Дениятос ощутил растущий внутри тошнотворный ужас. Такого с ним раньше не бывало. Все указывало на то, что его путь окончится в этом месте.

Все это время аналитическая часть разума реклюзиарха продолжала работать. Эта часть сообщила ему, что в древе внутренних органов, многие из которых были добавлены при превращении в космодесантника, имеются пробелы.

— Мое сердце, — выговорил Дениятос. Слова давались с трудом. Раздробленные пластины грудной клетки разошлись, впуская воздух в легкие и позволяя говорить.

— Очень хорошо, — ответил Асцениан. — Думается то, которое было у тебя от рождения. Добавочное — занимательное творение. Полагаю, оно создано в чанах вашего апотекариона. Даже магосы-биологисы с трудом могли бы соперничать с таким уровнем мастерства. Каждый новый разрез в телах вашего вида приносит мне все новые открытия. Подумать только, я потратил столько времени, исследуя природу человеческих тел, в то время как истинное просветление заключалось в телах Астартес.

Асцениан говорил непринужденно, поучительно, и Дениятос довольно живо представил, как этот же голос убеждает последователей еретика отказаться от своей человечности и стать его жертвами. В последовавшие за событиями на Хаале десятилетия произошли разного рода эксперименты, начало которым давал все тот же рассудительный, не терпящий возражений голос. На Галдере Магна он убедил десять тысяч просителей уподобиться животным, валяться в нечистотах и сражаться зубами и ногтями, лишь для того что бы увидеть, кто из них станет хищниками, а кто — жертвами. Каким-то образом Асцениан сумел пробраться на корабль Имперского Флота, а когда покинул его, уцелевшая десятая часть экипажа находилась на командной палубе, украшенной кожей, снятой с остальных девяти десятых. После своих деяний скучающий Асцениан исчезал на годы, чтобы появится с новой, требующей проверки теорией.

— Досадно, — вздохнул Асцениан, — что космодесантников так трудно найти, — механодендритом он ткнул в сторону мертвого Гвардейца Ворона. — Этот был первым, которого я сумел заполучить неповрежденным. От усердия я его слишком сильно повредил. Будь спокоен, с тобой я буду более методичным.

Асцениан повернулся к лабораторному столу.

— У тебя явный избыток органов, полагаю, это сделано на случай ранений, чтобы перекладывать функции с одних на другие. Но значение некоторых мне не столь понятно. Прошу, скажи мне, для чего это?

Асцениан поднял с лабораторного стола миску с питательным гелем, в котором плавал еще один орган. Это был желудок, от которого шли провода к его позвоночнику, как предположил Дениятос. Механодендриты Асцениана аккуратно открыли желудок вдоль линии разреза, на внутренней поверхности обнаружился небольшой беловатый узелок.

— Шел бы ты… — прошипел Дениятос.

— Ну, дорогуша, — ответил Асцениан, вздохнув с таким разочарованием, что можно было почти ему поверить. Коготь третьего механодендрита сложился, выдвинув тонкий серебристый зонд, который еретик воткнул в пучок волокнистой материи, лежавший на столе за его спиной.

Было в ситуации что-то, что Дениятос упустил из виду, что-то кроме вынутых органов. Не было боли.

А вот теперь боль появилась.

Дениятос буквально окунулся в нее. Она прыгала по всем нервным окончаниям. Космодесантник тонул в боли, она заползала ему в легкие через глотку. Отключенные конечности охватил огонь, желудок в руках Асцениана свело судорогой, позвоночник разрывало на куски.

Такой боли ему чувствовать доселе не приходилось. В сравнении с этим, можно было сказать, что раньше он вообще не знал что такое боль. В него словно воткнулись сотни ножей. Фантомные ногти вырывало прочь. Нервы буквально пели в унисон.

Невозможно было определить, сколько времени продолжалась пытка. При такой боли время теряет всякое значение. Возможно, все длилось лишь долю секунды, но одолеваемому чудовищной болью разуму Дениятоса до этого дела не было.

Боль ушла. Дениятос повис на цепях. По подбородку текла слюна, челюсть дрожала. Легкие судорожно пытались вдохнуть воздух.

— Кое-кому не стоит злить хозяина, контролирующего нервную систему этого кое-кого, — произнес Асцениан. Он вновь указал на орган внутри желудка Дениятоса. — Что это такое?

Долг повелевал Дениятосу игнорировать Асцениана. Но долг также требовал от него выживания. Чем дольше он будет подпитывать интерес Асцениана к различным аугментация Астартес, тем дольше будет оставаться живым и тем больше у него будет возможностей для…

… для чего? Сбежать? Убить Асцениана? Логическая часть мышления подсказывала, что эти вещи просто невозможны. Но Дениятос заставил ее умолкнуть. Логика здесь не поможет. Продолжение борьбы само по себе было наградой.

И возможно, только возможно, все же был один путь.

— Омофагия, — заплетающимся языком вымолвил Дениятос. Во время пытки он искусал себе губы и внутренние стороны щек, изо рта вместе со словами сочилась кровь, — собирает расовую память. Мы можем… мы можем узнавать мысли наших врагов.

Искусственное лицо Асцениана изобразило любопытство.

— Поедая их плоть?

— Их… их мозги.

— О, просто изумительно. Именно то, что я и искал, хоть и не подозревал об этом, до тех пор, пока не заполучил Астартес.

Дениятосу была нужна информация. Как Асцениану, желавшему побольше узнать о своих жалких подопытных, так и ему нужно было знать больше об Асцениане.

Кое-кто в комнате обладал информацией. Возможно, ее было не так уж и много, возможно, лишь пара секунд ярости и боли. Но это будет уже что-то.

Дениятос практически незаметно сверкнул глазами в сторону висевшего по соседству Гвардейца Ворона.

Асцениан улыбнулся.

Механодендрит сложился внутрь себя, а наружу выскользнула циркулярная пила. С металлическим визгом диск начал раскручиваться. Асцениан подошел к мертвому Гвардейцу Ворона и поднял голову космодесантника. Пока циркулярная пила срезала верхушку черепа, еретик смотрел в остекленевшие глаза Астартес. Тонкая кровяная взвесь оседала на лицевых панелях Асцениана.

Пила закончила работу. Механодендрит перестроился в клешню и деликатно приподнял верхушку черепа Гвардейца Ворона. Мозг покойника обнажился, скрытый лишь сероватой мембраной. В дело вступили еще два механодендрита, оканчивавшиеся тонкими скальпелями. Приспособления срезали мембрану, один механодендрит скользнул внутрь в щель между внутренней стенкой черепной коробки и мозгом и, предположительно, начал обрезать зрительные нервы, позвоночник и прочие якоря, удерживавшие мозг на месте.

Механодендриты бережно вынули мозг Гвардейца Ворона из черепа. Вся операция была проделана за пару минут. Асцениан вернулся к лабораторному столу и положил на его поверхность свою добычу. Это была рябая масса, немного сморщенная и обесцвеченная из-за начавшихся процессов разложения.

Дениятос позволил симптомам страха проявиться на своем лице. Не явно, конечно. Асцениан не смог бы заподозрить фальшивку. Он немного расширил зрачки, напряг мышцы шеи стал задерживать дыхание.

Асцениан отрезал тонкий ломтик мозга Гвардейца Ворона и бросил его в желудок Дениятоса.

Желудок был все еще подключен к нервной системе Дениятоса, и тот сразу ощутил, как омофагия распознала богатый воспоминаниями материал.

Задние доли мозга затопили примитивные мысли Гвардейца Ворона. Мрачное стремление к смерти, чувство преследования и гнев, черная ненависть к жизни, вкладывавшаяся в рекрутов Гвардии Ворона. Вот как думали Гвардейцы Ворона: галактика — место жестокое, поэтому им надлежит быть еще более жестокими. Жизнь считалась отклонением от нормы, а смерть — священным долгом. Они были мрачным братством, искателями забвения. Гвардейцы Ворона были почти полной противоположностью Испивающих Души, но при этом являлись Астартес.