Утром 21 января, вместе с охраной на УАЗ-469 я с трудом, но пробился к зданию военной контрразведки в другом конце города. Двигались на максимальной скорости, смешиваясь с гражданскими машинами, так как в различных местах слышалась стрельба, а вдоль улиц ходили отдельные граждане, подозрительно придерживающие отвисающие полы пальто. Прибыв, прошёл внутрь здания, по коридорам которого деловито сновали сотрудники ВКР. Напротив парадной лестницы у центрального входа, за мешками с песком грозно торчал крупнокалиберный пулемёт. Доложил полковнику Ю. А. Гуще обстановку, свои силы и средства, дал полученную оперативную информацию и высказал предложения по организации взаимодействия. Узнав, что со мной с ОМСДОН прибыли семь оперативников, Юрий Андреевич сказал: «Пора налаживать взаимодействие в деле. С завтрашнего дня включим Ваших работников в график дежурства по Управлению». На мои сомнения в целесообразности этого, так как часть останется в боевой обстановке без оперуполномоченного, полковник Гуща довольно резко оборвал меня, заявив: «Вы только недавно прибыли, а мои люди выбиваются из сил из-за напряжённой работы. Некому подменить. Так что выполняйте распоряжение. А оперативные сведения передайте в информационно-аналитическую группу (ИАГ)». Не стал спорить и зашёл в кабинет, где располагались сотрудники ИАГ. То, что увидел – потрясло. На сдвинутых нескольких столах, свисая на пол, простиралась огромная, метров на пять, карта-схема почасовой оперативной обстановки. Трое или четверо, офицеров, пыхтя, заполняли эту «портянку». Спросил: «Кому сдать информацию?». Кто-то переспросил: «А что там у тебя?». Ответил: «Да, так… Адрес одного из штабов боевиков НФА и места хранения их оружия». Сказали, чтобы положил в кипу бумаг на окне.
После обеда удалось собрать весь вверенный мне оперативников на летучку. Большинство из них, не дожидаясь каких-либо указаний, уже активно вели работу в частях и окружении. Договорились, что наиболее важную информацию, требующую подключения основных сил и средств контрразведки, они будут передавать мне. По текущей информации, решение по которой смогут принять командиры на местах, работать в тесном взаимодействии с ними. Как основную задачу перед сотрудниками поставил – своевременное выявление в окружении групп и лиц, занимающихся шпионажем и ведущих подготовку к вооружённому нападению на личный состав обслуживаемых частей. Ну и конечно, получение информации о местах дислокации штабов и баз НФА, «схронов» с оружием и боеприпасами. В заключение, обратил внимание на возможные попытки захвата боевиками заложников из числа военнослужащих дивизии. Особенно тех из них, которые будут пытаться самовольно выходить из расположения частей в магазины[28]. Вечером опять из ГДО связался с полковником Паршиным, а затем по «ВЧ» вышел на генерал-лейтенанта ДА. Лукина и, доложив обстановку, обратился с двумя предложениями. Во-первых, попросил отменить распоряжение полковника Гущи о назначении оперативного состава ОМСДОН для дежурства по Управлению. Объяснил, почему это нецелесообразно. Во-вторых, для более быстрого реагирования на получаемые сигналы, предоставить мне возможность информировать не только штаб, возглавляемый Гущей, но и главный координационный центр Комитета в здании КГБ Азербайджанской ССР. Дмитрий Алексеевич согласился с моими доводами и сказал, что сам об этом позвонит полковнику Гуще. В этот же вечер наконец-то удалось дозвониться по междугородней связи себе домой, где конечно за нас переживали родные и близкие. Трубку подняла дочь – Татьяна, которая с радостным криком: «Мама! Мама! Папа звонит!», тут же передала её моей супруге – Нине Вячеславовне, также офицеру КГБ. В период ещё прежней пограничной службы на Дальнем Востоке и Камчатке она была для меня верным тылом, выдержав все испытания землетрясений и ураганов этого сурового края. У пограничников в отношении наших жизненных подруг родился и поныне живёт девиз: «Жёны пограничные – жёны необычные!», в тостах, поднимаемых в числе первых. Кратко переговорив, и чуток успокоив жену, пообещал звонить чаще. После этого позвонил полковнику Гуще, которого на месте не застал. Трубку снял знакомый мне подполковник из Главка. Тот дружески советовал завтра подъехать и сгладить отношения с полковником Гущей, который здорово осерчал на мой звонок генерал-лейтенанту Лукину и попытки избавиться от дежурств.
22 января уже привычным маршрутом добрался в УВКР и зашёл в ИАГ для передачи новой информации. К удивлению увидел, что мои предыдущие справки, среди которых были и довольно значимые, до сих пор даже в «портянку» не включены. С возмущением спросил: «Слушайте! Здесь же информация, по которой надо сразу меры принимать! Почему не включили в свой «талмуд?». Старший офицер с раздражением ответил: «Нам главное три раза в день доложить в Москву по обстановке, а детали – это потом!». Тут до меня дошло, что правильно сделал, когда попросил у генерала Лукина разрешения информировать параллельно и главный штаб КГБ в Баку. В это время в ИАГ заглянул полковник Гуща и, увидев меня, предложил зайти к нему в кабинет. Зная трудности со снабжением командированных куревом, я привёз с собой блок популярных сигарет. Вошёл к Гуще со словами: «Юрий Андреевич! Это от нашего отдела Вашему Управлению», передал ему по военным временам ценный презент. Не думаю, что это повлияло, но мудрый руководитель не стал меня разносить за «инициативы», а попросил подробнее доложить возможности отдела в реализации получаемой информации. Проговорили минут двадцать и, на мой взгляд, полковник Юрий Андреевич понял и одобрил наши предложения по более эффективной организации работы в тех условиях[29].
Оружие, патроны, сигнальные ракеты, большие деньги, изъятые в штабе НФА
Весь день, как в калейдоскопе прошёл в реализациях валом поступающих сигналов по действующим в зоне ответственности боевикам НФА, их базам и местам складирования оружия. Стрельба в городе не прекращалась, иногда переходя в ожесточённую пальбу. В большинстве случаев с убывающими оперативными группами ОМСДОН следовали, обслуживающие их опера. Если капитан Калугин и ряд других, более опытных сотрудников не суетились и не пытались брать на себя не свойственные им функции, то «молодёжь» рвалась в бой. В этот день, на одну из операций от отдела со своей спецгруппой был направлен А. В. Литвиненко, который уже успел отличиться, добыв оперативным путём значимую информацию в отношение одного из лидеров НФА Юсифа Самеда-оглы. С группой сотрудников мы вышли его проводить, но стали свидетелями комической сцены. Будучи старшим, на переднем БТР, Александр Вальтерович сидел верхом на командирском люке и отдавал распоряжения, но, забыв выключить связь шлемофона. Он и не подозревал, что его вроде негромкие команды из-за шума рации, превращались в «ор на всю округу». Побледневший капитан Калугин только и вымолвил мне: «Ну, всё! Александр Михайлович! Я больше не выдержу!». Но в истории 2 МСП уже был аналогичный казусный случай. Поэтому, подбежав, я жестами приказал Литвиненко снять шлемофон и объяснил, что распоряжения окружающим надо отдавать, отключая связь. Тот поблагодарил и через мгновение убыл к месту спецоперации. Мне же, для поддержки его престижа, пришлось рассказать Калугину и рядом стоящим офицерам про маленькое «ЧП» в 1983 году во время показных занятий для Министра внутренних дел СССР. Сейчас не помню, кто тогда был Министром (предположительно уже назначенный Андроповым для чистки милиции Федорчук), но на плацу 2 МСП ОМСДОН в две шеренги выстроились все министры ВД союзных и автономных республик, а также высшее руководство внутренних войск. Около сотни генералов с благоговейной почтительностью и в мёртвой тишине слушали теорию по обеспечению безопасности нашего государства. Метрах в тридцати от них на главной аллее стояла колонна БТР с Оперативно-войсковым отрядом (ОВО) – резервом МВД СССР, в состав которого входили и «краповые береты» УРСН. Руководил ими начальник штаба 3-го батальона майор В. И. Булатов, который также в шлемофоне с включенной радиосвязью отдавал последние распоряжения. И вдруг! Он заметил, что передовой БТР заглох и водитель вылез из него, чтобы разобраться в причине поломки. Но ведь уже офицер-распорядитель отдал отмашку к минутной готовности!?! Забыв о включённой и шумящей в наушниках шлемофона рации, Булатов на знаменитом русско-народном и спецназовском мате, в звенящей тишине плаца завопил диким голосом водителю: «Сынок! Нецензурная брань (НБ)! Через секунду, чтобы…. (НБ) «борт» завёлся! Иначе вместе со своим взводным отправлю в бессрочную ссылку в…. (НБ)!». Трудно поверить, животворящий мат или что другое помогло, но буквально через мгновение БТР «ожил». А в это время на плацу стояла остолбеневшая толпа генералов вместе с Министром, которая пропустила через себя этот матерный «залп». Очнувшись, Министр подозвал к себе помощника и отдал ему команду привести майора Булатова. Ничего, не подозревая, тот подбежал без гермошлёма к Министру, и, доложив о прибытии, готовился получить команду на начало действий ОВО. Однако вместо этого на плацу прозвучало: «Равняйсь! Смирно! За нецензурную брань, объявляю майору Булатову выговор!»[30]. В шоке, ничего не понимая, майор Булатов машинально ответил: «Есть, выговор» и строевым шагом вернулся к колонне. Узнав о происшедшем, офицеры ОБО в целях выручки уважаемого ими начштаба, так «завели» личный состав, что те на одном дыхании сверх отлично отработали «показуху»! Чтобы там не говорили о крутости тех времён, но после учений во время застолья в ГДО комдиву удалось смягчить гнев Министра, довольного учениями и готовностью ОБО. «Выговор» с майора Булатова снимут, он поступит и успешно закончит Академию имени М. В. Фрунзе. Кстати, и Литвиненко, вернувшись с успешно проведённой операции, привёз задержанных боевиков и трофеи в виде изъятого у них оружия, прокламаций, печатей и даже флага НФА.
