– Я удивлен, что вы не ищете отговорок для Снейпа и не пытаетесь оправдать его поведение.

– Несмотря на распространенное мнение, Гарри, я не всеведущ и не в курсе всего, что происходит в этих стенах. Я всего лишь человек. Множество вещей проходит мимо моего внимания. Как бы то ни было, полагаю, профессор Снейп готовится покинуть школу или уже её покидает. Несмотря на все мои усилия попытаться вас примирить, похоже, у меня ничего не вышло.

– Я презираю эту жалкую пародию на человека.

Дамблдор, чуть наклонив голову, садится на свое место и жестом предлагает мне присесть напротив его стола.

– Да, я заметил. Я также заметил, что твоя ожесточенная ненависть усилилась с тех пор, как в этом году ты вернулся в школу. Я знаю, что вы никак не пересекались с ним летом, и не могу найти этому объяснения. Я надеялся, что ты сможешь меня просветить.

– Что вы хотите от меня, директор?

– Достаточно правды, – буравит он меня глазами, и я ощущаю легкий щуп легилименции. Отразив его, замечаю на лице старика проблеск удивления, а за ним и одобрения.

– Поразительно, Гарри. Ты продолжаешь меня впечатлять.

– Стараюсь.

– Ты ведь не против мне кое-что рассказать…

– Я уверен, что Снейп вас предаст. Он служит свету без всякого на то желания.

– Скажи на милость, откуда ты это взял?

– На нем висит долг моей семье. Именно долг вынудил его поменять стороны в конфликте и защищать семью Поттеров. Это, да плюс ещё его нездоровое увлечение Лили Поттер.

– Вижу, что Сириус повлиял на твое впечатление о событиях прошлого.

Бросаю взгляд на Сортировочную Шляпу. У голема скрещены руки, и Шляпа легким кивком поддерживает меня.

– Боюсь, это мой собственный вывод. Должен признаться, я солгал. Столкновение с дементорами отнюдь не открыло во мне какой-то новой силы. Однако оно освободило воспоминания, запертые в моей памяти.

Дамблдор подается вперед.

– Воспоминания? Кому они принадлежат?

– Джеймсу Поттеру. Абсолютно все. Его жизнь и даже его смерть.

– Понятно. Прости, но я прошу тебя предъявить доказательства.

– Я дам вам посмотреть два воспоминания. Первое – о том, как вы с Джеймсом обсуждали в этом кабинете пророчество. Второе – последние секунды попытки сражения Джеймса Поттера с Риддлом. Этого будет достаточно?

– Действительно. Похоже, ты серьезно обдумал свой выбор.

Качаю головой.

– Первое показывает степень моих знаний, и так как присутствовали только вы с Джеймсом, вы сможете сравнить их с вашими собственными воспоминаниями. Этого должно быть достаточно, чтобы поверить мне. Второе показывает, что я знаю, против чего я вынужден сражаться. Несмотря на все свои навыки и умения, Джеймс Поттер не продержался и минуты против Риддла на поле битвы, выбранном им самим. У меня сила сына, защита крови матери и память отца. И даже этого может быть недостаточно.

***

– Стоит ли всё ещё называть тебя Гарри?

– Имя не хуже прочих. Поменяй его сейчас, и люди насторожатся. Если вы посмотрите на карту, то увидите – она показывает мое имя полностью. Мародеры подобного не задумывали.

Директор соглашается.

– Ты оказался в крайне интересной ситуации, Гарри. Можно только предполагать, что произошло бы, если бы профессору Локхарту удалось его заклинание. Он мог бы пожать бурю. Я пришел к заключению, что именно из-за пророчества ты намеревался держать меня в неведении?

Мне и в голову не пришло подумать о возможных последствиях столкновения с тем позером. Что касается вопроса, этого отрицать нельзя.

– Вы могли бы быть со мной откровеннее на первом либо на втором курсе – да в любое до настоящего момента время. С моей точки зрения, вы этого не заслужили.

– Даже после событий в конце прошлого года я не полагал, что ты готов. Том жаждет получить новое тело, но он все еще расстроен и ему недостает сил и средств. Я просто ждал, когда ты повзрослеешь, и надеялся, что до этого ты будешь наслаждаться оставшимся детством. Искренне хочу сказать: слово «вина» определяет последние два десятка лет моей жизни. Мне стыдно, что я не смог спасти Джеймса и Лили, как и многих других погибших, что я не смог сделать больше, чем оставить тебя с твоими родственниками, что меня обманул Квиррел, ввело в заблуждение воспоминание из дневника, и что я приговорил Сириуса на годы в руках дементоров. Время доказало, причем самым болезненным образом, что я несовершенен. Когда я победил Геллерта, мой мир был гораздо конкретнее, я был героем среди героев, и меня сочли целесообразным возвысить, сделав лидером. В конце концов, кто я такой, чтобы стоять на пути своего величия? После многих лет борьбы с моим заблудшим другом я полагал, что заслуживаю такую награду. Смирение, Гарри, – если и есть что-то в этой жизни, чему я могу тебя научить, так это смиренно оценивать свои решения.

После подобного признания даже не знаю, что сказать. А вот Шляпа, как обычно, не теряется:

– Вечно ты мягкосердечен, да, Дамблдор? Это твоя величайшая слабость.

– Именно это и делает меня человеком, и я предпочитаю видеть в этом достоинство, Шляпа. Не хотелось бы воспринимать мир по-другому.

– Это убьет тебя! – чуть не плюется Шляпа. – Знаешь ли ты, за сколькими из твоих предшественников я наблюдала – теми, которые были уверены в своих силах, опьянены человеческой добротой, – и которые, тем не менее, все равно умерли? Эта бесполезная дырка, а не целитель, Дервент, игнорировала свою болезнь, чтобы «закончить год – ради детей», и умерла за этим столом в луже собственных телесных жидкостей. Хельга похлопала меня по полю и велела не ждать, а сама отправилась развлекаться – заключать мир с гигантами и гоблинами. Через два дня её голова прибыла обратно – на пике. Вы, бурдюки из плоти, сменяете друг друга, но ничему не учитесь. Разве не так, Финеас?

Портрет одного из отвратительных предков Сириуса в ответ на слова Шляпы хмурится, а та зубоскалит:

– Этот чистокровный мерзавец провел последний год своей жизни, трахая старосту ради своего развлечения, теша свой член и понапрасну её обнадежив. Когда цыпочка осознала, что он не собирается предоставить желаемое и едва ли способен и дальше её трахать, она заманила его в лес, напоила и живьем сняла с него кожу.

Дамблдор прочищает горло.

– Спасибо за очаровательный исторический экскурс, но хотя в этих старых костях осталось не так много жизни, всё-таки умереть я ещё не готов. Гарри, мы должны решить, что делать дальше. Правила этого турнира запрещают мне неприкрыто тебе помогать.

– Я вполне способен справиться с другими чемпионами.

– Да, теперь мне это вполне понятно, но клятвы запрещают мне напрямую помогать тебе готовиться к истинной задаче, пока турнир не закончится.

– Ценю ваше предложение, но, судя по воспоминаниям, я до сих пор ещё не достиг уровня Джеймса Поттера. Если говорить об моем теперешнем уровне, то можно сказать, что я почти достиг паритета – возможно, месяца через два смогу с ним сравниться и попытаюсь стать чем-то большим. Пока я не освою всё, что он когда-то знал, вы не сможете научить меня чему-то эффективному.

Он откидывается на спинку стула и расплывается в улыбке.

– Конечно, хотя насчет косвенной помощи ничего не говорится. Теперь, когда карты раскрыты, я могу попытаться искупить ошибки прошлого. Будем строить планы на то, что случится после окончания этого года.

***

Через несколько часов Дамблдор отпускает меня, и я спешу по коридору в гриффиндорскую гостиную. Мы пришли к соглашению. До конца года я справляюсь своими силами, но потом нам придется координировать наши усилия.

Если честно, не знаю, что думать. Я готовился к сердитому, далекому от раскаяния Дамблдору, типа «я делал то, что должен был, и ни о чем не жалею». Сидящий за столом усталый старик, глаза которого полны сожаления о выбранном им пути, меня беспокоит. Слова «я всего-навсего человек» крутятся в голове, пока я прохожу через портрет Полной Дамы в комнату, полную взволнованных и возбужденных подростков.