— Двигай быстрее, — подтолкнули его.
Людомар намеренно сутулился, чтобы показаться ниже. Но это оказалось напрасной предосторожностью. Большое количество брездов: воинов и просто поселян, добавляло местному люду высоты и мощи. Охотник выпрямился и вошел в одно из строений, спустился по лестнице и очутился в харчевне, служившей одновременно и спальным местом.
К нему подошла пухлая пасмаска — он впервые видел пухлую пасмаску — и спросила, что ему принести. Он попросил поесть и выпить. Она не удосужила его дальнейшим распросом и ушла.
Рядом зашевелился спящий холкун. Он был пьян и его кусали блохи — людомар чувствовал их запах.
— Дебы давай, — приказала пухлая пасмаска, тяня к нему ручку-плюшку. Она была настолько белой и какой-то чистой, что смотрелась неуместно в грязи харчевни.
Сын Прыгуна вытащил деб, добытый у убитых воинов.
— Много. Дай меньше.
— Меньшего нет.
— Тогда жри больше, — решила пасмаска и поставила перед ним все, что было у нее в руках: три жарких с овощами, четыре кружки с напитком, пахнущим омерзительно, и два клубня какого-то растения, скорее всего прикуска.
Близлежащий холкун снова зашевелился и сел. Его мутные глаза медленно сфокусировались на еде и он потянул к ней руку. Путь его руки к еде преградила воздушная на вид ручка пасмаски. Она подошла и с такой силой долбанула холкуна по голове, что тот рухнул под стол и снова затих.
— Жри быстрей. Чего расселся?
— Не кричи на него, Лэлла, — проговорил густым басом какой-то олюдь. Он сидел не вдалеке от людомара. — Он не знает наших обычаев. Он новый здесь. Верно говорю?
Сын Прыгуна кивнул и произнес: — Тикки.
— Ха! Какое у вас смешное согласие. Ты откуда? — подсел к нему басист.
— Из Куупларка.
— Чего здесь надо?
— Пришел… — Людомар услышал, как общий говор стихал, едва он произносил слово — все вслушивались в его слова, — чтобы… жить…
— Правильно это. А чего там не жилось?
— Долги, — нашелся Сын Прыгуна.
— Еще один долгокоп, — утробно загоготал холкун-басист. — Ну тогда мы с тобой братья.
— Не набивайся ему в братья. Здесь половина таких как он, — донеслось откуда-то слева сзади.
— Мне сказали, что здесь не ищут, — стал развивать тему людомар.
— Верно сказали. Только не ищут потому, что долго не протянешь здесь. Прибрежье да Холмогорье долго нашего брата не терпят. Хрясь! — Он рубанул ребром ладони себе по горлу и ухмыльнулся. — Ты, вижу, не из сдающихся, — добавил он шепотом. Людомар запахнул плащ-рубище, сокрыв рукоятку ножа, и промолчал. — Куда желаешь вступить? — Спросив это, самовольный собеседник взял кружку с напитком, которую принесла Лэлла и опрокинул в себя. Его бороду, усы и грудь украсили маслянистые разводы.
Выпив, он крякнул: — Лэлла, продери тебя судорога, хороша митта. Почему такую не льешь мне?
— Ты уплати долг мне, буду лить. А без этого только помои твои.
— Тьфу, толстуха злобливая.
— А по морде хочешь.
— Успокойся уж. Не со зла я. — Он взял другую кружку, но не смог сдвинуть ее с места. Людомар держал ее крепко. — Охо-хож-ты! — с натугой выдавил из себя холкун, тяня кружку. — Силен, — сдался он.
— Куда я должен вступить?
— А выпить дашь?
— Дам. Но после.
— Я так говорить не приучен. У меня горло сведет. Мы здесь все молчуны.
— Молчи.
Собеседник поперхнулся и замолк. Он стал медленно мотать перед собой указательным пальцем.
— Никогда не упоминай здесь это! Ни-ког-да!!! — И он провел рукой по горлу: — Не то…
Оказалось, что деревенька на поверку оказалась внушительных размеров городом, уходившим вниз в пористую скальную породу на добрую сотню локтей. Внизу были прорыты улицы, помещения под все что угодно. И весь этот муравейник населяло невероятно множество самых разнообразных существ.
— Холвед близко от этих мест живет. За Меч-горой. Он здесь особо могуч. Когда приходят холода, то сила такая, что деревья трещат, а некоторые надвое разламываются от самой макушки к корню. Тр-рах, и расползлось! Мы тогда носа не кажем наверх. Только воины ходят, да охотники, кто посмелее. С Великих вод находит такой ветер. Мы называем его Брур. Те, кто долго здесь, рассказывают, что он брат Холведу. Разлучены они были Великой водой по приказу Владыки ибо в резвости своей губили все вокруг. Но когда Великие воды замерзают, Брур перебирается к Холведу и они устраивают пирушку. Тогда носа не кажи. Отвалится.
На этом вторая кружка закончилась и холкун приступил к третьей.
— В одиночку здесь не прижиться. Внизу все поделено между ремесленниками, охотниками, воинами и торговцами. Каждый из них содержит и свою челюдь, но это как водится тааколы и мумы.
— Здесь есть тааколы?
— Видимо не видимо. В отличии от остальных земель торговцы здесь в подчинении воинов. Но это переменно. Из-за них и происходят между всеми склоки. В холода от скуки пьют много, а потом как пойдут резаться, только и успевай уворачиваться. Воинов здесь больше всего. Охотников поменее, но тоже много. Ремесленников и торговцев самое мало, но зато дебов у них поболе, потому и нанимают тех же воинов защищать себя. Стравливают их друг с другом себе на потеху. — Холкун отвалился к стене, бесцеремонно оперся на второго холкуна, которого удар Лэллы отправил под стол и который только что вылез оттуда и коленопреклонным задремал на лавке. Выпивоха довольно отирал усы. Было заметно, что его мысли путаются и ему с трудом удается найти точку опоры, чтобы собрать их воедино.
Людомар пододвинул к нему четвертую кружку. Ее вид тут же навел порядок в голове холкуна.
— Что надо делать, чтобы меня приняли? — спросил Сын Прыгуна и произнес походя: "Тикки из Нисиоларка". Мимо прошел холкун даже не обративший внимание на его слова.
— Что? — не понял холкун.
— Как стать одним из вас?
— А-а-а… ты куда хочешь-то? Охотник? Это хорошо, но к ним труднее всего попасть. Э-э-э… я сведу тебя с гродом, он все сделает. Дебы есть?
Людомар кивнул.
— Это все что нужно, — как-то уж совсем болезненно улыбнулся холкун. Он неожиданно побледнел и затрясся. В следующий момент холкуна вырвало, но людомар успел заметить, как ненавидяще он посмотрел на него.
— Чего не жрешь-то? — подошла Лэлла. Удивительно, но интонация ее голоса изменилась до неузнаваемости. Вроде бы все та же грубость, все та же бесцеремонность, но что-то другое сквозило во всем ее виде.
Холкун медленно поднялся и, шатаясь, отошел. Сын Прыгуна нахмурился и переваривал услышанное. Он медленно двигал челюстями, перемалывая жаркое.
Время тянулось мучительно медленно. В конце концов он доел и поднялся, чтобы выйти.
Неожиданно, проходящий мимо пасмас бросился ему в ноги. Потолок харчевни метнулся вбок, а пол больно ударил людомара по затылку.
— Навались! — прорезалось сквозь всеобщий шум, и в ту же секунду еще несколько тел закрыли собой ровный желтовато-оранжевый свет рочиропсов харчевни.
Сын Прыгуна инстинктивно сжался в комок, удерживая на хребте двух или трех холкунов с пасмасами. Они неистово лупили его руками и ногами; путаясь в полах плаща, пытались дотянуться до его тела ножами.
Людомар резко выпрямился, отбрасывая ногами двух холкунов; еще двоих над своего головой он схватил руками за шиворот и дернул к себе, лишив равновесия. Они повалились на своих товарищей, ища у них опоры. Эти доли секунды охотник потратил на то, чтобы схватить скамью и зашвырнуть ее в них. Низкие своды помещения, его переполненность, не дали скамье пролететь бесследно. Раздались взвизги, ругательства и вскорости уже вся харчевня дралась, побивая каждого за все тяготы дня или жизни.
Сын Прыгуна вскочил на ноги и двумя сильными ударами отбросил в сторону пасмасов. В этот момент он получил сильный удар в спину. Обернувшись, он увидел перед собой холкуна, которого поил за свой счет. Холкун даже не попытался бежать. Сильный удар охотника заставил его лица расцвести алым. Подобно снопу он повалился на пол.
