Тот единственный, которого она хотела бы увидеть напоследок, был далеко, и он давно уже прошёл этот зал.
Рыска выдохнула.
— Помоги мне… Альк, — прошептала она, почему-то по-саврянски, и твёрдой рукой толкнула входную дверь Зала Испытаний.
====== Глава 10 ======
Голова болела немилосердно уже третий день. Больно было не только думать, но и просто смотреть на свет.
Разыгрывать напоказ спектакли Альк никогда не любил, предпочитал мучиться в одиночку, поэтому сначала хотел уехать из замка, куда прибыл ненадолго, чтобы немного отдохнуть, но обнаружил, что если лежать более или менее терпимо, то в вертикальном положении находиться совершенно невозможно. Ещё и кровь из носа пошла, чёрная, как смола, и не останавливалась, пока не прилёг. Хорошо хоть никто не видел, а то испугались бы до смерти.
Тихо, стараясь не попасться никому на глаза в таком виде, он ушёл в башню, одну из самых высоких в их замке, прилёг на кушетку, слишком короткую для его высокого роста. От подъёма по винтовой лестнице всё кружилось перед глазами ещё пол-лучины.
Мать, всё видевшая и чувствующая, пришла за ним следом.
— Что с тобой? — обеспокоенно спросила она, склонившись над сыном. От вида его лица, по цвету сравнявшегося с волосами, и запекшейся под носом кровавой корки у неё чуть удар не случился, но она взяла себя в руки, не позволив себе излишнего проявления чувств. — Тебе плохо? — риторически спросила она.
— Мам, пожалуйста, можно я побуду один? — попросил Альк. Говорить тоже было больно.
— Да, ухожу, ухожу, — согласилась госпожа Хаскиль. — Может, одеяло тебе принести?
— Не надо… Здесь прохладно, так лучше… — сказал Альк из последних сил. Он чувствовал: если скажет ещё слово, потеряет сознание, и это как минимум.
Покачав головой, мать направилась к двери.
— С папой такое было, — вспомнила она уже на пороге. В голосе её звучала горечь. — Как раз перед маминой смертью. Он дня три мучился, пока она между жизнью и смертью была. А как умерла, всё прошло, — произнесла она и вышла.
Лучше б молчала…
Да нет, конечно, спасибо за подсказку!
К боли прибавилось ещё и беспокойство. Альк переложил ситуацию на себя и всё понял. Это неожиданно придало ему сил.
Дедушка, по словам матери, очень любил свою жену. Она умерла рано, в родах, Альковой матери тогда лет десять было. И раз дед почувствовал её смерть таким образом, значит, всё ясно. Ясно, чью смерть сейчас чувствует он. Вернее, не обязательно смерть…
Собрав волю в кулак, Альк поднялся с кушетки, (наверное, слишком резко, за что поплатился новым взрывом в голове и новым потоком крови из носа), подошёл к окну и посмотрел на юг.
До Ринстана при самом скором темпе — три дня пути, учитывая весеннюю распутицу и его нынешнее состояние — все пять. И да, время самое подходящее: середина весны. Рыска окончила обучение. Ночь посвящения вполне может быть и сегодня, кстати, и луна сейчас в соответствующем случаю виде. Значит, к началу в любом случае не успеть… Да и не нужно никуда ехать: получилось в прошлый раз на таком и даже большем расстоянии — получится и теперь.
Правда, и вероятность сейчас меньше, и состояние не из лучших.
Итак, ночь только начинается, голосование в самом разгаре… Вообще-то повлиять на других, облеченных даром, обычно нечего и пытаться — это не может получиться.
Но они с Рыской составляют исключение. Они не могут влиять на других видунов, но могут друг на друга.
Альк присел обратно на кушетку, откинувшись назад. В любом случае, в сознании остаться не удастся, так хоть не на пол падать. Закрыл глаза, представил тот зал — свой ночной кошмар… Головная боль стала настолько нестерпимой, что он глухо застонал, вцепившись правой рукой в подлокотник.
…Девушка с длинными чёрными волосами, совершенно обнаженная, очень красивая в залитом лунным светом круглом помещении берет со стола крысу… Раньше она ненавидела крыс. А потом смогла изменить о них мнение — из-за всего одной.
Ей не страшно.
Ей всё равно, и поэтому она ему не помощница. В этом он сам виноват: был бы рядом с ней, и она боролась бы.
Из зала ведет множество дорог, но лишь одна, по которой она продолжает путь человеком. Один к тридцати пяти… Вот гады, проголосовали за то, чтобы она была «свечой», все, кроме одного — того самого. Ничего не изменилось… И он ничем ей не поможет.
Крысу Альк уморил на днях, причём ничего не делая. Она сама сдохла в тот день, когда разболелась голова. Можно было бы использовать Рыскин дар, но ей всё равно. К тому же, зал этот… В нем Саший знает что может получиться. Как раз вернее направишь на самую паршивую дорогу, хуже сделаешь.
Похоже, в самом деле остается ехать и забирать её, как обещал.
Или можно попробовать поменять дорогу одному…
Один к тридцати пяти — это почти невозможно. Нет, в истории такие случаи, конечно, есть, но ему самому сейчас так плохо, вряд ли он такое сможет.
А может, как раз поэтому и сможет?..
Рыска должна жить. Она добрая и светлая, она принесёт людям много хорошего, многих спасёт. К тому же их сын… Что он скажет, когда тот вырастет и спросит его: а что ты сделал, чтобы спасти мою мать? А ведь спросит, это точно. У двоих видунов не может быть ребёнка без дара, а значит, мальчик со временем сам во всем разберется, и, конечно, совершенно справедливо осудит отца.
Да и не в этом дело.
Дело в том, что пока Рыска есть на свете, Альк и сам находит силы жить. Не будет её — и всё. Он тогда тоже умер.
Что это — любовь или их связка? Нет времени разбираться.
Снова представился Зал Испытаний и она с крысой в руках.
Из носа хлынуло с новой силой. А боли он уже не чувствовал…
Подумай обо мне, хотя бы на щепку… Хоть обругай, прокляни. Только подумай…
Ворот привычно оказался в руке, с огромным трудом подался…
И вдруг стало легко. Наверное, надорвался. Нестерпимо яркий свет ударил в глаза…
Зал, освещённый луной.
Не нужны никакие светильники: и так всё видно.
Тридцать шесть наставников — совет коллегии, рассевшись по местам, пожирают её глазами. Но Рыске не до стыда и смущения…
Где-то здесь и учитель — её хранитель, её друг, её отец. Да, вон он, с левого края, во втором ряду. То ли луна его так освещает, то ли он бледен, как полотно. И то, и другое весьма вероятно.
«Не смей думать о ерунде, — говорил он ей. — Сосредоточься!»
Но как раз о ерунде и думается: какой же холодный пол, какой противный сквозняк. Если она не станет крысой, то простудится, это точно.
Так подло умирать весной, когда тебе только исполнилось двадцать пять лет… И главное, она ещё может уйти, прямо сейчас. Но она не собирается этого делать: не для того столько лет училась.
Итак, теперь всё или ничего. И главное, итог безразличен…
— Вам предлагается выполнить следующее задание, — стараясь не смотреть на молодую прекрасную девушку, произносит Глава Общины, — Вы должны выбрать проявитель чернил — один из восемнадцати.
Перед Рыской поставили пузырьки в два ряда. И положили абсолютно чистый лист бумаги.
Сердце застряло в горле…
Ну зачем же так изощрённо издеваться?..
…Темная галерея замка Полтора Клинка. Свет и музыка, исчезнув за поворотом, всё удаляются…
Дверь с замком. Жар на корточках с отмычкой, освещённый тусклым голубоватым светом.
Альк, прямой, как стрела, на миг болезненно сжимает её руку, и у неё, как обычно, перехватывает дыхание. Лучше бы он этого не делал, она и так на грани паники.
Дверь открывается, являя помещение с головами и чучелами животных.
Саврянский шлем с косами на наушах и два клинка поверженного врага…
Пузырьки со светящимися в лунном свете гранями…
«Иди, путница!»
Хриплое дыхание Алька за спиной… Листок с проступающими буквами…
«Прячь, ворюга!»
Вниз по лестнице, выход через кухню, битва у ворот, бешеная скачка…
Остекленевший взгляд человека-крысы…
