– Ну да… – наконец-то смог выдавить Гримарр.

– Можно нам присесть? Обсудим, как мы сумеем друг другу помочь – один великий человек другому, – попросил разрешения Орнольф.

Гримарр оглянулся на Берси, как будто ища поддержки. Но, похоже, поддержки он там не нашел, поэтому произнес:

– Да, садитесь. Сегодня у меня горе, поэтому я готов угостить выпивкой даже таких, как вы, норвежских псов!

– Вот это дело! – взревел Орнольф, садясь.

Харальд последовал примеру деда, а потом с явной неохотой сели Торгрим и Гримарр. Торгрим уже не раз видел это представление: Орнольф умел подать себя так, что мог смести любое препятствие на своем пути. Временами он, Торгрим, жалел, что не способен вести себя так же, но сам понимал, что у него другой темперамент.

Гримарр велел принести выпить, появилась служанка, кивнула и исчезла в другом конце дома. И только тогда Торгрим заметил девушку.

Она сидела одна в противоположном конце комнаты у очага. Невысокие языки пламени отбрасывали тусклый желтоватый свет – в такую ненастную погоду о дневном свете и говорить не приходилось, – оставляя незнакомку в сумраке. Но сейчас Торгрим разглядел ее. Девушка была юной, невысокой и хрупкой. Волосы ее сбились в колтуны.

Она была одета не как северянка, а, скорее, как ирландка: просторная полотняная рубаха, поверх которой накинут плащ, – так часто ходили женщины, которых Торгрим встречал в Дуб-Линне, где легко уживались ирландцы и норманны. Такую одежду носили те, кого ирландцы называли ботак, то есть бедные крестьяне. Одежда была старой, хотя когда-то, возможно, чистой и опрятной, но сейчас висела на девушке грязными лохмотьями.

Из глубины дома появились слуги, по кругу раздали рога, наполнили их хмельным напитком. Орнольф поднял свой рог за датчан, где бы они ни были. И слова его прозвучали искренне. Они выпили. Распахнулась дверь, в комнату ворвались серый дневной свет и прохладный влажный воздух. А затем вошел и молодой мужчина, чуть старше двадцати. Он, заметно хромая, переступил порог и закрыл за собой дверь.

– Это мой сын Сандарр, – представил Гримарр, как будто его вынудили это признать.

Тяжело ступая, Сандарр подошел к столу и опустился на край скамьи напротив отца.

Орнольф встал с рогом в руке и воскликнул:

– Сандарр! – а потом представил ему остальных. Сандарр кивнул каждому – ни намека на скрытую враждебность отца.

– Датчане, норвежцы, – продолжил Гримарр, как будто никто его и не перебивал, – все лучше, чем эти проклятые ирландцы! Сегодня утром мы сожгли моего старинного друга Фасти сына Магни. Он погиб на борту своего драккара, когда ирландские псы неожиданно напали на него. Они убили и его, и всех его людей. – Он взял рог и кивнул в сторону сидящей в темноте девушки. – Она – единственная выжившая. Вся команда корабля погибла, а она одна осталась в живых.

При этих словах все присутствующих повернулись в сторону девушки. Она не ответила на их взгляды, а продолжала смотреть куда-то перед собой. Лицо ее ничего не выражало.

– Ей просто повезло, что она выжила, или ей по какой-то причине сохранили жизнь? – спросил Торгрим, помимо воли проявляя любопытство.

Гримарр перевел взгляд на Торгрима, погрузил пальцы в бороду, почесал. Секунду он раздумывал над словами Торгрима, как будто решая, стоит ли ему отвечать.

– Ей сохранили жизнь, – наконец признался Гримарр. – Ее украли в Ферне. Во время последнего набега мы угнали нескольких рабов. Ее спрятали под досками палубы на драккаре Фасти. Как я предполагаю, сам Фасти и спрятал.

Больше он ничего не добавил, остальные тоже молчали, пока Орнольф не задал вопрос, который сам по себе напрашивался:

– А зачем ему это?

Гримарр пожал плечами.

– Есть у меня мыслишки, но я в них не уверен. – Он кивнул на девушку, даже не глядя на нее. – Правда известна только ей одной.

Они опять выпили, и снова повисло молчание. И тут вступил Харальд:

– А почему вы у нее не спросите?

Гримарр так взглянул на Харальда, как будто парень задал вопрос, глупее которого не придумаешь, хотя, на взгляд Торгрима, вопрос был вполне правомерным.

– Потому что она не говорит на нашем языке, – наконец ответил Гримарр, – а в Вик-Ло нет ни одного человека, который бы понимал ее язык.

Для прибывших из Дуб-Линна гостей это было по-настоящему удивительно.

– Ни одного? – изумился Орнольф. – В Дуб-Линне повсюду эти ирландцы, как будто им принадлежит весь город! Мужчины приезжают торговать, женщины – чтобы выйти замуж. Половина этого чертового форта – ирландцы!

– Только не здесь, – ответил Гримарр. – И не сейчас. Раньше те ирландцы, которые жили неподалеку, приезжали торговать. Но теперь их ярл, или как там ирландцы называют своих корольков, тех, кто правит здесь в округе, положил этому конец. Зовут его Лоркан. Это он убил Фасти и его людей. Лоркан нас отсюда с удовольствием выжил бы, поэтому он запретил ирландцам приезжать в Вик-Ло. Никому не разрешается продавать нам скот, еду – вообще торговать у нас.

– Разве у вас нет здесь ни одного невольника-ирландца? – спросил Торгрим.

– Есть несколько, – ответил Гримарр. – Но они знают на нашем языке всего пару слов, поэтому толку от них – чуть. К тому же им нельзя доверять. Они постоянно сбегают. Чертовски трудно держать раба-ирландца в ирландском форте, если у тебя не хватает людей, чтобы за этими рабами присматривать. У Сандарра есть рабыня, которая, похоже, верна ему и не пытается сбежать, но она не говорит по-датски.

– И чем ты ее приручил? – спросил у Сандарра Орнольф.

Сандарр пожал плечами.

– Я ее кормлю. Не бью. Скорее всего, в моем доме ей лучше, чем в том жалком свинарнике, где она жила раньше.

– Большинство предпочитает ирландские свинарники, – сказал Гримарр. – Поэтому мы и продаем рабов в Англию и Шотландию. И как можно быстрее. А теперь у нас нет человека, который бы мог перевести слова этой сучки.

Торгрим обменялся взглядом с Харальдом – они поняли друг друга без слов. Первым порывом Торгрима было желание не раскрывать свои секреты до тех пор, пока он не сможет использовать это преимущество. С другой стороны, ему была необходима помощь Гримарра, а таким образом он мог ею заручиться.

Торгрим сделал большой глоток из своего рога – достаточно времени, чтобы принять решение.

– Мой сын Харальд умеет говорить по-ирландски, – признался Торгрим.

Гримарр посмотрел на Торгрима, потом на Харальда, на лице его читались удивление и недоверие, как будто они только что объявили себя посланниками богов, спустившимися с неба.

– Парнишка говорит по-ирландски? – переспросил он. – Откуда он знает язык?

– В Дуб-Линне мы жили у одной ирландки, – ответил Торгрим. – У нее и научился.

В действительности все было не так просто. Харальд влюбился в принцессу Бригит ник Маэлсехнайлл, которая правила Тарой, и он намеренно выучил ее язык, чтобы ухаживать за ней. Она же преподала ему хороший урок – вероломная изменница! Вряд ли они когда-нибудь встретятся вновь. Но в те месяцы, пока Торгрим лечился в Дуб-Линне, Харальд продолжал овладевать языком. Похоже, парню нравилось учить его, и, как подозревал Торгрим, он вдвойне радовался тому, что знает то, чего не знает его отец.

Все это Торгрим не собирался объяснять Гримарру, поэтому добавил лишь:

– Ну, ты же знаешь эту молодежь – подхватывают языки, как дурные привычки.

Гримарр заворчал себе под нос. Теперь казалось, что он решает некую дилемму, и Торгрим отлично понимал, о чем думает хозяин. Гримарр, похоже, подозревал, что девушка знает нечто важное, и ему тоже очень хотелось это узнать. А иначе зачем бы ему интересоваться тем, что может сказать эта ничтожная ирландка? И если эти подозрения верны, Гримарр не желал делиться этими сведениями с остальными, а в особенности с только что прибывшими с моря незнакомыми норвежцами.

С другой стороны, у него не было иного способа с ней договориться.

Как и Торгрим, Гримарр быстро принимал решения.