– Нагнись! – прозвучал приказ, резкий, как удар хлыста. Нервы натянуты до предела.

Нет! Все внутри меня протестовало против подобного обращения. Я ненавидела приказы всеми фибрами души. Не просьбы, нет, именно приказы в ультимативной форме.

Не выполнить – значит ослушаться, а за непослушание последует наказание. Хотя кто сказал, что выполнение самого приказа не является наказанием? Еще и каким.

– Мне следует повторить еще раз?

Красивая бровь удивленно взметнулась вверх, показывая, что он этого не потерпит.

– Не стоит, – произнесла я, в отчаянии пытаясь сглотнуть густую слюну.

Я стояла перед столом, пристраивая на него вазу с цветами. Именно его и придется использовать в качестве опоры.

Цветы отодвинула подальше, предполагая, что они могут помешать. И на кой черт ему взбрело в голову украсить комнату живыми цветами?

Подошла вплотную к столу и опустила ладони на полированную крышку, которая тут же запотела там, где мои горячие руки соприкасались с холодной поверхностью.

– Ниже, – следующая команда не заставила себя долго ждать.

Я передвинула руки дальше, прогнувшись значительно сильнее.

– Расстегни блузку.

Твою ж мать, а раньше нельзя было сказать? И как я должна теперь это делать в подобной позе? Мне же неудобно.

Возбуждение маленьким комочком начало зарождаться внутри. Яркий свет, падавший из открытого окна, отражался от полированной поверхности стола, слепил глаза, превращал столешницу в одно большое зеркало.

Опираясь одной рукой о стол, поскольку приказа распрямиться не было, второй рукой небыстро начала расстегивать маленькие жемчужные пуговки на блузке. Одну за другой, одну за другой. Медленно, размеренно, наблюдая за собственным отражением, зная, что он тоже в этот момент за мной следит, ловит изменения выражения лица, каждое движение, впитывает и пропускает все через себя. От этого ощущения становились только острее и ярче, а ожидание томительнее.

– Хорошо. Очень хорошо, – услышала я похвалу, когда со всеми пуговками было покончено, и полы блузы разошлись в разные стороны.

Чувствую, что щеки горят, краска возбуждения залила лицо. Хочется прижать к нему руки, охлажденные поверхностью стола, чтобы стало немного легче. Дыхание участилось, ладони вспотели.

– А теперь высвободи из бюстгальтера грудь.

Я потянулась свободной рукой под блузу к застежке на спине.

– Нет. Не так, – одернули меня. – Просто достань груди по одной. Медленно, высвобождая каждую.

Так, значит, так. Переступая с ноги на ногу, непроизвольно потерлась друг о друга внутренними поверхностями бедер и тем, что расположено выше и надежно спрятано от постороннего взгляда. Жаркая волна возбуждения словно разлилась по всему телу, опаляя изнутри.

Аккуратно, стараясь не задеть соски, ставшие чувствительными донельзя, высвободила из кружевного плена вначале одну полную грудь, потом вторую. Бюстгальтер, хоть и был достаточно открытым и поддерживал грудь только снизу, тем не менее заставил груди несколько сблизиться одну с другой.

Я облизала пересохшие губы. Во рту было сухо, как в пустыне. Собственное отражение раззадоривало не меньше, чем действия.

– Приласкай их, – голос мужчины звучал хрипло, словно его, как и меня, мучила жажда.

– Ты же знаешь… – начала было возмущаться я.

– Не спорь, делай, как сказал, – надтреснутым тоном приказал он.

Осторожно, до последнего оттягивая пытку, обвела кончиками пальцев вначале одну грудь, потом вторую, не затрагивая ореолы сосков.

– Ты знаешь как надо.

Чтоб тебя подняло и не опустило. Мучитель. Хотя не думаю. В настоящее время он был скорее мучеником. Ему приходилось наблюдать со стороны, лаская лишь взглядом. Я кожей чувствовала его взгляд, он словно прожигал насквозь.

Дотронулась до запретной зоны и почувствовала, как меня пронзила дрожь удовольствия. «Твою ж мать», – выругалась про себя, проклиная все на свете. И себя, и этого мужчину, который горящими глазами буквально пожирал разворачивающуюся перед ним картину.

Я не замечала ничего вокруг, словно со стороны смотрела на себя. Будто это не я была в отражении, а совершенно другая женщина. Чужая. Возбужденная до предела. А ведь это только начало.

За спиной раздался звук шагов. Я положила вторую руку на стол, очень трудно стоять, опираясь лишь одной рукой. По движению воздуха догадалась, что мужчина застыл сзади. В тот же миг почувствовала, как моя юбка, собираясь складками, ползет вверх, оголяя ноги в чулках. И вот уже показались кружевные резинки, а следом обнажилась и кожа над ними. Еще немного, и ягодицы ощутили прохладный воздух. Юбка, как спасательный круг, собралась в районе талии.

«Прошу, дотронься, – молила я мысленно. – Прикоснись хоть к какой-нибудь части тела!»

Мои мольбы были услышаны.

Две крупные мужские ладони легли на бедра и начали совершать замысловатый танец. Они поглаживали круговыми движениями ягодицы, даря наслаждение, сбегающееся в одну точку и закручивающееся узлом внизу живота.

– Ну же, – не выдержала я и начала понукать мужчину.

– Терпи, – с хриплым смехом было произнесено мне в ответ.

Внезапно обе руки скользнули под резинку стрингов и потянули вниз, но не сняли до конца, а остановились на полпути.

– Немного шире.

Мужчина жестом дал понять, чего хочет. Пришлось отодвинуть одну ногу от другой. Средоточием женственности я почувствовала прикосновение прохладного воздуха, вдоль позвоночника побежали мурашки. Быстрым и уверенным движением он спустил шелковый лоскуток до колен. Я сбросила трусики совсем, чтобы не стреножили.

Вдоль крестца, по копчику, поползла его рука. И вот она уже в ложбинке между ягодиц и не останавливается.

Желание сводило с ума, заставляло тянуться, требовать ласки. Но нельзя.

Во рту сухо. И куда делась вся жидкость? Она просто перекочевала туда, где нужнее сейчас. Средоточие женственности изнывало от пустоты.

Его большой палец нырял в святая святых и дарил желание чего-то большего, неизведанного. Нырял и выныривал, нырял и выныривал. Я не сдержалась, и с моих губ слетел сладострастный стон.

Я его убью. Убью за все эти ограничения, запреты, условия, которые следует соблюдать. Знаю, что в данную минуту он страдает не меньше меня, но ведущая партия у него, и он руководит парадом.

Я почувствовала, как его рука покинула мои ягодицы и пылающие глубины между ними.

Мгновения, лишенные ласки, показались вечностью. Это нечестно. Хотелось хныкать и молить, молить и хныкать.

Все чувства обострились до предела. Любой звук казался очень громким.

Брякнула пряжка ремня, послышался звук раскрывающегося зиппера, шелест одежды. Я застыла в немом ожидании. Еще немного, и я не выдержу, брошу эту затею. Развернусь и сама оседлаю его. Но я терпела. Чего мне это стоило?

Первый толчок, как я его ни ждала, оказался внезапным и до болезненности сладким. Горячая плоть беспрепятственно нашла проход туда, где ее ждали и были готовы принять.

Мой стон закончившегося ожидания смешался с мужским рыком. Тяжело дались ему эти минуты: заставляя мучиться от сладострастия меня, возможно, он сам страдал еще больше.

Сильные руки приподнимали розовые полушария грудей, ласкали, выписывали замысловатые фигуры на коже, дарили неземное наслаждение. Соприкосновение тел, ритмичное трение, то быстрое, практически болезненное, то медленное и размеренное, возносило на пик блаженства.

Еще немного, еще чуть-чуть, еще… еще… еще…

И вот до вершины остался один маленький шажок, а там оно… небо в россыпях алмазов…

– Да нагнись же ниже.

Хрипловатый мужской голос вывел из состояния прострации.

– Куда ниже? Я ничего не вижу, – второй возмущенно протестовал.