понятнее Тамеля.
— Я тоже за тебя рада, — мягко отстраняясь, с улыбкой произнесла Рыска. — Но… я считала, что ты ринтарец, — почему-то вдруг подумалось о такой незначительной мелочи: о том, что у её случайного товарища темные волосы и саврянский акцент… Да какая ей разница?
— Хочешь пойти со мной? — зачем-то спросила она. Хотя, оставаться, а тем более, напиваться, одной желания и в самом деле нет.
— Куда?
— В кормильню, — просто сказала она. Странно, на душе не было ни горя, ни сожаления. Только облегчение. И радость. Не о чем жалеть: все знали, на что идут. Их предупреждали в самом начале…
И когда она стала такой циничной?
— Время за полночь, — с сожалением пожал плечами парень, — все кормильни уже закрыты.
— Нет, я знаю круглосуточные забегаловки, — возразила девушка.
Может, это как болевой шок? Не сразу понятно, что больно? Скорее всего, так. Поэтому, срочно принять анестезию!
— У меня денег нет, — печально признался парень. — Только на дорогу до дома.
— Я угощаю, — Рыска потрясла кошельком.
— Отец дал? — догадался парень.
— Да. Пошли скорее.
— А он тебе правда отец?
Сладко защемило сердце.
— Правда, — соврала она. Какая теперь, к Сашию, разница?
Прошло не меньше трёх лучин. Они уже посидели немного в одной кормильне, перебрались в другую и незаметно перешли на саврянский язык, когда Рыска вдруг спросила спутника:
— А как тебя зовут?
Парень разинул рот.
— А ты этого не знаешь? За семь лет? Мы же учились вместе…
— У меня плохая память на имена, — вновь соврала она. Врать было весело!
— Странно… — пожал плечами парень, но всё же представился. — Янек. Можно просто Ян.
— Что-то ты на саврянина совсем не похож, — заметила Рыска.
— А я только наполовину, — словоохотливо пояснил он. — У меня отец саврянин был, а мама — ринтарка. Он её в войну с собой забрал. А я весь в маму уродился, чуть-чуть только светлее.
Рыска присмотрелась к парню внимательнее, отметив в итоге, что в самом деле, волосы у него не чёрные, а тёмно-каштановые. И глаза — светло-карие. Вот почему бы ей такой же было не родиться?
— Отец дворянин был, а мама — весчанка, — продолжал Ян, радуясь благодарной слушательнице…
— Подожди, — перебила девушка. — А родители отца на их свадьбу разве согласились? — спросила она.
— Конечно! Им мама сразу понравилась. Она у меня очень хорошая!
Рыска лишь кивнула. Вот везёт же некоторым!
— А косы твои где? — скорее, пошутила она.
Темноволосого парня она с косами не представляла. Пожалуй, это было бы курам на смех. Но Ян неожиданно серьёзно ответил:
— Отрезал, как только в Ринтар перебрался. Здесь это по-дурацки смотрится.
Уж куда как по-дурацки… Каждому, видимо, своё. Алька, например, без кос и представить невозможно…
Тьфу ты, ну почему она опять думает о нём?!
— А почему ты в Ринтаре учился? Отец был против? — тряхнув головой и прогоняя непрошенные воспоминания, спросила Рыска.
— Не-ет! — возразил Ян. — Он сам меня сюда отправил, чтобы я овладевал языком и изучал традиции предков.
— А почему отец — был? — задала она риторический вопрос.
— Так умер, — печально ответил парень. — Два года назад. Жаль, сейчас очень обрадовался бы…
Рыска лишь головой покачала. Есть ведь на земле и другие пути: и полукровки, рождённые от браков по любви, и родители, не препятствующие желаниям своих детей… И союзы между дворянином и весчанкой.
Но она почему-то попала на эту дорогу, где одни только «нет» и «нельзя».
Да вздор это всё! Зато она теперь — путница! И что за мысли лезли в голову? От страха, не иначе. Подожди, Пресветлая Хольга, я к тебе пока не собираюсь!
— А ты тоже наполовину саврянка? У тебя мама оттуда, да? — спросил теперь Ян.
— Да, конечно, — снова соврала Рыска, прихлёбывая варенуху. Простое вино ей не нравилось, да и трясло слегка после пережитого, хотелось согреться — так она и сделала, выпив три кружки кряду.
— И поэтому ты так хорошо знаешь наш язык? Она тебя учила?
— Да, — опять с улыбкой кивнула Рыска. Наврать с три короба, пусть обалдеет. Тем более, больше они не увидятся, это точно.
— А почему ты Тамеля в мужья выбрала? — перешёл Ян на более серьезную тему. — Он же… — он замялся, подбирая слово, чтоб и отразить суть, и не обидеть, — вообще никакой, — дал он наконец определение. — Других, что ли, не было? — он подсел поближе к девушке.
— Тебя, что ли? — повернула она к нему голову, раздумывая, стукнуть ли его сразу или нет? Однако немного рассмотрела и решила: да, он, пожалуй, ничего. Мало ли, чем закончится вечер…
— Ну хотя бы!
— Не получилось бы.
— Почему?
— Потому что ты косички отрезал, — полушутливо объяснила она. — Я косички плести люблю!
— И вышла за Тамеля из-за ЭТОГО?
— Ну да, — снова улыбнулась Рыска и уткнулась в свою кружку. — А я, кстати, тоже скоро косички отрежу!
— Зачем? — парень аж подскочил.
— Надоели, по спине хлещут, — честно призналась она. — Да и, может, я вообще в Саврию собираюсь переехать. А там женщины длинные волосы не носят.
— Нет, подожди, — остановил её Ян, — у меня одна штука есть. Мне отец подарил, а я тебе отдам, если хочешь. Повернись, пожалуйста, — попросил он. Рыска повернулась к Яну спиной, а он немного пошевелил её косы. — Покрутись теперь, — предложил он.