Как же всё просто… Может, старик его обманывает?

– Не держи в голове глупых мыслей. Не ставь меня в один ряд с теми сущностями, которые обманывают людей и порабощают души. Если тебе кажется, что ты слишком легко получил то, что другим достаётся как награда за тяжкий подвиг, благодари за это тех людей, которые вели тебя всё время твоего пребывания здесь. Без их помощи ты остался бы здесь на годы – пока не расплатился бы со всеми долгами и не сразился бы со всеми силами тьмы, которые властвуют над твоей душой. В этот раз ты ничего не должен, потому что ты уже имел то, зачем сюда пришёл. В следующий раз будь осмотрительнее со своими желаниями…

Роман смотрит на него ошеломлённо, лихорадочно соображая, что же именно так смутило его в словах старца. Когда он поднимает голову, чтобы задать созревший, наконец, вопрос, то стоит уже у подножия горы. Вдалеке виднеется небольшая роща, отблески костра между деревьев и на его фоне фигурка в светлой одежде. Но Роман мог бы поклясться, что на том месте, где только что был старец, теперь стоит маленький кудрявый мальчик и машет ему рукой.

====== Глава 27. Ключ ======

На пологой вершине Роман оказался настолько быстро, что не удержал равновесие и, нелепо взмахнув руками, повалился вперёд. Он сильно ободрал при этом ладони и ушиб коленку. На мгновение боль отвлекла его от мыслей о Ключе. Но уже в следующую секунду ему показалось, будто его дополнительно огрели по голове чем-то очень тяжёлым и твёрдым. Прихрамывая, он пошёл вперёд, отказываясь верить своим глазам и оглядываясь, чтобы удостовериться, что ничего не пропустил. Но старик не обманул: тут, действительно, ничего больше не было, кроме бескрайнего неба, огромных ярких звёзд над головой и этой фигурки, одиноко сидевшей в темноте прямо на земле, подтянув колени к подбородку.

Шойфет! – звонко крикнул Кирилл. Он бросился навстречу Роману, обвил его шею руками и… зарыдал. Потерявший дар речи Роман попытался оторвать от себя Бергера, однако в результате был перемазан слезами и оставил эти бесплодные попытки.

Бергер – ключ? Как с ним теперь быть – в карман положить? Если это правда, то получается, что вместо того, чтобы обрести безграничную свободу, он попал в абсолютное рабство. К Бергеру. Он хотел точно не этого. Это же приговор. Пожизненный. За что ж такое наказание-то?!

Интересно, а можно отказаться от ключа? Как-нибудь переиграть финал? Договориться, в конце концов?.. Увы, ответ Роман и сам уже знал. Что там сказал старик? Ты уже имел то, за чем сюда пришёл… И пастухи не зря над ним смеялись, когда узнали, что он ищет. А Дед что ему сказал: «Тебе Бергер нужен, а ты ему – нет». Знал, значит. Весь путь был бессмысленным. Столько усилий и всё напрасно!

В полном смятении смотрел он на языки пламени, на лёгкие красно-оранжевые тени, трепещущие в тесном кирпичном плену. Огонь? Откуда здесь печь? И… Аверин? Николай Николаевич укоризненно глядит на него, забирает у него Бергера и, бережно прижимая к себе, уводит, шепча всхлипывающему Кириллу что-то утешительное и ласково гладя его по волосам. В углу ухмыляется дед. Он не спеша встаёт, подходит к Роману и щёлкает у него перед носом пальцами:

– Эй, Шойфет, очнись, приехали… – ехидно произносит он. Дед оказывается, такой высокий. Роман едва достаёт ему до плеча, а ведь он сам роста не маленького. Для своего возраста, разумеется. – Обрёл сказочное могущество, колдун несчастный? – хохочет дед.

– Где диск? – хрипло спрашивает Роман и прокашливается.

– Какой ты практичный! Сразу о деле заговорил… Конфисковал я его. Вернул владельцу. Ты ведь и так – по проторённой-то дорожке – при желании сможешь туда прогуляться. Там ведь ещё столько интересного! Мне особенно понравилось, как решительно ты тонул. Я предлагал Коле бросить тебя на этом этапе, чтоб ты ни с чем вернулся, но этому любителю поэзии Бергера стало жалко – уж больно тот переживал!

– Викентий Сигизмундович! – из-за стола поднимается незнакомый парень и, встряхивая кудрями, энергичной походкой приближается к деду. – Давайте с ним полегче. – Он озабоченно окидывает Романа по-рудневски острым взглядом холодных голубых глаз. – Он нужен нам живым.

– А с тобой вообще отдельный разговор будет, пижон несчастный, – сдержанно обещает дед.

– Может, я лучше сразу пойду и сто земных поклонов сделаю? – сверкнув белозубой улыбкой, вежливо интересуется незнакомец. – Или сто пятьдесят раз отжаться?

– Сто пятьдесят раз о печку головой удариться. Если ты не хочешь, чтобы я сам тебя об неё приложил. За то, что ты Колю мне чуть не угробил, – мрачно говорит дед.

Парень недовольно хмурится, не сводя с Радзинского уязвлённого взгляда:

– Ром, заткни уши. Сейчас Викентий Сигизмундович будет вдохновенно оскорблять великий могучий русский язык, – с лёгкой обидой в голосе восклицает он.

– Отстань от него, – Радзинский наклоняется и заглядывает Роману в глаза. – Он сейчас в обморок упадёт.

– Да ладно! А почему только сейчас?

– Да он бы уже давно упал. Ему гордость не позволяет. Правда, Шойфет? Хочешь, я тебе помогу? Давай: на счёт «три». Раз, два…

====== Глава 28. Разбор полётов ======

Очнулся Роман в своей постели. Вот даже не сомневался… Больным притворяться совсем не пришлось – так плохо ему давно уже не было. Вызванный на дом врач уверенно опознал в романовом недомогании банальный грипп, и теперь он мог, по крайней мере, неделю валяться в постели, отказываться от еды, требовать полной тишины и не позволять открывать шторы. Таблетки приходилось выбрасывать в форточку. Ещё терпеть визиты врача, поскольку «выздоровление» затянулось на полных две недели.

Бергера видеть не хотелось. Совершенно. И думать о нём не хотелось, потому что от одной только мысли об этом подарке судьбы настроение падало до уровня клинической депрессии. Руднев звонил. Но не был допущен до беседы с ним в виду исключительной слабости пациента. Сочувствовал. Желал скорейшего выздоровления.

Во сне Роман теперь неизменно оказывался в зелёной долине среди задумчиво блеющих овец и жизнерадостных пастухов с курчавыми бородами. Они вели неторопливые беседы у костра, или в тени шатров. Гортанные звуки их речи успокаивали Романа. Он наслаждался звучанием этих похожих на халву слов, сладко заполняющих рот. И постепенно запоминал их: эрец, хайим, руах, Элохим…(1) Лех леха меарцеха умибейт авиха…(2) Ему нравилось, как просто живут эти люди. И он постепенно проникался бесхитростной мудростью, с которой они отвергали любое зло, которое могло омрачить их души. Как будто прогоняли нечистого на руку торговца: «Нет, нам это не нужно. Мы не станем даже смотреть». Роман теперь удивлялся, насколько он сам был всегда неразборчив: с одинаковым безразличием глотал сладкое и горькое и искренне не видел разницы. Был бы умнее, может и не застрял бы здесь, среди зелёных холмов, а шагал бы сейчас вперёд по ослепительно белой дороге и перед ним и реки бы расступились, и дороги бы расстелились и, наверное, даже овцы бы с ним заговорили – дали бы какой-нибудь полезный совет…

1 Земля, жизнь, дух, Бог – (древнеевр).

2 «Ступай из земли твоей и из дома отца твоего» – Быт. 12, 1. Эти слова сказал Бог Аврааму, когда побуждал его идти в Землю Обетованную (древнеевр).

Какая-то часть его существа, умиротворённая открытием радости безгрешного бытия, просто наслаждалась возможностью пребывания в этом счастливом бесконфликтном состоянии духа. Но он никогда не мог полностью забыть, что совсем не это было его целью. Что путешествие отнюдь не закончено. Что он ещё только в самом начале пути. Ведь он так и не получил свою силу. А что он получил? Ключ? Снова эта загадка…

«Ключ не только открывает, он охраняет», – услышал он в одну из звёздных ночей у костра. Охраняет? Что? От кого?

«Ты должен вспомнить».

Вспомнить… Как это сделать, если любая попытка нащупать хотя бы намёк на смысл в тех бессвязных видениях, которые выплёскивала на него Карта, сразу вышибала его из колеи? Он чувствовал такую тревогу, что переставал вообще что-либо соображать. Хотелось только поскорее стряхнуть с себя липкую паутину этих пугающих прикосновений прошлого.