Литмир - Электронная Библиотека

Итак… Что мы имеем? Русский турист тридцати четырех лет от роду прилетел отдыхать во Вьетнам с женой Анькой…

На этом месте в горле появляется подозрительный ком. Анькой… Неправильно я начинаю собирать этот пазл, ой как неправильно… Она там, наверное, в истерике сейчас бьется, все глаза выплакала…

Стоп. Опять не пойдет! Там – это где? Если я здесь, в начале двадцатого века, то она даже не родилась… А я? Тоже, получается, еще не родился?!.. Тогда какого лешего я тут делаю-то? Опять все не так!

Перед глазами немедленно возникает колоритный образ профессора из «Назад, в будущее». Презрительно осмотрев меня глазами навыкате, тот важно гундит фразу финала трилогии: «Ваше будущее еще не написано. И ничье. Будущее такое, каким вы его сделаете сами. Так что старайтесь!»

Вот ненавижу я Голливуд… Но рациональное зерно в этих словах присутствует.

Итак, вернемся. Каким-то невероятным образом, свалившись с катера во время морской прогулки, я очутился на флагмане русской эскадры, броненосце «Суворов». «Цусимой» Новикова-Прибоя, как и все мальчишки моего возраста, я зачитывался все детство и хорошо представляю историю эпопеи.

Эскадра направляется через Цусимский пролив, во Владивосток. В проливе она встретится с японской эскадрой, итог чего хорошо известен и описан: до Владивостока доберется лишь крейсер «Алмаз» с парой миноносцев. Еще несколько крейсеров, среди которых «Аврора», ускользнут и будут интернированы в нейтральных портах… Остальные либо уничтожены, либо сдадутся в плен. В частности, вот с «Суворова», на котором я в данный момент нахожусь, уцелеет человек тридцать, включая Рожественского со всем штабом… Их снимет миноносец… Не помню названия. И младший корабельный врач Матавкин, с которым я только что разговаривал, – однозначно не из числа спасенных. Учитывая его профессию, он – живой труп… Врачи при Цусиме оставались на кораблях вместе с ранеными… От этой мысли по спине пробежал холодок.

Какое он называл число? Второе мая?

Я задумываюсь.

Во Вьетнаме с утра было пятнадцатое. Через три дня у нас с Анькой обратный самолет. А сражение, кажется, произошло четырнадцатого, если не изменяет память. Или изменяет? Что-то не сходится. Либо время сделало небольшой зигзаг. Опять же – какая теперь-то разница?..

Ладно, вернемся.

Бессмысленно вожу пальцем по полоскам матраса. Одна полоска – палец уходит за голову, насколько хватает руки. Вторая – палец возвращается обратно вниз, опять до конца… Черт с ними, с полосками!

Итак, я здесь, на «Суворове». Плыву, или что там плавает в проруби, как говорят на флоте? Точно, не оно… «Иду» вместе с ним к трагической развязке. Если представить, что я вот так, валяясь в лазарете с «ером» на конце, «дойду» до Цусимского пролива, – вряд ли господин адмирал со штабом озаботится моим спасением. Ага, прибегает такой, значит, в разгар сражения… Вокруг снаряды рвутся, на борту полыхает с десяток пожаров, а он, значит: «Доставить мне немедленно того спасенного возле бухты Камрань! Без него никуда не поеду – и точка!»… А я такой выхожу весь красивый из лазарета – и нате вам…

Тьфу! Аж самому противно… Броненосец погибает, а я, значит, рвать когти?! И кто я после этого? Ну уж нет… Погибать-то, конечно, не хочется, да еще как… Вопрос заключается в следующем: а что я, собственно, могу сделать для спасения броненосца? А может, и не только броненосца? А, Слав?..

То ли в ответ на мой плевок, то ли здесь так полагается… В конце лазарета появляется усатый Федор, неуклюже держащий тарелку. Когда он приближается, в другой его руке обнаруживается и железная кружка.

– Откушайте вот… – осторожно размещая добро на тумбочке, буркает Федор. – Его благородие распорядились.

– Каша? – подозрительно принюхиваюсь. – А здесь? – показываю на кружку.

– Она самая. Здеся ром, – отвечает удаляющаяся спина.

Хм… Не слишком-то вежливо… С другой стороны, я здесь вообще – кто? Так что заткнулся давай и жри, пока дают.

Каша – она и в Африке будет оставаться кашей. Особенно если овсяная на воде. За минувшее столетие вкус ее ничуть не изменился, и вприкуску с сухарем я быстро уплетаю содержимое тарелки. Сухарь только… С трудом догрыз до половины. Надо было в роме размочить.

Делаю большой глоток – по телу моментально разливается приятное тепло. Ром тут что надо! Следующим движением приканчиваю чарку и опять ложусь, запихнув посуду под кровать. Вот теперь другое дело! Теперь можно и подумать. На чем я, кстати, остановился?

Значит, что мы можем сделать для спасения корабля…

Первый же пришедший в голову вариант гласит о том, что необходимо прямо сейчас бежать, стучаться в дверь каюты Рожественского, оголтело вопя на весь броненосец о том, что его ждет через пару недель. Допустим… Судя по описаниям того же Новикова-Прибоя, этот персонаж обладает настолько крутым нравом, что от меня места мокрого не останется. Так что немедленно прибуду обратно – в «Лазаретъ».

В лучшем случае – психушка и оставление здесь, опять же в лазарете, до берега. А поскольку такового не предвидится – до морского дна… Нет уж. Не пойдет.

Вариант два: дать знать Рожественскому о предстоящей судьбе. Например, письмом. В голове немедленно возникают строчки: «…И волею судебъ имею честь донести до Вашего превосходительства о томъ, что ведомая Вами эскадра будетъ неминуемо потоплена четырнадцатого мая сего года в Цусимскомъ проливе почти целикомъ. Оставшаяся же часть эскадры сдастся в пленъ японцамъ подъ мудрымъ руководствомъ адмирала Небогатова… В чем удостоверяю Васъ лично, инженеръ-электрикъ из города Томскъ Смирновъ Вячеславъ Викторовичъ…»

Представив, как позеленеет Рожественский после прочтения подобных строк, я моментально отбрасываю письменный вариант. «Вне всякого сомнения: психушка – лазарет – дно!»

Да уж, ситуация…

Полоски на матрасе разбегаются во все стороны… Мне кажется или их количество удвоилось?..

Вариант номер три: я честно признаюсь судовому врачу Матавкину во всем. Вчистую. К тому же у меня попросту отсутствует выбор. Деньги и паспорт – этого не спрячешь… Придется рассказать про участь эскадры, про его судьбу с броненосцем в том числе… Дальше, наверное, заходить не стоит, а то и до Ленина с революцией можно добраться. А вот про Советский Союз вообще заикаться не требуется… Лично я на его месте пристрелил бы того, кто мне поведает об этой части будущей истории. Особенно на ее начальном этапе, лет эдак через двенадцать…

Решено. Рассказываю Матавкину о недалеком будущем. После вместе решаем, что делать. Если он не пошлет меня к черту, конечно… Что весьма вероятно. Но мужик он вроде неплохой. Да и нет здесь плохих-то… Все они тут – герои. Я это наверняка знаю…

За иллюминатором смеркается. Темнеет здесь моментально, я это помню по отелю. Только что сияло солнышко – и на тебе, через полчаса темнота хоть глаз выколи. Тропики…

Закрываю глаза, делая зевок с опасностью челюстного вывиха. Цусима, броненосец… Ленин, Горбачев… Хрущев, держащий над головой кукурузину… Подождет все.

Проваливаясь в глубину морского дна, отключаюсь. Последнее, что вижу, – это Леонид Ильич, грозящий японцам ракетой «Союз»… Дорогой ты наш… Шум машин корабля превращается в овацию. Сплю…

Бывает ощущение, когда даже сквозь сон ты чувствуешь на себе чей-то взгляд. Спишь вроде бы, а сквозь сон понимаешь – смотрит. На тебя. Не самое приятное чувство на свете. Хочется поскорее избавиться от него, да никак не получается. Лежишь и мучаешься: то ли это тебе снится, то ли рядом кто-то есть. Вот и я сейчас не могу прогнать неприятное напряжение.

Открываю глаза – точно, так и есть. На соседней койке сидит коллежский советник Аполлоний Михайлович. Сидит и глядит.

За иллюминатором давно или нет, но уже стемнело. Под невысоким потолком тускло светит несколько лампочек. Каждая ватт на двадцать, не больше.

– Хреновато у вас здесь с освещением… – Я резко сажусь и по привычке начинаю искать глазами одежду. Одежды нет, и я потуже запахиваюсь в порядком уже надоевшую простыню. Долго мне еще здесь Аполлоном ходить?

3
{"b":"571788","o":1}