Карин выругалась, штатные синигами не спешили появиться в поле зрения или хотя бы в зоне покрытия датчика. Поставив на заметку лично познакомиться с проводником душ Йокодзамы, Куросаки вернулась к своим баранам. То есть "сусликам". Пока пустые продолжали пребывать в заторможенной фазе, рубить их было не то, чтобы сложно, но муторно. Да и сил брало немерено: как будто их костяные маски были бронированными. Сначала Карин в несколько ударов разбивала в маске трещину, затем, вставляя туда меч, раскурочивала их окончательно. Левая рука при каждом ударе отдавала болью до самого позвоночника, что тоже не добавляло силы и удовольствия. Три монстра спустя халява кончилась – те снова пришли в состояние повышенной активности и ловкости. Синигами запрыгала и закрутилась, уворачиваясь.

Призвать шикай в таком состоянии представлялось затруднительным прежде всего потому, что меч с цепью – это, скорее, двуручное оружие, а Куросаки ранена, эффективно использовать его она не сможет.

На счастье брюнетки, наконец, подоспела подмога. Синигами молодой, худой, как щепка, с копной тёмных волос, в развороте плеч с ним бы поспорила даже Куросаки. По типажу больше похожий на Ханатаро – та же вечно виноватая непосредственность. Рейацу тоже не ощущалась, во всяком случае, не в том объёме, так что большой помощи Карин от него не ждала. Разве что сейчас он обоерук.

Тем не менее, синигами смог отвлечь на себя пустых и дать Куросаки передышку. За это время Карин успела пообщаться с дзампакто. Теперь повторить бы, что она сказала, и выдержать нужный напор рейацу.

– Сиппудзинрай!* – и взмах катаны "бабочкой".

Крылья обрели плотность, и вскоре вырвавшийся на свободу дракон, буквально сотканный из грозовых разрядов, вихрем промчался по полю боя. Эта атака чем-то походила на Дзюн Ходен, которую Карин уже имела удовольствие использовать. Дракон кинулся к ближайшему пустому, сорвав когтями маску, затем, не снижая темпа, к следующему, метнулся в одну сторону, в другую, и истаял, оставляя за собой голубой шлейф духовных частиц, которые совсем недавно были жуткими монстрами и их жертвами.

Карин в бессилии упала на колени на бетонную поверхность крыши высотки, с которой запускала дракона. Она лишь бросила сердитый взгляд вдогонку синигами, который, одарив её таким же взглядом, молча умчался прочь. Видать, на поиски разбредшихся пустых. Что ж, скатертью дорога. Поколдовав немного над рукой, Куросаки тоже засобиралась к месту ночёвки.

Это было странно, но Карин думать об этом было некогда. Нужный дом и, главное, нужное окно синигами нашла каким-то внутренним чутьём, хотя была абсолютно без сил. Истратив почти всю рейрёку на дракона и все её остатки на собственное лечение, она передвигалась на чистом упрямстве, спотыкаясь об парапеты и другие технические постройки на крышах. Несмотря на глубокую ночь, если не сказать, близящееся утро, такой большой город, как Йокодзама, спать не собирался, а потому крыши были не только прямой, но и куда более безопасной дорогой.

Ввалившись через окно, Карин спрыгнула со стола и, подняв голову, замерла с отвисшей челюстью. Картина маслом "Не ждали"*. Глаз Куросаки нервно дёрнулся, на лице появился оскал, зубы скрипнули.

На полу одиноко зяб расстеленный футон, в то время как Хицугая лежал на кровати, прижимая к себе тело брюнетки.

– Я. Его. Убью, – со всей ясностью поняла синигами, но поскольку это прозвучало вслух, непоправимого удалось избежать.

– Вас долго не было, Карин-сама.

Куросаки резко обернулась на голос, не забыв положить ладонь на рукоять катаны.

– Тоширо-сама очень беспокоился, – голосок призрачной девочки был уверен, а взгляд невинен. Карин ещё раз недоверчиво оглядела нежданную защитницу. Вроде и не обычная душа – цепи на ней не было, но кто тогда? Впрочем, она видела её и раньше около Тоширо, может, и ничего страшного. Дальше игнорируя духа по своей неизжитой привычке, Карин прошла в душ, смывать пот и кровь, а когда вернулась, девочки уже не было.

Пожав плечами, Куросаки подошла к кровати, со вздохом уперевшись руками в постель вокруг парня, и, перемахнув через него в едином прыжке, рухнула в собственное тело. Через несколько секунд, дождавшись, когда организм придёт в себя после летаргического сна, Карин поняла две вещи. Она всё ещё была укрыта простынёй, которая ощущалась между ней и телом Хицугаи, а его нога, закинутая поверх её ног, придавливала небольшой тяжестью. А второе, это ощущение заботы и дома. И именно это ей и нужно, когда она будет возвращаться с ночных дежурств – кольцо любимых рук, в которых все тревоги отступают, и даже усталость проходит, а энергия души восполняется с поразительной быстротой.

Карин чуть повертелась, удобнее устраиваясь на плече Тоширо, почувствовала, как он будто расслабился, провела кончиками пальцев по чуть колючему подбородку, улыбнувшись воспоминаниям, и закрыла глаза, втягивая такой знакомый запах родного мужчины.

И вовсе под одеялом не жарко, даже вдвоём.

Проснувшись, Тоширо перевернулся на спину и какое-то время соображал, что не так. Потом всё-таки вспомнил: Куросаки! Но рядом никого не было, и надежды на то, что Карин не в курсе, в каком виде они провели ночь, пали прахом.

С кухни доносилась возня и запах жарившейся яичницы.

Хицугая вздохнул и встал. Есть в этом и хорошая сторона: если Куросаки не закатила истерику прямо в постели, значит, не так уж и сердится, и он напрасно беспокоился. Одевшись, Тоширо отправился на кухню.

Куросаки крутилась у плиты, обжаривая ломтики белого хлеба в яичнице-болтунье с какими-то приправами. Тоширо принялся переминаться у порога, соображая с чего начать.

– Доброе утро, – обернулась Карин с застенчивой улыбкой. Но осмотрев Хицугаю с ног до головы, заулыбалась шире. Слегка помятый, встрёпанный после сна, он походил на нашкодившего ребёнка, и Куросаки даже знала, как именно он нашкодил, но решила не помогать ему в этом. – Ты не против, что я тут похозяйничала? – подняла она бровь, закинув в рот кусочек отломанного хлеба. Тоширо помотал головой, растрепав белые волосы ещё больше. – Тогда иди умываться, завтрак будет скоро.

Тоширо снова тряхнул волосами и скромно удалился. Куросаки довольно хмыкнула: какой стеснительный, прям лапочка, и убрала сковородку с плиты.

Завтрак проходил в тишине, хотя её нельзя было назвать напряжённой. Тоширо размышлял, что в действительности почувствовала женщина, проснувшись в обнимку с ним, хотя засыпали они порознь. Карин мучительно соображала, что сказать Тоширо, и что делать со своими чувствами, отмахнуться от которых никак не получалось. Вряд ли она найдёт кого-то лучше Хицугаи, с ним ей было безмятежно, хотя стиль её жизни мирным не назовёшь.

– Тоширо. Я хотела сказать тебе спасибо, – Куросаки осторожно поставила кружку с кофе на стол, придерживая её обеими ладонями.

– Эм, за что? – опять не понял логики брюнетки Хицугая.

– Ну, хотя бы за то, что не вызвал скорую и не закатил истерику, – Карин виновато опустила глаза. – Понимаешь, – продолжила она, – у меня бывают такие приступы, похожие на летаргию. Периодически, чаще ночью. Обычно, они быстро проходят.

– Это может быть опасно? Ты врачам показывалась? – обеспокоился Хицугая.

– Жить вообще опасно, – с саркастической ухмылкой заметила Куросаки, – и за мной наблюдают. Ничего страшного.

– Я имею в виду, какова вероятность… – он сглотнул, – умереть вот так, во сне?

– М, меньше, чем быть сбитой машиной, – Карин старалась держаться беспечно. Такое беспокойство со стороны Тоширо напрягало. Вообще, этот разговор нравился ей всё меньше, получался такой комок лжи, что распутать его в дальнейшем будет весьма проблематично. Да и будет ли это дальнейшее? Сейчас Карин опять сомневалась.

Она сделала глоток кофе и посмотрела в окно. За стеклом просыпался город. Прямо напротив возвышались такие же многоэтажки, в просеет между которыми виднелся кусочек порта. А чуть наискосок находился тот самый парк, открывая довольно большой обзор на город и небо. Вдалеке, практически по воздуху, проскакал пустой, похожий на жука. Следом прыгала фигурка синигами, раз в пять меньше монстра, но с неизменным мечом наголо.