Изо всех сил пытаюсь не рассмеяться над её стенаниями:

– Вполне в его стиле. И что было дальше?

– Поднялся крик. Нижние палубы стало заливать. Сидевшие там четыре вампира и инфери освободились…

– Для чего им понадобились вампиры с зомби?

– Откуда, черт побери, мне это знать, Поттер? Поинтересуйся у них сам, если тебе так хочется это знать.

Флёр отвечает:

– Они использовали их в качестве мишеней для практики темной магии. Мой кавалер на Рождественском Балу полагал, что меня это впечатлит.

И я, и Булстроуд замираем и какое-то время на неё смотрим. Потом я задаю ей вопрос:

– Интересно, это самый странный способ закадрить девушку, который на тебе испытывали?

Она вздыхает:

– Нет. Были и хуже.

– Со мной бы сработало, – бормочет Миллисент.

– Тебе настолько в кайф встречи с немертвыми? – удивленно спрашиваю я и тут замечаю, что в крыло только что зашло несколько раненых учеников Дурмштранга. Поппи начинает их осматривать. Следовало бы ей помочь, но она до утра освободила меня от обязанности. Надо бы попытаться поспать, ведь утром состязание. Единственный чемпион, который в данный момент в форме, это Седрик.

– Нет! Я просто не против пойти на свидание, – говорит слизеринка.

– Значит, сходи. В замке куча парней.

– Я толстая и страшная. Не смей меня поучать, Поттер! – рычит она.

– Я и не поучаю. Если тебе не нравится своя внешность, измени её. Ты ведь ведьма. Свари пару-тройку зелий, найди какие-нибудь кремы, наложи на волосы чары. Маглы исправляют себе внешность с помощью хирургии – длинный и болезненный способ. А тебе ради такого же эффекта всего-то надо потратить пару галеонов или поискать какие-нибудь причудливые ритуалы.

– Панси сказала, что мне не стоит терять на это время.

– Ты теряешь свое время как раз на Паркинсон. Да ты просто дура, что вообще её слушаешь! Если тебе действительно интересно, свари старящее зелье. Посмотри, как ты будешь выглядеть в двадцать. Изменить внешний вид очень легко. Присмотрись к Афине Манос – увидишь, что под всеми этим кремами, бальзамами и чарами она довольно обычная.

Она качает головой:

– Такая внешность недешево обходится.

– Тогда научись делать кремы и накладывать чары сама. Я прав, Флёр?

– И да, и нет, – отвечает Флёр. – Сделай это, потому что этого хочешь ты, а не из-за парней. Ты обнаружишь, что в этом возрасте у всех из них есть собственные демоны – у них тоже меняется тело. Найди облик, в котором тебе будет комфортно.

– Легко тебе говорить.

Булстроуд увядает под раздраженным взглядом Флёр, когда та замечает:

– Никакие зелья и чары не прибавят тебе самоуважения, девочка. Это можешь сделать лишь ты сама.

Я уже забыл, какой Флёр бывает с теми, кого не знает. Решаю поменять тему – сейчас это будет как нельзя кстати:

– Слушайте, я был бы не против посмотреть воспоминание о случившемся на корабле в своем омуте. Ты не поделишься им со мной, Миллисент? Меня уже пытаются во всём обвинить, так что я был бы не прочь хотя бы насладиться шоу.

– Четыре галеона.

– Что-что? – и почему все ждут от меня денег?

– Если уж я собралась пробовать бальзамы для красоты, то хорошие стоят отнюдь не дешево. Четыре галеона.

– Я оплачу половину, Гарри. Мне тоже любопытно, – предлагает Флёр.

***

Воспоминание Булстроуд оказывается гораздо интереснее, чем я думал. Замечаю, как Флёр усмехается над творящимся безобразием. Крики картин на немецком, польском и болгарском смешиваются с воем висящих звериных голов. Я даже ощущаю легкое головокружение, когда корабль вдруг резко начинает крениться. Ещё круче испуганное выражение на лице Крама, пытающегося эвакуировать всех с камбуза на главную палубу – это выражение человека, осознающего, что он в полном дерьме.

Вижу Афину вместе с двумя её телохранителями, и меня грызет совесть. Во время турнира она, в общем-то, вела себя по-человечески и действовала в моих интересах, когда я был на борту.

С другой стороны, она отделалась лишь легким испугом, а мне не повезло оказаться в шине. Так что ещё вопрос, кто пострадал.

– Слишком уж сильно ты наслаждаешься зрелищем, Гарри, – говорит Флёр со своим извечным сарказмом.

– И кто это из нас, интересно, втайне желал вернуться и вновь и вновь смотреть на то, как те сучки-вейлы кричат от ужаса?

Она отводит взгляд в сторону, чтобы спрятать улыбку. В искусственной реальности омута памяти я двигаюсь нормально. Инстинктивно уворачиваюсь от пылающего полена, сломавшего руку Булстроуд, чем предоставляю Флёр очередной повод для смеха.

– Ты говорил с девочкой о старящем зелье так, как будто у тебя есть в этом деле определенный опыт.

– Я прекрасно представляю, как буду выглядеть в двадцать. А что, ты полагаешь, если я буду выглядеть старше, то общество с большим снисхождением отнесется к бравому чемпиону и его прекрасной девушке?

– Ты ещё не выиграл, Гарри Поттер. Очень может быть, что сверху завтра окажусь именно я…

– Да ладно?

– … по очкам. По турнирной таблице, идиот!

Она уже пытается понять, как работает мой ум. Засмеявшись, тут же меняю тему беседы, чтобы сбить её с толку.

– Расскажи мне что-нибудь о себе, Флёр.

– Что, вот прямо здесь и сейчас? – она удивлена, но в хорошем смысле слова.

– Почему бы и нет? Подслушать нас никто не сможет. В омуте не хватит места для ещё одного человека, а воспоминание, если что, просто будет проигрываться сначала. Не знаю, как ты, а я здесь отлично провожу время.

– Ты первый. Расскажи что-нибудь, чего я ещё не знаю о Гарри Поттере.

– Я навещал Эйми во Франции. И проговорился ей, что это я был месье Вилорогом.

– Так она знала! Потому и приставала ко мне!

Когда воспоминание начинает проигрываться сначала, и все снова оказываются за столами, меня несколько дезориентирует. Флёр замолкает, чтобы посмотреть, как я ругаюсь с Крамом и пускаюсь за ней вдогонку. Надо будет поблагодарить Булстроуд за то, что включила и этот момент.

– Ага, но я заставил её пообещать, что она сохранит тайну. Я сам хотел тебе рассказать. Можно было бы вместе навестить её и повеселиться. Я мог бы войти первым в мантии-невидимке и начать спрашивать у неё совета, как пригласить тебя на свидание, а тут в это время появишься ты.

Флёр с любопытством спрашивает:

– И когда ты планировал мне рассказать?

– Я хотел подождать – вдруг ты снова пожелаешь подойти ко мне и пригласить на свидание? Затем планировал сходить на свидание-другое, выяснить, подходим ли мы друг другу, и только потом рассказать. На первом свидании? Нет уж, о таком на первом не говорят; если только вынужденно, как сегодня вечером. Кстати, спасибо за тот вечер с Чарли Уизли и с тем другим парнем. Именно это убедило меня, что тебя надо узнать получше. У тебя доброе сердце, – замолкаю я на некоторое время. – Да и всё остальное не хуже.

Вот это да! Я только что заставил её покраснеть.

– После Рождественского бала Эйми продолжала предостерегать меня на твой счет. Она сказала, что ты бесстыдно флиртовал; только ей казалось, что она сумела поставить тебя на место, как ты изрекал нечто такое, чего в жизни не скажет подросток, и оставлял её безмолвной. Теперь я понимаю, что она подразумевала. Трудно поверить, насколько поменялось мое мнение о тебе с начала турнира.

– Я могу прокрутить здесь это воспоминание, – предлагаю я. – Над ним можно неплохо посмеяться.

Флёр, покачав головой, отказывается:

– Нет. Я не против как-нибудь вновь взглянуть на гонку на метлах с твоей точки зрения, но среди малознакомых людей часто язвлю. Не хочу вновь на это смотреть, – она тоже делает паузу. – Я просто подумала тут кое о чём… Мне казалось, закон требует, чтобы такие способности, как анимагия, были зарегистрированы. Одно я скажу тебе однозначно: если ты не желаешь, чтобы об этом было известно всему свету, Габриэль лучше ничего не говорить. Она не умеет хранить тайны.

В её голосе – недовольство старшей сестры.