— Каумпор, не помешаю ли?

Холкун обернулся.

— Нет, Илло, не помешаешь. — Он любил этого пасмаса. Любил всей душой за то, что среди стольких утех, стольких пороков, стольких соблазнов, какие сдерживались городскими стенами внутри города, Илло не дал себе утонуть, погрузиться в эту мерзопакостную жижу, словно болото утягивавшую каждого слабого душой и умом.

Илло не знал, что единственным олюдем, которого Каумпор почитал выше себя был он, Илло. Когда бы пасмас узнал такое, он наверное бы разхохотался от души, ибо сам он почитал холкуна если не за бога, то за своего наставника.

— Отвернулся в угол, глаза слепят сокровища его? — как всегда разулыбался Илло. — Я тут тоже щурясь хожу, чтобы не ослепнуть. Когда бы мне столько света, а бы только и делал что писал.

— А ведь верно сказал, — рассмеялся холкун.

— Слыхал про Лорма. Страшно бытие от таких вот трагедий.

Каумпор молча кивнул. Ему не хотелось сейчас думать о погибшем друге. Илло тоже помолчал будто бы подводя черту в разговоре.

— Я слышал, ты новое дело затеял. Решил дойти до Холведской гряды со своим караваном. Правда ли то?

У Каумпора никогда и в мыслях не было уходить так далеко, однако он тут же насторожился. Иной раз массовое сознание, а особенно мышление подбрасывало ему неплохие идеи.

— А ты как думаешь, Илло?

— Хорошее предприятие, думаю. У них там, знаю, много товара такого, какого в равнинах не сыщешь.

— Какого например?

— Железо хорошее у них. Без примесей, говорят. Каменьев много на облицовку.

— Когда ж тебе железо-то позволят привозить? Саарары и оридонцы за этим строго наблюдают.

— А коли у меня возможность есть глаза у них закрыть, — приблизился к нему Илло. — Задумка есть одна. Послушаешь али как?

— Послушаю. — Они удалились в дальний угол с стали о чем-то шептаться.

— Почтенные конублы, — заговорил младший брат хозяина торжества, молоденький юноша лет шестнадцати, — зовем вас к столу. Отведайте то, чем боги одарили сей дом!

Произошло шевеление и все торговцы сместились к столам. Размещались там шумно, с шутками и тычками друг другу в бок. Рассаживались друг подле друга, компаньон подле компаньона. Опытный глаз по одному этому шевелению легко различал, какие торговые партии сложились в городе и каков их вес по отношению друг к другу.

У Каумпора был наметанный глаз. Он заметил, что два других владетеля Фийоларка сели рядом.

— Быстросчет, слышь? Линул и Мириул рядышком уселись, — наклонился к его уху сосед-брезд. Брездские торговцы занимали высокое положение в городах, но не главенствующее.

Холкун кивнул. Где-то еще зашептали: "Неужели снова рядом пойдут против Беспалого?"

Каумпор посмотрел на Илло и оба они криво усмехнулись. Говорили в свое время Кугуду Беспалому о том, что время такое, что не надо в холларки метить. Не послушал. Просидел две зимы. Теперь наступил срок уйти.

Зная его характер, Быстросчет мог бы без тени сомнения сказать, как будет проходить смена власти в городе. Будет кровь. Редко, конечно, бывает без нее, но в случае с Беспалым, старым и в общем-то добродушным воякой кровь будет большой. Лучше на это время покинуть Фийоларк, чтобы не оказаться втянутым в противостояние.

— Сдружился этот, — Илло показал руку с загнутыми двумя — безымянным и мизинцем — пальцами, — с этим вот. — Он указал глазами в сторону Аснара.

— Откуда знаешь? — не смог скрыть удивления Каумпор. — Ежели так, то…

— Знаю. Слова эти из сарая…

Холкун поджал губы и задумался. "Из сарая" означало от банд, которые промышляли в городе убийствами, грабежом и продажей детей и женщин для любовных утех. Прибыль деятельность "из сарая" приносила большую, поэтому многие из торговцев вкладывались в "сарай". Свою историю "сарай" вел от неизвестного холкуна-воришки, который после прихода оридонцев во Владию, стал промышлять воровством их оружия и денег. Жил он в сарае у скотного двора одного из жителей города. Да делал это так умело, что холкун-хозяин и понятия не имел, что у него на дворе живет еще кто-то помимо него.

Каумпор не имел дел с "сараем", но вложил немалые деньги в некоторые стороны этого предприятия. Мало кто знал, что бандиты городов были одними из самых информированных олюдей. То, что знали они, порой не знал никто. Быстросчет рано понял, что если доберется до этих знаний, будет в том толк.

И он добрался. Поэтому-то Каумпор так удивился, когда Илло сообщил ему сведения, о которых холкуну не могли не сообщить.

— Коли так, из Фийоларка лучше съехать скорее, — продолжал Илло. — Иначе, головы не сносить, ибо мы с тобой оба ни при ком не состоим.

— Верно, — прошептал холкун, продолжая быстро соображать.

Скоро будет праздник в честь прародителя всех холкунов, великого Хола. На него и может быть назначено смещение Кугуда. Десять дней. Ему оставалось не более десяти дней, чтобы устроить дела, добрать недостающее количество товаров и уйти.

— Пойдешь со мной к гряде? — просил он Илло. Тот широко улыбнулся:

— Хотел просить тебя о том. Дебов внесу сколько скажешь.

— Я тебя так беру. Будешь мне помощником.

— Честь для меня сделал, Каумпор. Вот уж уважил! — Илло приосанился и огляделся. Ему видимо хотелось, чтобы все слышали приглашение. Но шум стоял такой, что никто ничего не слышал дальше вытянутой руки.

Холкун уткнулся себе в тарелку, чтобы не встретиться ни с одним взглядом, который позвал бы его в сторонку для разговора. Нужно было продержаться один этот вечер, чтобы не быть втащенным в общегородскую резню. После таких явлений еще несколько зим продолжается месть родов за убиение своих сородичей, и часто в канавах на улицах находят обезображенные трупы конублов.

Слава богам, у него всего два взрослых брата. Всех их он заберет с собой. Есть еще младший. Ему только тринадцать, но зато есть формальный повод оставить его дома за старшего, и его уход в равнины к Холведской гряде не будет похож на бегство.

Холкун невольно покраснел. Да, ему приходится бегать от подобного. И еще долго придется, ибо род Поров исчезнет вместе с ним и его братьями. Более никого нет из их рода. Они одни, а потому надо быть осторожным.

— Слыхал я, неспокойно там нынче, — вернул его к действительности Илло. Каумпор поворотился к нему и проговорил:

— А где спокойно ныне? Эта зима принесла нечто, от чего равнины и леса содрогнулись. Не знаем мы, что, но по тому, как оридонцы шастают по равнинам из конца в конец, знаю я, что что-то произошло, а?

Пасмас кивнул одними глазами. Он был бледен.

— Аснар глядит на меня и тебя. Не к добру.

— Каумпор, мне передали, что ты наметил очень прибыльное предприятие? Почему же молчишь о том, никому не говоришь?

Аснар вытянул ноги, откинувшись на спину большого богато инкрустированного каменьями и золотом лежака. Сложив руки у себя на животе, он лениво смотрел на холкуна. Они находились в небольшой комнате, служившей, по всей видимости, кабинетом конубла. Великое множество табличек, счетовых камешков и гирек лежало на внушительных размеров столе, занимавшем почти половину комнаты.

— Опасное дело замыслил я, уважаемый Аснар. Потому и не говорил про него здесь. Буду сам рисковать, а после уж… если пройдет все хорошо, тогда обскажу о нем обстоятельно. Пока же… пока же, если говорить образно, товар не готов к продаже. Когда такое, сам знаешь, нечем торговать да и незачем.

— Нас обмануть боишься? — подсказал конубл.

— Лицо не потерять пред вами. Коли сам себя обману — переживу, по иному не могу.

— Отчего тогда в свое предприятие других собрал?

"Как я мог подумать, что он уже не знает всего. Промах. Надо честнее казаться. Не то не отплюешься вовек от косых взглядов", — подумал холкун, а вслух сказал: — Всех я честно предупредил, что опасное дело затеял. Что потерять многое можно. — Он подумал. — Потому и пригласил друзей своих с немногим товаров. Его потерять — не все потерять.