— Шрам…он беспокоит меня. К тому же, меня мучают необычные видения.

Что ж, моё откровение нисколько не удивляет волшебника, а я, в свою очередь, не удивляюсь отсутствию у него реакции. Конечно же, это мой замечательный профессор поставил директора в известность.

Но вот пушистые брови Дамблдора сходятся к переносице, а рассеянный взгляд устремляется в бесцельное путешествие по затенённому кабинету. Конечно, Снейп ничего не знает о видениях, и подобная новость становится неожиданностью для директора. Я стараюсь утихомирить эмоции, готовые вот-вот разбушеваться от неизвестности, которая может таить в себе самые ужасные ответы на один-единственный вопрос.

— Не буду обнадёживать тебя, Гарри, но и пугать тоже не стану. Я действительно не знаю причину подобного поведения твоего шрама. Если ты расскажешь мне подробнее, я, возможно, смогу развеять твои сомнения или…

Оборвав предложение на полуслове, он указывает на чай, к которому я даже не успел притронуться. Когда я смыкаю ладони вокруг тёплой, но не обжигающей чашки и вдыхаю чудесный аромат, мне действительно становится немного легче. Может, там какие-то особые травы успокаивающие?..

— Итак, расскажи мне, в чём выражается твоё беспокойство?

Сделав большой глоток, я делюсь с Дамблдором своими воспоминаниями и ощущениями. Когда я, наконец, замолкаю, директор медленно откидывается на спинку своего кресла. В этот раз на его лице застывает крайне озадаченное, даже хмурое выражение. Поразмыслив над чем-то, мне неведомым, он вновь обращает на меня своё внимание.

— Ты действительно уверен в том, что видения — не просто фантазии твоего разума?

— Безусловно, сэр! Видения были настолько ясные и правдоподобные, будто я — на самом деле змея! Более того, профессор Снейп вошёл в главные ворота замка через несколько минут после того, как я видел его в том зале. Это ли не доказательство реальности видений?

Я так горячо отстаиваю свою правоту, что даже не замечаю, как несколько капель чая проливаются через край и приземляются на брюки.

Директор обдумывает мои слова. Он покидает своё кресло и поднимается по каменным ступеням на высокий подиум, откуда хорошо обозревать круглый кабинет, устремляет свой взор в высокое стрельчатое окно. Отсюда снизу мне, к сожалению, не видно его лица, которое наверняка освещается сиянием полной луны, выглянувшей из-за тёмных туч. Опустив подбородок на сцепленные в замок ладони, я замечаю, как серебрятся пушистые волосы на виске волшебника и как благородно переливается бархат богатой мантии.

— Магия — очень тонкая материя, Гарри. Даже сейчас, спустя тысячи сменивших друг друга поколений, волшебники не могут сказать, что они знают о магии абсолютно всё. Она меняется вместе с нами, становится более прекрасной или ужасающей — в зависимости от волшебников, но непременно захватывает дух и загадывает нам всё более неразрешимые загадки. С одной из таких загадок мы столкнулись лицом к лицу.

Дамблдор оборачивается. Я смотрю на него и ощущаю, как сердце пропускает удар. Сейчас, в холодном свете луны, не разбавленном мягким свечением фитилей восковых свеч, директор выглядит как истинный волшебник в полном смысле слова. В невероятной красоты мантии, с длинными пушистыми бородой и волосами, словно сплетёнными из сияющих нитей, которые хочется потрогать, чтобы убедиться в их реальности, в глубоком колпаке и очках-половинках, с ясным взглядом и едва заметной улыбкой. Именно таких волшебников я видел в детских книжках. Именно таких волшебников я видел в своих мыслях, и что-то близкое к благоговению возникало в моей детской восторженной душе перед таким добрым и светлым магом.

Тем временем, Дамблдор вновь отворачивается к окну и продолжает свою речь. Говорит он не очень громко, но достаточно для того, чтобы я мог слышать его, не напрягая слух. Голос его мягкий, обволакивающий, кажется, его даже можно потрогать. Поразительно, но одновременно он звучит убедительно и — так же, как в случае со Снейпом — заставляет внимать, не решаясь прервать своими неуместными комментариями.

— Только магия, особенно тёмная, оставляет следы. Так, Волдеморт не мог исчезнуть бесследно, и я считаю, что он оставил напоминание о себе не только в виде шрама на твоём лбу, Гарри, но и что-то ещё. Мы должны узнать, что это, должны быть чрезвычайно внимательны, чтобы не пропустить ни единой зацепки, ни единого знака. Возвращаясь к твоим видениям, я не без стыда могу сказать, что теряюсь в догадках. То, что ты неизвестным образом смог проникнуть в сознание другого живого существа на большом расстоянии… Подобное доступно только весьма и весьма опытным магам — легилименторам.

Конечно, стремительность Дамблдора никогда не сможет поспорить со стремительностью Снейпа, но даже для своего возраста директор двигается очень быстро. Ловко спустившись с подиума, он вновь занимает своё кресло. Опустив ладони тыльными сторонами на стол, волшебник подаётся вперёд, и я вижу, как решительность и уверенность в собственной правоте преображает его лицо.

— Тело каждого из нас — это своеобразный сосуд для магии. Подобно тому, как родитель воспитывает те или иные качества в своём ребёнке, каждый волшебник растит и дисциплинирует свою магию. Чем больше он прикладывает усилий, тем могущественнее она становится. Бесспорно, многое зависит от способностей, заложенных при рождении, от природного дара. Я веду к тому, что магическая сила Волдеморта не могла просто раствориться в воздухе, она непременно должна была найти себе новый сосуд.

С последним словом Дамблдора тишина разбрасывает свои задумчивые сети. Я ясно понимаю, что имеет в виду директор, но медленно открывающаяся истина не вселяет надежду в моё разволновавшееся сознание. Сглотнув, провожу влажными ладонями по коленям, перебираю стопами под креслом, не в силах найти удобное положение.

Мысль о новом «сосуде», абсолютно безумная и неприемлемая, мелькает в голове, но я мгновенно отметаю её. Видимо, смятение отражается на моём лице, раз Дамблдор несколько виновато улыбается в бороду и, подливая в кружку чай, который чудесным образом не остывает, говорит тихо и мягко:

— Я обещал не пугать тебя, но, насколько могу судить, не сдержал своего слова. Прости меня, Гарри. Я строю предположения, которые, к несчастью, находят подтверждения в книгах. Тем не менее, не стоит заранее отчаиваться и думать о худшем. Истина, столь надёжно скрытая, не откроется нам сразу, да и я из-за должности директора Хогвартса не могу покидать замок на длительный период в попытках добыть ценную информацию. Правда, у нас есть Орден, подавляющая часть которого работает в Министерстве Магии, а оно — первейший источник информации.

Волшебник подмигивает мне, а я вновь принимаюсь за чай, который действительно успокаивает нервы.

— Время уже позднее, но, думаю, у нас ещё есть полчаса для того, чтобы я успел рассказать тебе кое-что важное. Надеюсь, ты не будешь против, если мы расположимся вон там? — он указывает в сторону подиума. — Оттуда открывается изумительный вид.

Директор не обманул меня, вид поистине чудесный. Высокое стрельчатое окно в пол выходит на восточную сторону замка. Наверняка, отсюда можно наблюдать рассвет. Сейчас природа не скупится на цвета и щедро окрашивает снежные сугробы в интенсивные оттенки синего. Сумеречная вуаль укрывает холмы, далёкие и величественные, они подпирают своими покатыми плечами пышные снежные тучи, завораживающие своей загадочностью и угрюмостью.

В центре подиума оказывается круглый кофейный столик в компании двух уютных на вид кресел, обитых кремового цвета тканью.

Завороженный красотой за окном, не сразу замечаю, как бесшумно к нам подплывает фарфоровый чайник, две чашки и вазочка с аппетитным мармеладом. С тихим стуком они касаются поверхности стола.

— Я помню Тома Реддла ещё с его школьных времён. Тогда я занимал должность преподавателя Истории магии и всегда с интересом наблюдал за тем, как маленькие дети, которые, казалось, только вчера были на церемонии распределения по факультетам, постепенно вырастают во взрослых самостоятельных волшебников. Они дружат, влюбляются, учатся, радуются и разочаровываются — как каждый из нас. Том был интересной, заметной личностью, и я неустанно наблюдал за ним с повышенным интересом и вниманием. Харизматичный и талантливый, успешный и целеустремлённый, он собрал вокруг себя лучших из лучших учеников Слизерина, многих из которых ты знаешь не понаслышке: Беллатриса и Нарцисса Лестрейндж, Люциус Малфой, Северус Снейп — они являли собой ближайшее окружение Тома. Поверь, тогда, много лет назад, ничто не указывало на то, что этот молодой человек сможет вершить настолько страшные дела. Даже после того, как он покинул стены Хогвартса, я слышал о нём много чего интересного.